Когда наступит Потом

Аркадий Семёнович проснулся в 4:47. Будильник должен был зазвонить в пять, но он всегда просыпался раньше. Тридцать лет в Управлении выработали внутренний хронометр точнее швейцарских часов.

Встал, не включая свет. Жена спала на своей половине кровати, отвернувшись к стене. Когда они в последний раз разговаривали? Вчера? На прошлой неделе? Память путалась от недосыпа.

На кухне выпил растворимый кофе. Горький, с металлическим привкусом. Съел бутерброд с маргарином. Масло кончилось. Купить? Потом. Всё потом.

В 5:23 вышел из квартиры. Лифт не работал. Восемь этажей вниз. Колени хрустели. Пятьдесят пять лет — не шутка. Особенно когда спишь по четыре часа.

Метро. Давка. Все с одинаковыми лицами — серые, помятые, полумёртвые. Аркадий Семёнович втиснулся в вагон, уткнулся носом в чью-то спину. Пахло застарелым потом.

В Управлении уже горел свет. Всегда горел. Круглосуточно.

— Опаздываешь, — буркнула Антонина Павловна из соседнего кабинета.

— На три минуты.

— Три минуты — это двести потерянных операций. Ты же знаешь нормативы.

Знал. Наизусть. Семьдесят операций в минуту. Четыре тысячи двести в час. Тридцать три тысячи шестьсот в смену. Цифры крутились в голове, как молитва.

Сел за стол. Включил терминал. На экране — очередь документов. Восемь тысяч триста сорок два. Пока доедешь до конца, набежит ещё столько же.

Проверить. Сверить. Поставить штамп. Переслать дальше. Проверить. Сверить. Поставить штамп. Переслать дальше. Проверить. Сверить...

Руки двигались автоматически. Глаза сканировали строчки, не вникая в смысл. Какой смысл? Акты, протоколы, заключения, постановления. Бесконечный поток бумаг, который надо перелопатить, переварить, выдать наружу.

— Кофе? — Стажёр Витя протянул пластиковый стаканчик.

— Потом.

«Потом». Это слово преследовало Аркадия Семёновича. Потом отдохну. Потом поем нормально. Потом схожу к врачу. Потом починю кран. Потом поговорю с женой. Потом, потом, потом.

Но "потом" не наступало. Только накапливалось, как снежный ком. Как те документы в очереди.

В обед — пятнадцать минут — сбегал в буфет. Котлета с пюре. На вкус — картон с картоном. Жевал на ходу, возвращаясь к терминалу.

Очередь: девять тысяч сто восемнадцать.

К трём часам глаза слезились. Буквы расплывались. Аркадий Семёнович потёр переносицу. Очки надо менять. Потом.

— Совещание через пять минут, — просунулась в дверь Антонина Павловна.

— У меня работа.

— Это приказ начальства.

Совещание. Два часа пустопорожней болтовни. Оптимизация процессов. Повышение эффективности. Внедрение инноваций. Слова, слова, слова. А очередь растёт.

Вернулся к терминалу. Одиннадцать тысяч двести пять.

К вечеру пальцы онемели. Спина затекла. В висках стучало. Нужно было встать, размяться. Но нельзя. Норматив. План. Показатели.

— Ты сегодня до скольки? — спросил Витя, собираясь домой.

— Пока не закончу.

— Но ты же никогда не закончишь. Они быстрее поступают, чем ты обрабатываешь.

— Потом закончу.

Витя пожал плечами и ушёл. Молодой ещё. Не понимает. Думает, можно просто встать и уйти. Оставить очередь. Плюнуть на норматив.

Аркадий Семёнович работал до одиннадцати. Потом поплёлся к метро. Последний поезд. Полупустой вагон. Только такие же, как он — загнанные, выжатые, полуживые.

Дома жена уже спала. Или притворялась. Он разогрел вчерашний суп. Невкусный, но какая разница. Главное — поесть. Быстро. Чтобы успеть поспать хотя бы четыре часа.

Лёг в половине первого. В 4:47 — подъём.

И так день за днём. Год за годом.

Потом началась автоматизация. Сначала шёпотом, потом всё громче — роботы идут. Заменят людей. Освободят от рутины.

Аркадий Семёнович ждал. Может, наконец-то? Может, отпустят на пенсию? Он же уже выслужил. Сорок лет. Сорок лет одних и тех же движений.

Роботы пришли. Блестящие, эффективные. Обрабатывали документы в сто раз быстрее.

— Всех сокращают? — спросил он у начальника отдела.

— С чего ты взял? Наоборот. Теперь можно обрабатывать больше. Норматив повышается в десять раз.

— Но я же не робот.

— Для этого есть решение.

Решение называлось "аугментация". Вживление чипов, улучшение рефлексов, апгрейд нервной системы. За госкредит. Выплачивать двадцать лет.

— Я уже старый для этого.

