Когда сбываются мечты

Митяй — а теперь уже Дмитрий Прохорович — все детство был болезненным мальчонкой, а потому много времени проводил дома, за книгами. Деда Алевсахия, соседа с непроизносимым именем, частенько звали приглядеть за сыном родители. Вот он-то и носил ему разные интересные книги, приобщая к загадкам и тайнам, рассказывал множество интересных и необычных историй. Это уж потом, подросшим, Митяй узнал, что в округе его звали Старым Архивариусом. А тогда дед разрешил звать его Алек, потому что Митяю не давалось по малолетству заковыристое имечко. Дмитрий как сейчас помнил их первую встречу и как дед посмеивался в усы, глядя на мальца, ломающего язык, да так и не выговорившего его имя правильно. А уж баек сколько он знал! Да не простых, а таинственных. То, что о таких фантазиях никто больше не слышал, Дмитрий тоже догадался значительно позже. Неужели он был единственным слушателем? Уже взрослым хотел докопаться до правды, приехал как-то проведать родителей и узнал, что навестить Алевсахия теперь можно только на кладбище.

Дмитрий и навестил. Со старшим сыном, который тоже рос на дедовых байках. Заодно и поискал в интернете те истории, рассказанные дедом, да не нашел ни одной. Он-то думал, что дед пересказывает прочитанные книги или журналы. Может быть, старые, малотиражные, давно забытые. Уж больно много было подробностей о законах и обычаях того, другого, мира или планеты. Чужие города, незнакомый жизненный уклад, другие люди и животные. Слишком уж правдивыми были рассказы о мире, где гравитация слабее, а люди чуднее, и есть даже драконы, живущие с ними рядом.

Вот и тягу к поиску необычных мест привил именно Старый Архивариус, и с тех пор Дмитрий брал отпуск и уезжал в такие места, куда не только Макар телят не гонял, но и, иногда казалось, не ступала нога человека.

***

Дмитрий проснулся от покалывания в руках. Затекли. Немудрено — спать в палатке в горах только по молодости хорошо. А сейчас любая веточка под спальником, и вуаля — ты принцесса на горошине, а не сорокапятилетний мужик.

«Размяк, Митяй», — мысленно попенял своей силе воли, позволявшей пропускать утреннюю гимнастику. Растер правой рукой левую ладонь, разгоняя мурашки, и оглянулся в тусклом свете восходящего солнца, слабо просвечивающего через палатку. Младший, Юрик, дрых без задних ног, смешно сопя и хмуря светлые брови, будто решая трудные задачи. Во сне он выглядел совсем ребенком, и Митяй, теперь уже Дмитрий Прохорович, позавидовал молодости и крепкому сну. Место старшего пустовало, лишь раскрытый спальник зиял скомканными внутренностями.

«Пора и мне отлить», — вжикнул молнией, выбираясь из современного теплого спального мешка, широко зевая. Здесь, в предгорьях, воздух был совсем другой, и надышаться им Дмитрий мечтал весь год, дожидаясь отпуска. Вот и дышал во всю грудь, позевывая в кулак, откидывая полог палатки, да чуть не закашлялся. Он увидел, как старинное кольцо, которое было с ним с самого сопливого детства, подаренное еще Алевсахием, поблескивая в рассветных лучах, засветилось переливчато, голубовато-красным сиянием. Показалось на мгновение, что три переплетенных драконьих головы шевельнулись. Дмитрий протер глаза правой рукой и снова воззрился на палец с кольцом.

«Показалось. Разреженный воздух. Галлюцинации. Все в порядке», — успокоил себя и выбрался наружу полюбоваться на восход, который в горах был особенно красив, да так и замер на коленях, тряхнув головой. Заслоняя восходящее солнце, над плато висела… висел… парил кусок горного кряжа с огромной мощной крепостной стеной, защищающей светящийся огнями город на вершине. Видение было настолько реалистичным, что Дмитрий даже ущипнул себя за руку, убеждаясь, что не спит. И только потом заметил, что Тимка тоже смотрит на это нечто, и даже стадо оленей замерло неподалеку, уставившись на необычный феномен.

— Тим, — отмер Дмитрий, выбираясь наружу, — ты тоже это видишь?

Он не верил своим глазам — неужто все сказки, рассказанные Старым Архивариусом, совсем не сказки? Но хуже стало, когда Тим, Тимка, его старшенький, повернулся и взглянул на него — и взгляд его горел внутренним огнем решительно и мрачно.

— Пап? — протянул руку Тим, помогая подняться на ноги. Он обхватил его левую руку своей правой странным жестом и, когда пальцы легли сверху, твердо произнес: — Пржепрышгам.

Кольцо внезапно стало холодным, ледяным и скользнуло ртутью по пальцу, распрямляясь. Средняя пасть трехглавого дракона выпустила хвост, и юркая серебряная лента ужиком мелькнула, перебираясь на палец сына. И снова, схватив средней головой хвост и зажав кончик пастью, застыла там обычным кольцом.

— Что ты сделал? Что сказал? — Дмитрий почувствовал себя неуютно, как будто это ему двадцать три года, а не сыну. — Что происходит, Тим?

