Колея жизни

Над забором из красного кирпича нависали ветви цветущей яблони и отбрасывали тень на адресную табличку. Табличка была старой, потёртой. Белые потрескавшиеся буквы на синем фоне складывались в название улицы и номер дома – «Заречная 2». Эта картина, представшая моим глазам, была не просто привычной, в моей памяти она была обыденной, даже затёртой, как и адресная табличка. И всё же сердце моё бешено колотилось.

Трудно сказать, зачем я сюда пришёл. Мне нужно было просто погулять по городу, купить свежих газет и несколько учебников по истории. Так мы решили с Борисовым перед моей отправкой в эту поездку. Но до возвращения оставалось целых пять часов, и мне вдруг захотелось встретиться с человеком, которого я знал, как самого себя. Вдвоём, думал я, мы выполним эту задачу куда эффективнее. Его, конечно, нет сейчас дома. Он приходит на обед ровно в двенадцать-тридцать. Ну что ж… Тем неожиданней будет сюрприз.

Мне захотелось увидеть его удивление. Захотелось поболтать о наших жизнях. Я не мог уехать, не поговорив с ним. У нас столько общего! Я приложил палец к сканеру, и когда щёлкнул замок калитки, шагнул во двор и направился к двухэтажному кирпичному дому, не подозревая, что сюрприз на самом-то деле ждёт меня.

Я вошёл в дом. Гостиную давно не прибирали, повсюду виднелась пыль, на кресле и диване валялась одежда. Огромный шкаф, который в моей памяти всегда был забит книгами, стоял полупустой. На полках хламилась всякая мелочь от зарядного устройства до назальных капель.

Вдруг я почувствовал, что в доме кто-то есть. Знаете, как бывает? Заходишь в пустую квартиру, и твой слух улавливает лёгкое шебуршание. Пропустив несколько ударов сердца, замечаешь залетевшую в форточку синицу, и с облегчением начинаешь смеяться над своим испугом.

Я шагнул в соседнюю комнату и, надо сказать, сердце моё не пару ударов пропустило. От увиденного оно, казалось, остановилось совсем. Это была не птица. На полу, прикованная наручниками к батарее, сидела девочка. Она бросила на меня испуганный взгляд и, втянув голову в плечи, быстро отвернулась. Меня затопил поток панических мыслей. Я никак не мог остановить их, ухватить хотя бы одну… Первой мыслью было бежать. Потом до меня дошла странная до жути реакция девочки – не радость при виде случайного освободителя, а дикий страх. Но сильнее всего пульсировала ещё одна мысль – я ошибся. Здесь жил другой человек. Это объясняло и пустой книжный шкаф, и бардак в комнате. Получается, я залез в чужой дом. Дом маньяка.

– Кто тебя приковал? – я опустился перед девочкой на корточки. На вид ей было лет тринадцать.

– Совсем допился, – глухо ответила она.

От дурных предчувствий в животе неприятно защекотало.

– Тебя как зовут?

Она повернула голову. Её глаза напряжённо исследовали моё лицо, чёрный пиджак, серую водолазку, часы Timex на левой руке, браслет на правой, джинсы, новенькие туфли, слегка перепачканные речной глиной.

– Кто вы?

– Меня зовут Георгий Багров.

Девочка дёрнулась всем телом и закрыла глаза.

– Я вызову полицию, – сказал я.

– Не надо полиции.

– Но если тебя похитили… – я замолчал, начиная понимать. Стены комнаты были увешаны плакатами с какими-то певицами. В углу стоял комод с большим зеркалом. На комоде в беспорядке лежала косметика и баночки с парфюмерией.

– Меня не похищали. Я тут живу.

– И кто тебя приковал?

– Отец. Он меня наказал.

Я на миг потерял дар речи. Куда я попал?! Что за дикарь тут живёт? И самый главный вопрос – что делать? Вызвать полицию? Но как им объяснить моё появление тут?

– Вы его брат?

– Что, прости?

– Вы брат моему отцу? – Её вопрос оглушил меня не хуже баскетбольного мяча, на полной скорости влетевшего в голову.

– Как зовут твоего отца? – как можно медленнее спросил я, словно желая оттянуть ответ, который уже знал.

– Георгий Багров.

