Когда убьют

Желание уволиться особенно обострилось под вечер.

Слишком много всего сложилось: усталость, недосып, скотское отношение начальства…

Участковый по Краснознамённому району, капитан полиции Артём Александрович Левин подъехал к своему дому, припарковался на свободном месте под облетевшим деревом и выключил фары.

На последнем этаже старой панельной трёхэтажки горел свет: жена уже забрала детей из садика. Было видно, как на потолок то и дело падает отсвет от работающего телевизора. Судя по цветам, там в миллион первый раз по полям, по полям ехал синий трактор.

День вступал в свою самую приятную стадию – час наедине с собой, пивом, сигаретами и китайским зомби-выживачем на телефоне.

Прикуриватель, оранжевый отсвет, подожжённая сигарета.

Шуршащий пакет с красно-белым логотипом, пшикающая пробка, первый долгий глоток, самый вкусный.

Музыка на заставке игры – до тошноты пафосная оркестровка.

— Ну, погнали…

Через полчаса Артём дёрнулся всем телом: в стекло постучали прямо рядом с его ухом.

Сквозь запотевшее стекло был виден знакомый силуэт.

— Что?! – полицейский искренне пытался скрыть раздражение, но ничего не вышло.

— Простите, Артём Александрович… — заговорила девушка. Левин видел её несколько раз в опорном пункте, куда она приходила жаловаться на своего бывшего парня и его угрозы – серенькая, неприметная, с большими слезящимися глазами, одетая в дешёвый красный пуховик с капюшоном, края которого были оторочены мехом синтетического китайского животного. Зовут Аня. Фамилия не запомнилась, видимо, такая же серенькая и неприметная. – Я звонила, а вы не брали трубку, и ещё в ватсап писала…

— Да-да, я видел, просто был занят, — соврал участковый.

— Ничего не слышно?.. – с надеждой в голосе спросила девушка.

— Как только будет, я сразу сообщу, — заверил её Артём. Обычно этого хватало, чтобы от неё отвязаться, но сейчас девушка вдруг заупрямилась.

— Ну как же так? – она всхлипнула. – Он такие вещи говорит… Мне страшно! Помогите мне!

Левин вздохнул.

Это была одна из причин уволиться: слишком часто в последнее время он чувствовал себя полным говном. Вот и сейчас.

— Я понимаю… — начал он, но Аня его перебила.

— Да вы все понимаете, только ничего не делаете!

— Да что мне делать-то?! – взорвался Артём. – У меня против него ничего нет, только ваши слова! Проверку я провёл, побеседовал с ним, что вы ещё хотите?!

— Но он же говорил, что горло мне перережет! Он же ненормальный!

— Да ну и что, что говорил?! Если бы он хотя бы писал и у вас остались скрины, то было бы совсем другое дело!.. А так мне нечего ему предъявить.

Девушка молчала, всхлипывая. Налетевший холодный ветер сорвал с клёна и унёс прочь пару запоздавших листьев.

— Простите, — смягчился Артём и почти дал очередное обещание посмотреть, что можно сделать, но не успел.

— Да не надо… Всё я поняла, — сказала она, будто ядом плюнула. – Ничего вы не будете делать! Бесполезно к вам обращаться! Работать не хотите!

— Конечно-конечно, — обида подтолкнула слова, и они вырвались сами собой. – Слышали же, как про нас говорят: «Когда убьют – тогда и приходите».

Чтобы успокоиться после неприятного разговора понадобилось больше времени, чем Артём рассчитывал. Яркий белый свет в окнах его квартиры сменился на едва заметный отсвет ночника – рыжий и уютный.

Жена что-то писала в ватсапе, но Левин даже не открывал сообщения, чтобы не портить себе настроение ещё сильнее.

Наконец, прикончив шестую бутылку пива, полицейский вылез из машины. Ёжась от холода, выбросил пакет с бутылками в урну у подъезда, миновал несколько лестничных пролётов, вонявших кошачьей мочой, аккуратно отпер дверь и мгновенно вспотел, когда нырнул в душный тёплый воздух прихожей.

Все дальнейшие действия были давным-давно отработаны.

Бесшумно раздеться и разуться, сходить в туалет, на цыпочках пробраться в ванную, чтобы помыть руки и почистить зубы, а затем прокрасться в комнату, чувствуя, как глаза сами закрываются в предвкушении короткого шестичасового сна.

Но сегодня первый же шаг в комнату пробудил Артёма надёжнее вылитого за шиворот ведра ледяной воды.

Всё было почти так же, как и всегда: в янтарной полутьме на диване сопела, отвернувшись к стенке, жена; на полу валялись игрушки; кресла скрывались под одеждой; глянцево блестел экран телевизора. Отличие заключалось лишь в одном: в человеке, что стоял, повернувшись к окну.

Мгновенно протрезвев, Левин замер от неожиданности, не зная, что делать, но через секунду его пронзило узнавание: слишком уж примелькался за последние дни капюшон с мехом китайского животного.

— Что вы тут делаете?! – прошипел он. – Вы с ума сошли?! Как вы сюда попали?!

Аня повернулась, и Артём почувствовал, что рассудок его покидает.

Из рассечённого горла на куртку вытекала чёрная кровь. Тёмные глаза на белом лице – будто два бесконечных провала – уставились на остолбеневшего участкового, а сухая кожа заскрипела, когда губы растянулись в извращённом подобии улыбки.

— Вы же сами говорили, Артём Александрович.

Левин открыл рот в немом крике, но не выдал ни звука, лишь в недоумении схватился за собственное горло.

Девушка шагнула к нему, протягивая руки с обломанными ногтями, под которыми чернела земля:

— Вот я и пришла.