Когда гаснет свет

Лунный свет проникал в комнату, пробиваясь через завесу снежинок. Он скатывался по занавескам, цеплялся за люстру, сидел на книжной полке, отражался в фоторамках, падал на пахнущий старостью сервант. Скользя по рабочему столу и лежащим на нём стопкам учебников, свет выхватывал в темноте слова: «физика», «биология», «история» и рядом стоящую с ними девятку. Он даже заглянул в приоткрытый портфель, но лишь немного, так и не узнав, что скрывается в маленьком потайном кармашке за дневником и тетрадками.

Свет крался по тёплому ватному одеялу, под которым покоился Юрец, и застывал прямо у парня на шее, не касаясь веснушек, светлых кучерявых волос и пушка под носом. Эта линия перерубала тощее тело на две неравные части: голова — тьме, тело — Луне.

Сквозь стену из родительской спальни в комнату просачивались глухие голоса матерящих друг друга депутатов. Изредка эта ругань перебивалась весёлыми рекламными джинглами.

«Как же хочется курить», — подумал Юрец и крепко сжал кулаки, сдерживая в них своё желание. В ладони вжались два куска органического стекла. Кастеты всё ещё были на месте.

Эти кривоватые кастеты он сделал на уроке труда из материалов, которые свистнул на стройке недалеко от школы. Пока одноклассники из резины, ремешков и такого же украденного со стройки пластика клепали себе однообразные сноуборды, Юрец работал над своей безопасностью, вырезая в ней дырки подходящего размера.

Юрец бросил взгляд на школьный портфель и ещё сильнее сжал кулаки. Острые необработанные края отверстий резанули по коже на пальцах.

«Зачем мы сюда переехали?» — сквозь зубы проворчал он.

Останься Юрец в своей родной деревне, то смог бы сейчас выйти на мороз. Дошёл бы до подгнившего, пропитанного ароматами дерьма, табака и лавандовой свежести уличного туалета, закрылся бы там и зажёг в темноте заветный огонёк, наполняющий лёгкие успокаивающим дымом.

Всё из-за этого дяди Гены, которого мать настойчиво просила называть «папой». Он перевёз идеально жившую до него семью в город. Всех. Юрца, его сестру, мать. Только бабке повезло. Та сказала, что ей этот город «нахер не нужён» и тем самым отвоевала своё право остаться в деревне.

Сейчас она, наверное, пьёт чай со своими подружками, играет в карты и нюхает табачок из маленькой синей баночки.

А у Юрца что? Друзей нет. Неуспеваемость в школе. За табак бьют ремнём. Да в придачу чёрная мохнатая тварь, которая появляется в его комнате из какого-нибудь тёмного угла, пугает до усрачки, а затем, насытившись страхом, исчезает на несколько дней.

Попытка рассказать семье о таинственной твари была. Но кто поверил в эту детскую сказку? Сестра накормила Юрца своими глупыми шутками, а под конец юмористической программы подарила маленький перочинный ножичек для самообороны. У матери на это всё не было времени. Появляясь вечером дома после тяжёлой смены, она сразу заступала на смену у плиты, заставляя овощи и мясо шкварчать на раскалённом металле. А дядя Гена заводил свою тошнотную песню о том, что настоящие мужики не жалуются. Настоящие мужики решают свои проблемы самостоятельно. Настоящие мужики могут всё. Заканчивал он этот классический поток сознания обещанием свозить Юрца на охоту, где пацан подстрелит какую-нибудь дичь и вот тогда, наконец-то, станет настоящим мужиком.

На вопросы о том, кто же такие эти «настоящие мужики», дядя Гена отвечал всегда одинаково: «Вырастишь — поймёшь». Но Юрец так и не понял: то ли нужно вырасти, то ли кого-то убить.

Зато, глядя на дядю Гену, он определил внешние атрибуты «настоящего мужика» — это густая щётка под носом, первичные половые признаки в брюках, а также повторяемая как мантра фраза «Я — глава семьи».

Но все эти атрибуты не помогли дяде Гене показать «настоящего мужика», когда он, перепутав комнаты, пьяный ввалился к Юрцу. Увидев монстра, подносная щётка и первичные половые признаки стремительно скрылись, хлопнув дверью и забыв о том, что являются главой семейства.

После этой встречи дядя Гена бросил пить. Оно и правильно: бороться с белочками намного проще, чем с такой тварью.

Юрец поймал себя на том, что взглядом прожигает портфель в области потайного кармана.

А если мать захочет утром проверить успеваемость, полезет в портфель за дневником и обнаружит этот карман? Что страшнее: её гнев или встреча с тварью? Наказание или тварь? Ремень или тварь?

Не желая отхватывать внеочередную порцию ремня, Юрец решил перепрятать содержимое тайника. Он уже вытащил из-под одеяла одну ногу, как в комнате послышалось лёгкое рычание. Оно незримо бродило из угла в угол в поисках самого тёмного кусочка, скрытого от лунного света.