Мои мысли опять не хотели мне подчиняться. «Знаю, как самого себя...». Нет, здесь что-то не так. Я на такое не способен.

– А тебя?

– Серафима.

– Серафима… – повторил я.

У неё были чёрные глаза, чёрные волосы с кудряшками, пухленькие губы и вздёрнутый носик, который наводил на мысль о смешливом характере. Я представил её смеющиеся глаза. Девочка с таким личиком всё время смеётся. По-другому никак. Но сейчас губы её были плотно сжаты, и смотрела она на меня пытливо и с лёгким испугом.

– Ты знаешь, где ключи от наручников?

– У него в кармане.

Я поднялся, натянул водолазку на нос и отнёс ночной горшок в туалет. Сколько же он держит её на привязи? Потом прошёл на кухню. Ножовка по металлу лежала там, где я и предполагал – в ящике стола.

– Попробуем тебя освободить…

Через пять минут я сделал открытие. Цепочка от наручников ножовке не по зубам.

– Так вы скажете, кто вы?

Я прекратил пилить.

– Твой папа – физик? – спросил я.

– Ага. Шизик. Выгнали его после второго курса.

Неожиданно…

– Знаешь, что такое многомировая интерпретация квантовой механики?

Я принялся было рассказывать про квантовые события с несколькими возможными исходами, но вскоре понял, что так ребёнку не объясняют.

– Представь, ты подбрасываешь монетку, и пока она крутится в воздухе, она находится в состоянии суперпозиции. Ты думаешь, монетка упадёт либо решкой, либо орлом. Но это в классическом мире. В квантовом мире нет «либо-либо». Если применить категории квантового мира к нашему миру, вращающаяся монетка одновременно и орёл, и решка. В тот момент, когда монетка выходит из состояния суперпозиции, другими словами, приземляется, происходит расщепление вселенной. И если, предположим, в нашем мире монетка упала орлом вверх, то обязательно появляется и мир, где выпадает решка. Так происходит и с миром людей. В тот момент, когда мы делаем выбор, вселенная разветвляется. В моём мире я учёный-физик, заведующий лабораторией, известное имя в науке… Моя лаборатория вычислила нахождение параллельной вселенной, которая не сильно разошлась с нашей. И вот на днях мы сумели создать туннель между нашими мирами. Поэтому я тут…

Удивительно, но Серафима быстро ухватила суть моих объяснений.

– А я там кто? – спросила она.

Я снова взял ножовку, но пилить не стал.

– Тебя там нет... Мы с женой предпочли карьеру.

Я поймал её взгляд. Глаза были пытливыми, и, мне показалось, ироничными.

– То есть, сделали аборт? Мама рассказывала, что когда она забеременела на втором курсе, они с отцом сначала решили прервать беременность. Но передумали.

Вот она точка бифуркации, подумал я. Может, именно с этого момента началось расхождения в моей жизни?

– Что было потом?

– Денег не хватало и отец устроился на работу. А вскоре завалил сессию…

Мирослава сделала аборт в подпольной клинике. Пошло что-то не так, и мы больше не могли иметь детей. Но неужели рождение ребёнка так сломало мою, точнее, его жизнь? Борисов стал отцом ещё студентом, но это не помешало ему сделать блестящую научную карьеру. Моя мать родила меня на первом курсе. Второй ребёнок появился, когда она писала диплом. А ещё через десять лет они с отцом решились на третьего… Мама стала учителем, отец занялся туристическим бизнесом. Мне вспомнился наш последний с ней разговор. Мы пришли попрощаться с мамой, накануне её эвтаназии. У неё была неизлечимая форма глиобластомы. Мы просидели у неё весь вечер. «Вы самое лучшее, что было у меня в жизни», – сказала она напоследок – «И если бы у меня был выбор между карьерой и вами, я выбрала бы вас».

Но что же сломало меня в этом мире?

– Твою маму Мирославой зовут? Где она сейчас?

Серафима быстро заморгала и отвернулась. Я испугался, что она разревётся, а как успокаивать девочек, я не знал.

– Она умерла… – глухо сказала Серафима. – Повесилась два года назад. Не выдержала... Отец, как напивался, выходил из себя и бил её. А если она плакала, он приходил в бешенство. Он терпеть не может слёз.

