Когда дьявол вступает в игру

У Женьки и её друзей — Борьки, Аньки и Верки — была своя вариация игры «Море волнуется раз». Ведущий, капитан, стоя к игрокам спиной, произносил эту фразу, а затем быстро поворачивался. Игроки замирали и показывали… но не морских животных или какие-то другие фигуры, а монстров. Это была идея Борьки: он ведь обожал ужастики и хорошо разбирался во всяких страшных тварях.

— Море волнуется раз! — громко сказала Женька и повернулась к друзьям.

Борька вытягивал руки вперёд и стонал «Мозги!». Типичный зомби.

Анька приставила указательные пальцы к голове, изображая рожки, и облизывала алые губки язычком. Хотела быть суккубом.

Верка зачесала волосы вперёд, так что они закрывали лицо; наклонила голову набок. Да ещё этот её белый прикид… Ну прямо девочка из «Звонка». Привидение, желающее отомстить.

Женька развернулась к друзьям спиной.

Как же она любила их и эту детскую и немного дурацкую игру.

— Море волнуется два! — весело выкрикнула Женька.

Повернулась.

Весёлая улыбка сползла с лица.

У Борьки не было одной руки и глаза. Часть лица и тела оказалась изуродована. Местами он был сильно обожжён. В здоровом глазу светился голод, а изо рта стекала кровавая пена.

Анька задрала юбочку до самых трусиков, а кофточку спустила так, что аппетитные груди вывались из лифчика. Белые зубки до крови прикусывали алые губки. Она ласкала себя и стонала. На голове действительно появились рожки, а глаза излучали такое дикое желание, что у Женьки стало тепло внизу живота.

Верка раскачивалась из стороны в сторону и слегка подвывала. На шее появилась петля. Кожа приобрела смертельно бледный оттенок; губы почернели; изо рта вываливался язык, похожий на какого-то мерзкого слизняка.

Женька быстро повернулась к друзьям спиной.

Она всхлипывала, плакала и вспоминала.

Жизнерадостный Борька отправился на войну… и там погиб.

Красивая Анька стала алкоголичкой, наркоманкой и проституткой… она окончательно «сторчалась», трахаемая бомжами в подворотне.

Меланхоличная Верка покончила жизнь самоубийством… повесилась от неразделённой любви.

У Женьки было такое чувство, что мёртвые друзья завидуют ей… завидуют тому, что она жива. Хотят её смерти. И если она оглянется… то умрёт. Но это нужно было сделать: таковы были правила игры. Она чувствовала, как три её мёртвых друга стоят прямо за спиной, готовые наброситься на неё.

— Море… волнуется… три… — сквозь всхлипы выдавила из себя Женька и резко обернулась.

Никого.

Внезапно на плечи легки чьи-то сильные руки.

— Любая фигура замри, — прошептал чей-то вкрадчивый голос ей на ушко.

Руки опустили на груди. Сжали. Женька посмотрела на них. У одной руки было десять когтистых пальцев; а другая так и вовсе напоминала то ли щупальце, то ли паучью лапу, то ли какую-то клешню, а то и всё перечисленное сразу.

В каждую ягодицу упёрлось что-то твёрдое. Оно заизвивалось.

— Как раз по одному для каждой из твоих сладеньких дырочек, — прошептали на ушко.

Женька застонала, затем резко дёрнулась, вырываясь из отвратительных объятий, и побежала. Бежала не оглядываюсь. А в спину ей раздавался демонический хохот. Даже дьявольский. Женька знала, что если оглянется и увидит того, кто там был, то просто сойдёт с ума.

Она сама всегда хотела быть ведьмой.

Она всегда завидовала своим друзьям — чёрной завистью.

У Борьки она забрала жизнелюбие и оптимизм.

У Аньки она забрала привлекательность, красоту и сексуальность.

У Верки она забрала ум и удачу, а также богатство её семьи.

Женька не знала, когда дьявол вступил в игру. Женька не знала, когда дьявол появился в их отношениях. Женька не знала, когда дьявол появился в её голове. Возможно, он всегда был в ней.

Но что она теперь отлично знала, так это то, что она предала своих друзей и продала их дьяволу. А, сделав так, — она продала дьяволу свою душу.

Она вспомнила один из ритуалов, который она провела с Анькой. Опоила подругу, раздела, и… Женька упала, и её стало рвать. А когда она немного пришла в себя, то ощутила рядом чьё-то мощное присутствие за спиной. Оно было неотвратимым, как сама Судьба. Женьку словно подняли, не дотрагиваясь до неё, и стали медленно разворачивать. Она закрыла глаза. Но никто не лапал её груди и не тыкал извивающейся гадостью в ягодицы.

— Не бойся, — голос был другим.

Спокойным. Умиротворяющим.

Её погладили по голове, потом по лицу. Поцеловали в лоб.

— Тебе нужно принять свою внутреннюю тьму. Это будет больно, но это очистит тебя. А теперь… открой глаза!

И Женька открыла. И закричала. Потому что Тьма не была абсолютно чёрной. Там было сразу всё, от чего она отворачивалась и убегала. И оно ослепляло. Однако за Тьмой пришёл яркий Свет… И спокойствие…