Школьный портфель дёрнулся, и из него, извиваясь как змея, поднялся чёрный хвост. Учебники на столе стали легонько подскакивать, будто под ними кто-то копошится. Затем одна из стопок приподнялась, и из-под неё вылезла когтистая рука. Её пальцы барабанили по столешнице, словно маленькие ножки, оставляя когтями рубцы. Рука рыскала в поисках добычи. Схватив несколько ручек, она быстро шмыгнула обратно под стопку. Хвост дёрнулся и нырнул в портфель.

К рычанию добавился звук хрустящего пластика. А затем кусочки ручек и капли чернил полетели вниз из тени, прилипшей к потолку над люстрой. Следом показался длинный язык с заострённым кончиком. Он скользнул по люстре, покрывая густой слюной металлические трубки, золотистые плафоны, серебристые вставки в виде листьев и свисающие шишки из хрусталя. Когда все элементы этой безвкусицы были изучены, язык втянулся в тень, откуда и появился.

Юрец аккуратно пошевелил пальцами, проверяя, всё ли на месте. Кастеты всё также плотно сидели в руке, а вот уверенность куда-то подевалась. Наверное, она где-то спряталась и тряслась от страха в обнимку с давно исчезнувшей храбростью.

Из серванта донеслось шкрябание. Когти выцарапывали проход в человеческий мир. Нижняя часть серванта распахнулась, и оттуда вылетело облако пыли. Оно прокатилось по полу, расстилаясь ковровой дорожкой. Сначала по ней прошёл затхлый запах, а следом из тьмы вылезла тварь.

Своими дырками на морде она жадно втянула воздух и неторопливо поползла к кровати.

Юрец зажмурил глаза.

Хвост лёг на торчавшую из-под одеяла ногу и заскользил по ней, гоня перед собой от кончиков пальцев к сердцу Юрца тихую дрожь.

Кровать качнулась. Пружины со скрипом потянулись к полу.

По щеке прилетела пощёчина.

Юрец распахнул глаза. Над ним нависла чёрная морда с хищным взглядом. Жёлтые вертикальные зрачки пронзительно смотрели на страх, который притворился комом, поселившемся у парня в горле.

Поняв, что добыча её видит, морда поприветствовала Юрца своим чернильным оскалом. Между клыков поблескивали мелкие останки съеденных ручек.

Тварь, не торопясь, распахнула пасть, и гнилой аромат вытолкнул наружу слюнявый язык. Тот приземлился парню на кончик носа и сразу же направился к переносице.

Юрец скинул одеяло и со всей силы засадил кастетом под мохнатую челюсть. Пасть захлопнулась, и часть языка шлёпнулась ему на лицо. Взревев, тварь грохнулась на пол.

Слюнявый язык прилип к щеке, а его кончик хлестал парня по лбу.

Сбросив с лица кусок монстра, Юрец спрыгнул с кровати и своими тощими коленями приземлился прямо на брюхо твари. Сверху он обрушил на её морду град ударов. Этот приём он не раз видел по спортивному каналу и уже давно мечтал его опробовать.

Справа в стене раздались два глухих удара — сестра дала Юрцу понять, что ему стоит вести себя потише.

Мохнатое тело перевернулось и, опираясь на сервант, стало подниматься на ноги. Юрец схватился за шею. Повиснув со спины, парень принялся душить противника. Грубая колючая шерсть впилась в руки.

Жадно глотая воздух, тварь схватила Юрца за пальцы и резко потянула вниз. Кастеты сорвались, прихватив с собой немного кожи, и заставили парня вскрикнуть от боли. Руки ослабли, и тощее тело полетело вниз.

Один кастет стукнул об пол рядом с Юрцом, а второй тварь бросила через всю комнату, и он угодил прямо в фоторамку.

В родительской спальне с уст одного из депутатов сорвалось бранное слово, отражающее положение дел.

Мохнатые руки схватили Юрца за шею, подняли в воздух и со всего маху пригвоздили к стене. Дыхание перехватило. Пальцы ещё сильнее сомкнулись на шее, придавливая артерии когтями. Юрец, как рыба, тихо шлёпал губами, надеясь глотнуть ещё немного воздуха.

После второго удара о стену с книжной полки посыпались книги. Одна из них упала Юрцу в руки, и он тут же впечатал двухсотстраничный сюжет твари прямо промеж глаз. А затем стал молотить по морде, словно вбивал в неё гвозди.

Через стену в спину Юрца затарабанили, а затем раздался далёкий голос:

— Юрка, мать твою, ложись спать! В школу рано вставать. Сейчас мать встанет — ремня всыплет!

За парня ответила пятка, тихо стукнув по стене в ответ.