Дмитрий смотрел на резко повзрослевшего парня с его мальчишеским вихром надо лбом, отчего челка всегда топорщилась, словно ее корова зализала языком. Серые в темную крапинку глаза такие родные и знакомые, мамкины, но эта твердая складка у губ… Сердце внезапно сбилось с ритма. Дмитрий качнул головой, не веря, и перехватил руку сына, пытаясь снять кольцо, хоть и понимал, что это невозможно.

— Нет, Тимка, нет, нет, — твердил он, задыхаясь. — Нет. Возврата не будет. Это опасно, сынок.

— Я знаю, пап, — кривая ухмылка расчертила лицо сына, делая его незнакомым, волевым.

— Тим, а как же мама, брат, я?

— Пап, прости, но ты же в молодости сам хотел туда попасть. Но не решился. А я готов — вон и кольцо это признало, — Тим глянул на пальцы с серебряным ободком, не спеша отнимать руку у отца, перевел взгляд на висящую скалу и оглянулся на палатку.

— Тим, нет. Это же навсегда, ты понимаешь? Дед ведь так и не смог вернуться. Это билет в один конец, сынок. Я не пущу.

Внезапно он осознал, что теряет своего мальчика, своего Тимку. Такого молодого, целеустремленного, полного сил и желания бросить их ради неведомой чужой земли. Что его ждет в этом парящем городе? Как он там будет жить без них? А они без него. О господи, это не сценарий голливудского блокбастера и не байки у костра, а самая что ни на есть доподлинная реальность, больше похожая на липкий кошмар. А ведь он сам мечтал когда-то…

Дмитрий Прохорович, успешный начальник среднего звена, принимавший на работе быстрые и ответственные решения, вдруг растерялся и осел рядом с палаткой, понимая, что сына не удержать.

— Пап! Ну там же драконы, пап! — Взгляд Тимки горел тем же огнем, как у самого Дмитрия в молодости. Раньше он такой видел в зеркале, правда, так давно, что и позабыл уже.

— Но это же навсегда, Тимка! — Дмитрий перевел взгляд на висящий в небе видимый кусок чужой планеты и пожелал, чтобы тот растаял, сгинул, пропал, растворился, распался на атомы. Но сегодня джинн не выполнил желания выросшего мальчишки. — А как же мать? Что я ей скажу? Тим, не дури. На Земле еще тоже есть что исследовать, родной. Это… неправильно. Ты же помнишь, как страдал дед Алевсахий по утерянной родине?

«Да чтоб тебе, дед…» — впервые разозлился он на россказни Архивариуса, которого любил всю жизнь.

Тимка покопался за пазухой и достал конверт.

— Маме передай. Я там все написал. Мне пора, пап.

Дмитрий еще раз посмотрел на висящий город в небе. И хотел бы порадоваться, что сын не успеет добраться, все-таки расстояние немаленькое, да в памяти зазвучал голос деда Алека: «Скажи правильные слова, и двери откроются».

— А Юрка? Ты же с ним не попрощался!

Он знал, что это недостойно, позорно, но тянул время, как мог, надеясь, что временная ловушка схлопнется. Миры, соприкасающиеся раз в десять лет, снова разъединятся, и пусть лучше сын будет сожалеть об упущенной возможности, но останется живым, здоровым, рядом.

— Мы с ним говорили всю ночь. Он лег спать в четыре утра. Не буди, дай ему выспаться. Пап… Мне пора.

— Но ведь я еще тебе столько не сказал, — Дмитрий порывисто встал и обнял сына, чувствуя себя будто бы на краю пропасти, когда под подошвой крошится и осыпается камень, и вот-вот рухнешь вниз.

— Ты всю жизнь меня учил, я помню: «Умный человек всегда может договориться». А в армии мне поставили удар, если договориться не получается и запах драки уже разлит в воздухе. «Делай как надо, а как не надо — не делай!» Я готов, пап. Я изучил записи Алевсахия и знаю, что меня может ждать в том мире. Чудеса и приключения. И знаю, что, если останусь, буду жалеть всю жизнь.

— Нет, Тим, это не так. Я ведь не жалею, что не нашел тогда, в молодости, ни это место, ни этот переход. — Дмитрий лгал, подспудно, внутри него сидел маленький Митяй и все еще верил в чудеса.

— Пора… — Тим покачал решительно головой.

— Подожди, я разбужу Юрку.

***

Дмитрий Прохорович сидел на скале над обрывом, в том месте, где сын, стоя в черной накидке с капюшоном, вскинул руки и произнес несколько слов на преквутанском. И исчез. Юрка не мешал ему плакать скупо, по-мужски тихо. Он листал фотографии, сделанные только что. Последние фото с братом и отцом, Тимкину фигуру в черном, с поднятыми руками. И кусок мира Преквутана. Чужой мир истаивал, получив свою добычу.

— Даже не думай! Мать не переживет, — глухо сказал отец, озвучивая тайные мысли младшего сына на будущее.

— Поживем-посмотрим, — улыбнулся Юрка, глядя на пустую долину, где только что висело в небе грандиозное фантастическое видение, чужой и необычный мир. — Ну, через десять лет мы же приедем сюда, повидаться с Тимкой?

— Приедем…