Когда осень перестала быть тёплой

С самого начала всё было прекрасно. Дом наполнялся запахом утреннего кофе, смехом, детскими шалостями и тихими упрёками матери за недомытую посуду. Старшая сестра, Лера, готовилась к экзаменам — впереди её ждала взрослая жизнь, университет, мечты. Младший братик, Сашка, прыгал по дому, как солнечный зайчик. Он обещал, что когда вырастет, купит ей машину, «чтобы ты больше не опаздывала на учёбу».

Она только смеялась, гладя его по голове.

Тот день осени ничем не предвещал беды.

Родители решили вывезти Сашку на аттракционы — последний тёплый день перед холодами. Лера осталась дома — ей нужно было повторить материал перед экзаменом. Она даже не вышла попрощаться, крикнула через дверь:

— Только не накатайтесь там слишком!

Мама что-то ответила, но ветер уже захлопнул за ними дверь.

Вечером они не вернулись.

Ни в десять, ни в одиннадцать, ни к полуночи.

Телефон не отвечал.

А утром в дверь позвонили полицейские.

Лера помнит только холод. И запах дешёвого кофе, который успел остыть на столе.

Фура. Дорога. Смерть родителей на месте.

А Сашка — жив.

Только весь в бинтах, без сознания.

Первые дни она сидела рядом с его кроватью, не отрываясь. Но когда мальчик очнулся и слабо прошептал:

— Где мама?

всё внутри неё сорвалось.

С тех пор в её сердце поселилось что-то чёрное.

Она винила его. За то, что выжил.

За то, что он был там.

За то, что родители уехали только ради него.

Шесть лет.

Шесть лет злости, проклятий, ночей в слезах и бутылках, что катались по полу.

Сашка вырос тихим, вечно виноватым.

Он боялся смотреть ей в глаза, потому что там отражалась ненависть, и, кажется, сам дьявол жил в её взгляде.

В день своего шестнадцатилетия он не пришёл домой.

Не написал, не позвонил.

Просто исчез.

Сначала Лера даже не заметила — ей было всё равно.

Но когда на третий день она убиралась в его комнате и наткнулась на старый рисунок — солнце, мама, папа, и две фигурки, держащиеся за руки. Надпись детской рукой: «Я люблю свою сестрёнку».

Что-то оборвалось.

Грудь сдавила судорога, руки задрожали.

Перед глазами стоял Сашка — маленький, смеющийся, с испачканными красками пальцами.

И всё вдруг стало невыносимо ясно:

Она убила в нём ребёнка. Она стала монстром, которого он рисовал в своих кошмарах.

Дни поиска слились в одно.

Объявления, звонки, полиция, волонтёры.

Никто не видел мальчика.

Никто не знал, куда он делся.

А потом пришло заявление — «скорее всего, погиб».

Эти слова врезались в сознание, как лезвие.

Мир рухнул окончательно.

Она перестала пить — алкоголь больше не давал забыться.

Теперь он только напоминал, кем она стала.

Каждую ночь Лера сидела на подоконнике, держа в руках тот детский рисунок.

Она шептала:

— Прости меня... пожалуйста... если ты слышишь... я бы всё отдала, лишь бы вернуть тебя...

И однажды, спустя две недели, раздался звонок.

Она подняла трубку с дрожащими руками.

— Алло?..

— Это вы мальчонка потеряли? — голос был старческий, добрый, немного охрипший. — Нашёл его на автобусной остановке, под дождём... голодный, но живой. Он всё время повторял одно и то же: «Скажите сестре, что я её люблю».

Лера не помнит, как выбежала из дома.

Как босиком бежала по улице, спотыкаясь, падая, снова поднимаясь.

Когда увидела его — худого, дрожащего, в старом плаще, — мир рухнул и родился заново.

Она обняла его так крепко, будто боялась, что тот снова исчезнет.