Последний удар книгой пришёлся по самой макушке. С рвущимся звуком сквозь обложку прорвался небольшой рог, скрывавшийся под толстым слоем шерсти.

Юрец не смог снять застрявшую книгу, а его руки без сил обмякли вдоль тела.

Тьма проглотила последние звуки и медленно догрызала остатки лунного света.

Тяжёлые удары сердца отмеряли последние секунды жизни.

Юрец взглянул твари в глаза. В них он увидел тускло отражающуюся Луну… кружащиеся снаружи снежинки... окно... полупустую книжную полку… своё лицо и… страх.

Из последних сил Юрец потянулся к этому страху. Перед самой мордой он растопырил пальцы и ткнул их в жёлтые зрачки.

Веки схлопнулись, а пасть широко раскрылась.

Юрец потёк вдоль стены.

Свет начал отвоёвывать занятое тьмой пространство. Звоном в ушах постепенно возвращались звуки. А затем комната наполнилась жалостным скулежом вперемешку с робким рычанием.

На столе в лунном свете засиял подарок сестры.

Юрец, качаясь и борясь с головокружением, направился к нему, попутно уклоняясь от размахивающей руками безглазой твари. Схватив перочинный ножичек, он пытался вытащить лезвие, отвёртку или что-нибудь, хоть капельку острое.

Под бодрую песенку из рекламы мази от ушибов, доносившейся из-за стены, мохнатая рука треснула по спине — и парень полетел в сторону.

Грудью он приложился к двери. Та отозвалась резким хрустом.

Так и не сумев достать лезвие, Юрец сжал ножичек в кулаке, рванул и со всей силы засадил твари в грудь. Пальцы, где некогда была кожа, зажгло от боли, а мохнатое тело, скуля, сделало несколько шагов назад.

Следующих три удара угодили по морде, заставив тварь скулить чуть громче, чем стонал от боли Юрец. После чего мохнатая лапа хлестнула парня по лицу, оставив на щеке несколько алых линий.

Ножичек выскочил из рук, и Юрец зашатался по раскачивающейся из стороны в сторону комнате, стараясь поймать равновесие.

Тварь, после пропущенных по морде ударов, пыталась сделать то же самое. Она кружилась вокруг своей оси в поисках точки опоры, пока не остановилась, встав спиной к своему противнику. Это была ошибка.

В мохнатую спину врезалось тощее тело, и тварь звонко влетела в окно.

В комнату ворвался поток морозного воздуха.

Батарея зазвенела — тётка с нижнего этажа стучала по трубам, требуя соседей сверху вести себя тише.

Тварь, тяжело дыша, лежала на торчащих из рамы осколках. Под тихое хрипение сквозь чёрную шерсть наружу прорывались красные капли.

Всё ещё пошатываясь, Юрец подошёл к окну, схватил тварь за ноги и дёрнул их вверх. Туша полетела вниз.

Батарея продолжала звенеть. Юрец поднял с пола ножичек и сделал по ней четыре коротких удара, затем два коротких и один длинный, и добавил к ним ещё один короткий и три длинных. Этому его научил дед, служивший когда-то связистом.

В комнату стала возвращаться тишина. Лишь за окном тихо завывал холодный ветер.

Взгляд Юрца заскользил по месту битвы. Пружины кровати провисли до самого пола. Рядом с книжной полкой паутиной по стене растянулась вмятина. Распахнутые книги валялись на полу.

А в одной из фоторамок торчал, брошенный тварью, кастет. Он воткнулся в семейный снимок, прямо в голову дяде Гене, скрыв его хмурую рожу.

Юрец запустил руку в портфель и вынул из тайника пачку сигарет. Чиркнув зажигалкой, он затянул вкус свободы.

Вдалеке зазвонил дверной звонок. Скрипнула дверь. Раздался мат.

В этот раз это были не депутаты из телевизора.

Юрец подошёл к окну и почувствовал острую боль в стопе. Бросив взгляд на пол, он обнаружил осколки битого стекла. В них отражались разбитые губы, кровоточащие порезы на щеке, синеющие под глазами круги, алые ручейки, текущие из ноздрей, и темнеющий под носом пушок.

Среди десятков Юрцов лежала книга. Парень поднял её и прочёл: «Чак Паланик». Далее шло название, начинавшееся и заканчивавшееся буквой «б». Между букв располагалась сквозная дыра.

— Не хватало ещё от городской библиотеки отхватить пи… — не успел договорить Юрец, как дверь распахнулась, щёлкнул включатель, и на пороге появились дядя Гена, сестра, мать и тётка с нижнего этажа.

— Юрка, мать твою, что ты тут устроил?!

Юрец выпустил на свободу клуб дыма и взглянул вниз, где недавно лежала туша. В память о ней остались лишь еле заметные, заметённые ветром следы.

— Вырастешь — поймёшь, — ответил Юрец, запустив бычок в Луну.