Кодовое имя: Отаку

Прошло чуть больше десяти лет с тех пор, как Долина стала новым домом для тех, кто выжил. Я видел, как зарождались фракции, как простые выживальщики становились фанатиками, охотниками, торговцами, бойцами. Видел, как одни строили, другие грабили, третьи исчезали бесследно. И всё это время рядом были только пыль, металл и рев мотора.

Мир изменился. Законы больше не писались чернилами — их вырезали на броне, выкрикивали с перекрёстков в прицельную оптику, продавали за канистру топлива. Каждый выбирал свою истину. Я выбрал одиночество. Я выбрал тишину. Я выбрал жизнь, в которой уцелеют только воспоминания и сталь.

Меня зовут Отаку. Никто уже не помнит, что это значит, и я не объясняю. Кто-то думает — это позывной, кто-то — номер из списка. Пусть так. Главное — не имя, а путь. Путь, где нет места доверию, где выживание — результат расчёта, а не милости.

Манга и фигурки аниме — всё, что у меня осталось. До катастрофы я собирал их как хобби. После — как смысл. Порядок, уцелевший вопреки хаосу. Пластиковые герои не задают вопросов. Не предают. Не исчезают во сне. Они просто есть. Улыбки, застылые в моменте. Эмоции, которые невозможно сломать выстрелом. Я держусь за них — за то, что не поддаётся разрушению. Некоторые называют это безумием. Пусть. Пусть называют как хотят. Они сражаются за воду, я — за память.

Я никогда не искал войны. Я искал образ. Я искал силу прошлого. Но чтобы сохранить красоту, нужно уметь убивать. Это правило, которому учишься с первого выстрела. Каждый, кто хотел отобрать у меня хоть одну страницу, получил свою долю свинца. Я не горжусь этим. Но и не жалею.

Первый мой боевой выезд был на машине, собранной из металлолома и отчаяния. Кабина Джаннаби, пара нестабильных аккумуляторов, самодельный пулемёт. Она не ехала — она ковыляла. Но именно на ней я впервые выжил под обстрелом. На ней же я впервые понял, что выживание — это инженерия. Не просто мощь, а точность, настройка, симбиоз человека и машины. С того дня я начал записывать каждое улучшение, каждую поломку, каждый выстрел. Это стало моей второй мангой — хроникой стального тела.

Иногда на стоянках я встречал одиночек. Большинство держались настороженно, но были и те, кто хотел поговорить. Один рассказал, как в старом архиве на севере можно найти чертежи экспериментальных турелей. Другой продал мне обрывок бумажной инструкции к беспилотникам. Я собирал их слова, как собирал страницы. Из этих обрывков и сложился мой путь. Не из доверия — из прагматизма.

История с Кео разделила мою жизнь надвое. Он казался таким же, как я — знающим цену вещам, ценящим эстетику старого мира. Он говорил правильные слова. Мы отправились за редкой находкой — якобы склад с оригинальными фигурками, запечатанными, нетронутыми. Координаты были точны. Обстановка — подозрительно спокойной. Он предложил проверить периметр и исчез. Я остался. А потом — понял. Сканеры засекли движение. Не артефакты. Люди. Засада.

Я ушёл. Прятался, петлял, пока не нашёл запертую дверь в глубине склада. Старую панель я вскрыл вручную, подключив питание от резервной линии. За дверью был ангар. Там — забытая машина. Кабина Джаннаби, двигатель, броня. Потребовалось немного времени, чтобы привести её в чувство. Я вырвался под свист пуль, сквозь пыль и бетон, пока позади не осталась только тень предательства. Я не обернулся.

Машина везла меня по Пустошам долго. Мы прошли многое: бои, бурю, заглохшую топливную станцию, бойню у заброшенного аэродрома. Я учился. Менял детали, усиливал броню. Участвовал в рейдах с одиночками, иногда — наёмником в сопровождении караванов. Я слышал истории, где фигурки использовались как амулеты, как плата за жизнь. Люди делали с ними что угодно. Я забирал. Я спасал. Для них — безделушки. Для меня — святыни.

Но в один из рейдов двигатель не выдержал, корпус развалился под обстрелом. Я выжил. Машина — нет. Меня подобрал Синдикат. Трое в масках. Без слов. Без знаков. Просто жест — «садись». Я сел.

Они не задавали вопросов. Только сказали: "Собираешь технику? Значит, будешь с нами". Так я оказался в их рядах. Не среди друзей — среди тех, кто действует. У них нет места сантиментов. Только цель. Только работа. И я вписался.