Я резко поднялся и принялся мерить шагами комнату. Мне снова пришло в голову, что тут живёт другой человек. Не Георгий Багров. Георгий Багров никогда не поднял бы руку на женщину, тем более на женщину, которую он любил до безумия, которую обожал, боготворил, которой восторгался и перед которой благоговел. Уж я-то это знал. По крайней мере, до этой минуты. Но уверенность моя пошатнулась. Что, если эта гнусность сидит во мне и ждёт своего часа? Мой отец был вспыльчивым, как сухая солома. Стоило ему возразить и страсти могли полыхнуть с энергией взорвавшегося бензина. Но мама всегда могла потушить начинавшийся пожар одним ласковым словом. Был ли я другим? Я вспомнил, как мой младший брат нагрубил матери. Я тогда учился в университете. Я вспылил и с силой пнул его. Никогда не забуду его испуганного удивления. Старший брат, которым он восхищался, ударил его!

Моя рука до сих пор сжимала ножовку. Я положил её на стол и подошёл к стеллажу. На полках стояли фотографии. На них Серафима – намного младше, чем сейчас – выступает на танцевальном турнире. Много раз я представлял своего не родившегося ребёнка – как он растёт, занимается лыжами, ходит в музыкальную школу, рисует, носится на улице. Но даже в бреду моё воображение никак не могло бы нарисовать ребёнка, прикованного к батарее.

– Забери меня с собой, – услышал я её голос.

– Это невозможно.

– Я понимаю... Я же тебе чужая. Ты увидел меня сегодня в первый раз.

– Не в этом дело.

А может, и в этом тоже?

– Тогда останься на несколько дней.

Я присел перед ней на корточки.

– Я не могу. Параллельные вселенные находятся в постоянном движении. Сейчас наши миры пересеклись, и мы сумели создать между ними туннель. В следующий раз они пересекутся только через год. Мой мир там. Там человек, которого я люблю. Завтра у нас годовщина свадьбы, и я обещал, что вернусь из этой командировки. А свои обещания я держу всегда.

А ещё, подумал я, меня ждут незаконченная монография, на издание которой подписан договор, студенты в университете и конференция, которую мы с Борисовым организовали.

– Так что… – закончить я не успел.

Серафима вскрикнула. Я оглянулся и увидел человека, который занёс надо мной стул. Если бы я увернулся, стул опустился бы на голову Серафимы. Но подумать об этом я не успел. Мой мозг в сотую долю секунды оценил ситуацию и принял верное решение – кинул моё тело прямо под поднятые руки прибывшего. Я ударил его плечом в грудь, стул выпал из рук мужчины, а сам он с грохотом повалился на стол. Ну, вот и я, собственной персоной. Небритый, с дряблыми щеками, в нестираной зелёной футболке. Как я себя довёл до такого состояния?

– Уйди от моей дочки, урод! – заорал мой двойник.

– Как самокритично, – ответил я.

– Я щас урою тебя!

– Спокойно. Спокойно! – я постарался, чтобы мой голос прозвучал, словно щелчок кнута укротителя тигров. Двойник пригляделся, и глаза его округлились, как при виде восставшей из могилы бабушки.

– Что за чёрт?!

– Не чёрт. Твоя белая горячка, – не удержался я.

Судя по его вытянутой роже, он готов был в это поверить.

Стоит всё-таки объяснить самому себе, что к чему.

– Помнишь, Жора, как на первом курсе ты со своим другом Борисовым…

– С другом?! – он зло вытаращил глаза. – Да эта гнида каждый раз, как мы сталкиваемся на улице, воротит от меня морду. Друг! Ну, конечно, он же директор института, а мы рылом не вышли.

Директор? Молодец, Борисов.

– Вы с Борисовым на первом курсе спорили о параллельных мирах.

– Бред сивой кобылы, – буркнул мой двойник. – Китайский…

– Герундий, – закончил я за него. – Эту фразу мы с тобой придумали в седьмом классе. Помнишь? И вовсе это не бред. И ты правильно всё понял. Я – это ты. И пока ты эту радостную новость перевариваешь, дай ключи от наручников.

Я отстегнул наручники.

– Снова с работы выгнали? – спросила Серафима отца.