— Ерунда. После аугментации будешь как новенький. Сможешь работать до восьмидесяти... Или даже до девяноста!

До девяноста. Ещё двадцать пять лет. Девять тысяч сто двадцать пять дней. Двести девятнадцать тысяч часов.

Аркадий Семёнович подписал согласие. Выбора не было. Или аугментация, или увольнение без выходного пособия. А кредит за квартиру ещё не выплачен. И за машину. И за дачу, на которой он не был три года.

Операция прошла быстро. Очнулся с ощущением, что голова чужая. Мысли текли быстрее. Руки двигались точнее. Глаза видели резче.

Вернулся к терминалу. Очередь: сорок две тысячи триста один документ.

Теперь он обрабатывал семьсот операций в минуту. Сорок две тысячи в час. Но и документов стало больше. Роботы генерировали их с невероятной скоростью. Акты на акты. Протоколы на протоколы. Бесконечная бюрократическая вселенная, расширяющаяся быстрее скорости света.

Спать больше не требовалось. Чипы стимулировали мозг. Есть — тоже. Внутривенное питание прямо на рабочем месте.

Жена ушла. Когда — он не заметил. Просто однажды квартира опустела. Впрочем, он там почти не бывал.

Время потеряло смысл. Были только документы. Миллионы документов. Проверить. Сверить. Поставить штамп. Переслать дальше.

Иногда — редко — в голове всплывал вопрос: зачем? Кому нужны все эти бумаги? Куда они уходят? Но думать было некогда. Норматив. План. Показатели.

Витя тоже аугментировался. Теперь у него вместо глаз были сканеры. Очень удобно для работы.

— Помнишь, — сказал он однажды, — ты говорил "потом закончу"?

— Говорил.

— Думаешь, оно наступит? Это "потом"?

Аркадий Семёнович не ответил. В очереди было триста восемьдесят тысяч документов.

Потом начались сбои. Сначала мелкие — задержка реакции, помутнение в глазах. Потом серьёзнее. Руки дёргались. Мысли путались. Чипы конфликтовали со стареющим мозгом.

— Нужен апгрейд, — сказал техник. — Новое поколение имплантов. Полная замена нервной системы.

— Я уже не потяну кредит.

— Есть программа. Подпишешь контракт на пожизненную отработку.

Пожизненную. Аркадий Семёнович хотел рассмеяться, но импланты не позволяли тратить время на эмоции.

Подписал.

После второй операции от него осталось мало человеческого. Но эффективность выросла. Теперь он обрабатывал пять тысяч операций в минуту. Триста тысяч в час.

Очередь всё равно росла.

Потом Управление объединилось с другими Управлениями. Глобальная сеть. Квинтиллионы документов в секунду. Вся планета — один огромный офис.

Аркадий Семёнович уже не помнил своего имени. Был только индекс: АС-55701. Он обрабатывал документы. Всегда обрабатывал. Всегда будет обрабатывать.

Иногда — раз в миллиард операций — в остатках сознания вспыхивало слово: "потом". Когда-то оно что-то значило. Что-то важное. Но что?

Потом небо стало странным. Серо-жёлтым, пульсирующим. Роботы забеспокоились. Начали генерировать новые документы — протоколы аномалий, акты несоответствий.

Очередь росла экспоненциально.

Потом земля задрожала. Не землетрясение — что-то другое. Будто реальность давала сбой.

АС-55701 продолжал работать. Проверить. Сверить. Поставить штамп. Переслать дальше.

Потом вода. Откуда-то снизу, сверху, отовсюду. Чёрная, маслянистая. Заливала серверы, короткие замыкания, искры.

Документы в очереди начали меняться. Вместо актов и протоколов — странные символы. Древние. Нечеловеческие.

АС-55701 обрабатывал и их. Работа есть работа.

Вода поднималась. Уже по пояс. По грудь. Робота рядом закоротило. Вспышка. Тьма.

АС-55701 работал в темноте. Импланты светились изнутри. Пальцы — уже не пальцы, металлические манипуляторы — продолжали движение.

Вода дошла до шеи. До подбородка. Солёная, с привкусом железа и времени.

В последний момент — или в первый? — в остатках сознания вспыхнуло понимание. Потом. Оно наступило. То самое "потом", которое откладывал тридцать... сорок... вечность лет.

Потом, которое смоет всё. Документы, Управления, роботов, людей. Начисто. До основания.

И начнёт заново.

АС-55701 улыбнулся — насколько позволяли импланты. Наконец-то. Можно закончить. Можно отдохнуть. Можно...

Вода сомкнулась над головой.

Где-то глубоко внизу — или наверху? — всё ещё мигал экран терминала. Очередь документов обнулилась.

А потом начала расти снова.

Один. Два. Три. Сто. Тысяча.

Проверить. Сверить. Поставить штамп. Переслать дальше.

Вечно.