Я принял их правила. Вшил нейроинтерфейс. Перешёл на их системы. Собрал новый бронемобиль. Кабина "Сатори". Двигатель "Гонитель". Пушка "Райдзин". Колёса "Титан". Радар "Доплер". Дополнительные баки с топливом — риск, но выгодный. Я назвал её "Оками" — волк, охотник, одиночка. Она стала продолжением меня. Я стал полезен. А Синдикат ценит полезных.

Я заработал на "Оками" не сразу. Первые деньги принёс риск. После одного из заданий по зачистке станции, я не ушёл вместе с отрядом, а остался изучать руины. Нашёл ящик — военный резерв. С виду ничем не примечательный, с облупившейся краской и ржавыми петлями. Но внутри — урановая руда. Герметично запакованная, тяжёлая, с чёткой маркировкой, которую я распознал не сразу. Его было немного, но достаточно, чтобы стоить очень дорого. Этой находки хватило, чтобы приобрести всё необходимое. Потом был контракт по сопровождению ученого, скрывавшего свою ценность. Он платил чётко, молча и в валюте, которая ещё что-то значила. Так я и собрал "Оками" — шаг за шагом, деталь за деталью. Всё искал сам. Ничего не взял у фракции даром. Каждая пластина брони прошла через мои руки. Каждый кабель — я вплетал сам. Это не просто машина. Это — труд. Это — я.

Связь с Синдикатом не похожа на дружбу. Это не братство, не союз, не идеология. Это — функциональность. Ты действуешь — тебя снабжают. Ты замедляешься — тебя забывают. Здесь нет признания, но есть уважение. Холодное, немое, но настоящее. Я чувствую его, когда прохожу мимо баз, когда в терминале не стирают моё имя, когда от меня ждут завершённых задач. Я стал частью системы, которую не нужно понимать — только исполнять. И я исполняю.

Заработок в Синдикате бывает разный. Чаще всего — это рейды. Их названия давно стали частью лексикона выживших: "Война за огонь", "Похищение данных", "Прорыв периметра", "Оборона рубежа", "Последний конвой", "Бей и беги!", "Угнать за пару минут", "Стальная колыбель". Каждый из них требует подготовки, скорости, точности. Платят не деньгами. Всё — в ресурсах: металл, редкие сплавы, электроника, топливо, модули от разобранных дронов. Бывает и чертёж, если сильно повезёт. Всё это — ходовой товар.

Ресурсы долго не задерживаются. Я сразу сортирую добытое: часть продаю на рынке, часть оставляю у себя в тайнике — на будущее, на обмен, на коллекцию. Остальное пускаю на создание новых деталей: перерабатываю, модернизирую, комбинирую. Это — инвестиции в выживание. Из одного сломанного гироскопа можно собрать стабилизатор для тяжёлой турели. Из обломков брони — новую обшивку или экраны для радиационной защиты. Я не выбрасываю ничего. Утилизация — это мой способ выживания и мой метод прогресса.

Иногда встречаются заказы, где плата — уникальные детали, которых больше нигде не достать. Такие задания не единичны — чтобы получить нужное, приходится выполнять их многократно. Система работает хитро: заказчик всегда знает, как подогреть интерес. Каждое успешное выполнение приносит всё более ценную награду.

Мои контракты не фиксируются на бумаге. Только в деле. Только в стали. Только в результатах.Но даже в этой системе у меня есть "я". Уголок, где я дышу иначе. У меня есть тайник — бывший тоннель метро, заваленный обломками и скрытый от сканеров. Там я восстановил климат-контроль, провёл питание от солнечных панелей, настроил системы безопасности. Я оборудовал ложные проходы, оставил ловушки, и даже расставил голографические приманки, чтобы сбить с толку тех, кто забредёт случайно. Внутри — тишина. Стеллажи. Контейнеры с фигурками, аккуратно рассортированными. Манга, обёрнутая в пластик, чтобы не разрушилась от времени. Это — мой храм. Мой остров. Там я отключаю всё. Даже себя. Там я снова вижу людей, которых когда-то любил. Пусть только через образы, но вижу.

Я провожу там часы. Иногда дни. Проверяю целостность упаковок, вношу заметки. Переписываю содержимое на резервные носители. Запускаю старые анимации, чтобы услышать знакомые голоса. У этих стен нет ушей. У этих героев — нет предательства. В этом месте я могу быть собой — не частью фракции, не бойцом, не коллекционером. Просто человеком.