– Я сам ушёл. Задолбали совсем...

Мне следовало уйти, купить книг, вернуться в привычный мир с любимой работой, любимой женой, любимыми друзьями. Но я остался. Я не мог уйти. У меня было какое-то мазохистское желание узнать, как он докатился до жизни такой. С другой стороны, в некотором смысле они были мне не чужими.

Серафима сварила мне кофе. Мой двойник вынул откуда-то бутылку водки, и на робкие протесты дочки, рявкнул на неё. Он заводился с пол оборота от каждого моего замечания.

– Ты в рубахе родился! – орал он мне. – Тебе просто в жизни везло. Даже с женой повезло. А моя…

Он сжал кулаки и уставился в стол.

– Испоганила всю мою жизнь своими придирками. Дня не проходило, чтобы не начинала меня пилить. «Бездарь! Неудачник!». Только крылья мне обрезала. Сука!

Он с яростью застучал рюмкой по столу.

– У тебя кругом все виноваты, – сказал я. – Но ты сам кузнец своей судьбы.

– Да что ты!

– В десятом классе ты написал список целей. Сколько из них ты достиг? А я почти все. Ты не контролируешь свои эмоции, не контролируешь свою жизнь.

– Ты контролируешь?

– Обстоятельства надо мной не властны.

Двойник недобро хмыкнул:

– А если я запру тебя в подвале и ты не вернёшься домой? Или портал твой накроется медным тазом? Как тебе такие обстоятельства?

Он вперил в меня мутный взгляд. Потом почесал небритую щеку, ухмыльнулся и снова наполнил рюмку.

– Ты хоть и закончил университет, а ума не набрался. Свободы воли нет. Всей моей дерьмовой жизнью управляли случайные события, дерьмовые обстоятельства и дерьмовые люди. Ты хочешь вовремя прийти на встречу, а дорогу на твоём пути перекопали. И никакая твоя воля не поможет.

– Слабое оправдание для неудачников, – сказал я и вдруг замолчал. А что, если эта пьяная рожа права? Я искал событие, которое повернуло мою жизнь в другую, худшую сторону. Но может, это не одно какое-то событие? Многочисленные маленькие обстоятельства, начиная с рождения, создают глубокую колею жизни, по которой мы катимся, не имея возможности свернуть. Критика в детстве, вовремя не сделанная прививка, первая неудача в любви, и вот уже твоё «второе я» отличается от тебя самого. Его поведение будет другим, поступки будут другими, судьба будет другой. В памяти всплыла статья, которую я читал много лет назад. В ней говорилось, что наш мозг принимает решения раньше, чем мы их осознаём. А решения мозга предопределены уймой факторов, которые формировали нас как личность. Мне не хотелось в это верить. Хотелось думать, что я сам управляю своей жизнью.

Я чертовски устал. Мыслями я был уже в родном мире. Я представил, как Борисов требует от меня подробного отчёта о поездке, но я со словами – «В понедельник, всё в понедельник» – отправляюсь домой. Дома меня встречает Мирослава, мы садимся ужинать, и я рассказываю ей про альтернативную вселенную, в которой побывал. Хотя нет… Я не смогу ей рассказать про нас, ненавидящих друг друга до такой степени, что её другая личность наложила на себя руки. Мы будем просто наслаждаться друг другом. И ещё я подумал, что обязательно вернусь сюда через год, узнать, как поживает Серафима.

Я глянул на часы. До открытия туннеля оставалось полчаса. Я поднялся и сказал:

– Вот что, Георгий. У тебя, кроме дочки, никого нет. Сделай её жизнь счастливой, и тогда она сделает счастливой твою жизнь.

Я и сам чувствовал, как это звучит высокопарно и нелепо. Но больше я ничего поделать не мог.

– Я провожу тебя, – сказала Серафима и проворно вскочила с кресла.

– Ты останешься дома, – рявкнул её отец. Мутные глаза налились кровью. – А тебе, брателло, скатертью дорога. Не скажу, что сильно рад был видеть тебя. И надеюсь, мы видимся в последний раз.

Я так торопился уйти, что задел метёлку с длинной ручкой и едва не растянулся на полу. Я даже похолодел от мысли, что мог сейчас расшибить себе лоб и опоздать к туннелю, подтвердив тем самым пьяные рассуждения двойника про неконтролируемые обстоятельства.