Информацию о находках поставляет Грид. Никто не знает, кто он. Я не спрашиваю. Он — голос в эфире. Цифровой призрак. Иногда он ошибается. Иногда ведёт меня на грань. Но чаще — даёт шанс. Координаты, снимки, зашифрованные данные. Я следую за ними. Без ожиданий. Без иллюзий. Кто-то считает его мифом. Возможно, он — последняя душа в этом мире, что тоже верит в то, что стоит спасать.

Я чиню технику. Не за еду. За слухи. За редкие названия. За доступ к архивам, где может быть хоть обрывок страницы. Я не торгуюсь. Я обмениваю. В ходу всё — информация, энергия, детали. Но цена всегда одна — приближение к следующей находке. Иногда приходится платить больше. Иногда — собой.

Я не ищу врагов, но если кто-то встаёт на пути — "Оками" разбирается быстро. Я не жесток. Я просто не отвлекаюсь. Пламя, взрыв, тишина — стандартная последовательность. В Пустоши выживают те, кто действует первым. Я действую всегда.

Сегодня — юг. Говорят, в старом складе нашли ящик с неповреждёнными упаковками. Возможно, среди них будет новый том. Или фигурка из той самой линейки, которую я когда-то потерял. У Грида есть данные. Я уже получил сигнал. Координаты свежие. Они переданы напрямую в навигационный модуль.

Я подхожу к машине. Поверхность брони отражает небо, которого никто больше не замечает. Завожу двигатель. Проверяю модули. Все системы в норме. Горит зелёный индикатор на панели. Короткий импульс в нейроинтерфейсе. На экране высвечивается маршрут. Таймер — 47 минут до наступления темноты.

Я выруливаю на шоссе, где асфальт давно уступил место пыли и ямам, и придавливаю педаль. «Оками» рычит, будто чувствует: сегодня — особенный день. Навигационный модуль указывает координаты старого исследовательского хаба, расположенного в руинах технопарка. Раньше здесь хранили новейшие разработки, а сейчас — неизвестно. Возможно, просто мусор. Возможно, ключ к чему-то большему.

По пути ловлю помехи в эфире. Кто-то приближается — быстро и с явным намерением. Переключаю режим радара. На экране — три сигнала. Нет знаков фракций. Свободные. Вероятно — охотники. Или падальщики. Возможно, услышали тот же слух, что и я.

Резкий манёвр, уводящий меня в овраг. Мгновение — и «Оками» замирает между камнями. Перевожу управление на ручное, приглушаю двигатель. Слежу. Трое проносятся мимо, не заметив. Один ведёт на багги, другой на «ломаном» вездеходе с башней, третий — почти без брони. Не профи. Скорее, отчаявшиеся. Но даже такие могут быть опасны.

Когда они скрываются, выхожу на открытое плато. Впереди — купол разрушенного комплекса. Его стены перекошены, но навигационная метка ведёт внутрь. Аккуратно, по диагонали, огибаю провал. Подъезд перекрыт рухнувшими опорами, но сбоку — просвет. Протискиваюсь. Под колесами — осколки стекла и керамики. Пахнет гарью и старой электроникой.

Внутри — тишина. Сканер срабатывает. На первом уровне — пусто. На втором — сигнал. Лифт не работает. Поднимаюсь по лестнице. Один пролёт, второй. В коридоре — витрина. Пустая. Но под стеклом — этикетка с надписью, которую я узнаю с полувзгляда. Это серия, о которой шли легенды. Её выпуск прервали задолго до катастрофы. Только шесть фигурок. Я видел всего одну — в тайнике коллекционера, умершего от яда в спячке.

Сигнал усиливается. За металлической дверью — замок. Старый, но защищённый. Подключаюсь. Коды сложные, но структура знакома. Минуты три — и система поддаётся. Дверь открывается со скрежетом. Внутри — хранилище.

И это не ловушка. Это — сокровище.

Полки, пыль, но видно — всё стояло тут десятилетиями. И в центре — коробка. Заводская пломба. Я аккуратно срезаю её, будто совершаю священный обряд. Внутри — она. Шестая фигурка. Нетронутая. Совершенная. Та самая.

Я сажусь на пол. Просто сижу. Не слышу сирен, не слышу шагов. Только себя. Только пульс. Только чувство, ради которого я живу.

Потом — собираю всё. Не торопясь. Как всегда.

Когда возвращаюсь к машине, солнце уже касается горизонта. Я закрепляю коробку в герметичный отсек под сиденьем. Проверяю капсулы давления. Сажусь. Руки лежат на руле. Впереди — путь назад. К тайнику. К тишине.

И, может быть, завтра — новый сигнал. Новая цель.

Пыль. Металл. Рев мотора.

И всё начинается снова.