Я вышел за калитку, прошёл всю Заречную улицу и спустился к излучине мелководной речушки. Поворот русла образовывал небольшой каплеобразный участок суши. Этот участок окаймляли старые осины, но в центре растительность почему-то никогда не появлялась. Поэтому мы и выбрали это место для перехода.

По камням я перебрался на полуостров. Оставалось десять минут до открытия туннеля. Я вдыхал воздух, напоенный ароматом цветущих деревьев, и любовался рекой. Река сверкала на солнце, и я смотрел на неё со странным ощущением, словно нет ничего лучше этой сверкающей реки. Так, вероятно, чувствует себя человек, который последние несколько лет провёл в сырых застенках, а потом, выйдя за порог тюрьмы, не может надышаться запахом свежего воздуха и насмотреться на небо, деревья или воробьёв, купающихся в пыли на дороге.

Я вдохнул полной грудью и в этот миг услышал торопливое шлёпанье чьих-то ног по воде. Я обернулся, догадываясь, кто это может быть. Она бросилась ко мне, отчаянно обхватила меня руками и уткнулась носом в мою грудь.

– Я… я… я.., – всё её тело содрогалась от рыданий.

Я неловко погладил Серафиму по чёрным кудрявым волосам и бросил мимолётный взгляд на часы.

– Всё хорошо, Серафимушка…

– Я не хотела…

– Что? – в животе, в который раз за сегодняшний день, появилось неприятное чувство.

– Я не хотела его убивать. Всё произошло случайно. Я со… со… собиралась проводить тебя. Отец разъярился и за волосы потащил к батарее. Я вырвалась, схватила нож и закричала, что убью или его, или себя. Он бросился на меня. Споткнулся о метёлку и налетел на нож. Прямо... горлом.

Она обхватила меня ещё сильнее и заревела в три ручья.

– Забери меня с собой.

– Это невозможно. Технически, – ответил я.

Хватка её ослабла. Она подняла мокрое от слёз лицо и посмотрела на меня.

– У тебя есть два дяди, – неуверенно сказал я. – Ты можешь поехать к ним.

– Я их в жизни никогда не видела!

У меня сосало под ложечкой. Я торопился домой, в свой тёплый, уютный мир, но не мог уйти. Что ждёт её в будущем? Тюрьма? Бродяжничество?.. Один раз я уже избавился от дочери. И теперь делаю это снова… Я деликатно освободился от её объятий. Господи, как же быстро летит время! Мне бы ещё минуту-другую поразмыслить. Но тут мой мозг, как и во время моей драки с двойником, принял решение.

– Смой кровь с рук, – сказал я Серафиме, а сам сел на камень и вынул записную книжку.

В жизни я не писал с такой скоростью. Написав первую записку, я вырвал страницу и сложил её вчетверо. Затем написал вторую.

– Серафима, слушай меня внимательно. У тебя будет десять секунд, чтобы пройти туннель. Вот эту бумажку ты отдашь Олегу Борисову. Он тебя встретит. А эту моей жене, когда придёшь домой.

– К-кому?

– Матери своей отдашь.

Серафима снова заплакала.

– Ну, почему ты не можешь пойти со мной?

– И самое главное, – я снял браслет и надел его на руку Серафимы. – Без этого браслета туннель тебя не пропустит. Иди!

Воздух на поляне заколыхался. Я подтолкнул Серафиму к порталу. На какую-то секунду фигурка дочки затуманилась, и потом всё исчезло. Я остался один. У меня защемило сердце, но в то же время мой мозг автоматически продумывал дальнейшие действия. Сначала избавиться от трупа. Затем пойти в Институт и убедить Борисова, что я ему нужен. Это будет нелегко. Но для этого на смартфоне есть наши совместные фото с последней конференции и с его дня рождения. Пока длятся летние каникулы, про Серафиму можно не думать, а в сентябре – забрать из школы документы, сказать, что перевожу дочь на домашнее обучение.

Составив план действий, я с тоской посмотрел на то место, где минуту назад был вход в родной мир. Затем заставил себя развернуться и побрёл в сторону дома.

2025 г.