Коллеги и прочие неприятности

Дуло пистолета смотрело ей прямо между глаз. Вдруг подумалось глупое: было два углубления на лице, станет три. Захотелось нервно хихикнуть, но для подобного нужно двинуться (хотя бы мышцы лица напрячь), а двигаться ей сейчас было страшно. Очень страшно. Казалось, сделай она одно неверное движение, хоть на миллиметр (он же теперь различает даже миллиметры, да?) — и металлический шар вонзится в переносицу, выбьет мозги («А они у тебя есть?» — ехидно спросила бы сестра-погодка Аврора, окажись она рядом, и в этом конкретном случае Летта даже была готова с ней согласиться) и убьет Летту. Глупую юную дурочку, решившую, что она, Летания отр-Орлита, девчонка-механик с дипломом низшей ступени, живущая в не особо благополучном районе человеческого «муравейника», действительно может рассчитывать на стажировку у известного ученого. Немного скандального, давно не модного, но всё-таки самого настоящего ученого!!!

Дура!

После длительного бега в боку кололо. Воздух вырывался из груди с каким-то хрипом, отчего хотелось саму себя немного придушить — все казалось, что движение грудной клетки слишком... провоцирующее. Вот вдохнет она слишком глубоко — он увидит в ней угрозу и нажмет на курок. И не станет больше Летты.

Да, конечно, она боялась пули. Но еще больший страх наводило осознание, что держал пистолет человек, которому она доверяла. Вместе с ним она чинила робопса, укладывала спать Темку, ставшего... «сыном полка» не скажешь... «сыном лаборатории»? Делила дежурства по кухне, сплетничала про их общего начальника, профессора Жильяра, о чем тот, наверно, знал, но относился равнодушно, смеялась, дурачилась, делилась воспоминаниями о доме (даже рассказала о привычке отца давать собственным детям ласковые звериные прозвища!). Именно с ним. Принимая его, как ещё одного брата. А он...

Он щёлкнул предохранителем недрогнувшей рукой и наставил дуло ровно ей между глаз.

***

Дуло было направлено прямо в голову, расстояние — довольно близкое. Раздалось громкое «бдзынь!» — и Летта бросилась в сторону, понимая, что не успеет, но надеясь на чудо.

— Я попала!

— Нет, промахнулась!

Аврора, изображавшая космического пирата, грозно размахивала своим оружием. Пистолет был громоздкий, с какими-то непонятными острыми деталями — пытался сойти за плазмомет, наверно.

— Промахнулась! — упрямо повторила Летта.

— Промахнулась БЫ, если б ты была тоньше и подвижнее! — едко заметила сестра, ударив по больному. Летания задохнулась от возмущения.

— Гадюка!

— Суслик!

Вообще-то Аврору отец звал «змейкой» за многочисленные «медузины» косички, а Летту «белкой» за любовь к орехам, но жизнь внесла свои коррективы. Едкую Аврору и дома сестры-братья часто именовали неласково, что касается Летты, один из соседских парней как-то раз воскликнул:

— Ух ты, пищит, как суслик! — и с тех пор во дворе к девчонке приклеилось именно это прозвище. Тогда, в двенадцать лет, оно казалось неимоверно обидным... А потом, когда она заступилась за малыша Сэмми, его старший брат, спросил, протягивая ей заживляющую мазь:

— Что? Суслики умирают стоя?

И хоть он произнес фразу с улыбкой, в этом «стоя» было что-то такое гордое... что ей очень понравилось.

***

Суслики умирают стоя.

Эта мысль могла согреть в дворовой сваре, в ссоре с братьями-сестрами, в споре с преподавателем, если ты точно уверен, что он неправ, но выговор достанется тебе, — но не в ситуации, когда на тебя смотрит дуло пистолета. Оружие огнестрельное, старой модификации. Рука, его держащая, не дрожит. Помнится, когда она сюда устроилась, у неловкого парня все время дрожали руки. Он не мог соизмерить движения, и они получались резкими, неуклюжими, словно сбоило что-то... Она чуть не приняла помощника профессора за наркомана. Потом, видя бинты, сочла больным. А он...

Он стоял напротив — все такой же человечно-лохматый и смотрел на нее своими разноцветными глазами, синим и зеленым, все также по-человечески. Словно она еще могла обмануться этой кривой, жалкой улыбкой, нахмуренными бровями, болезненным взглядом. Не теперь. Не когда глаза меняют цвет на красный, а руки больше не дрожат. Хотя обманываться Летания всегда любила...

***

— Странная история! Смотри, облапошат тебя! Точняк обманут!

Это было первым, что сказала Аврора, когда услышала урезанную версию событий, произошедших в доме профессора Жильяра. Вот змея!

— Я понимаю, наняли временного работника почти задарма из конторы друга-собутыльника. Но с чего им переводить тебя в штат на постоянной основе?

Летта вспыхнула.

— Я хороший механик-робототехник! Робопса я им, кстати, починила идеально! Простые заказы в мелкой мастерской — не предел моих мечтаний, знаешь ли!

Ее уже не радовали ни мамины булочки, ни малышня — своя и соседская, бегающая под ногами с визгом и писком, ни простодушный восторг тети Эллы. Младшая сестра умело перечеркнула радость и гордость за новое место работы всего парой фраз.

— А ты думаешь, девчонка с низшим, «техническим», дипломом и почти без серьезного опыта соответствует ИХ мечтам?

Летта задавалась тем же вопросом. Было грустно думать, что ее взяли на это место лишь потому, что она случайно узнала секрет профессора. Хотелось верить, что им понравилась ее работа. Поломанный пес теперь двигался идеально: легко и бесшумно, несмотря на немалый вес его металлического тела.

— Опыт можно наработать. Главное — потенциал! — повторила Летта слова своего нового приятеля — Шона. Шон был помощником профессора Жильяра, кто, как не он, должен хорошо знать мотивы действий ученого? К тому же Шон не стал бы врать, даже если бы хотел ее приободрить.

Тогда она верила, что врать здесь не особо умеют. Ее история тому пример.

Ошиблась.

***

Казалось, ошибкой может стать любое движение. Впрочем, без разницы. Двигайся, не двигайся — итог будет один. И все же почему-то отчаянно хотелось жить. Забег по дому был, конечно, неимовернейшей глупостью. Просто сработали рефлексы. С запозданием. Солидным таким запозданием. Потому что когда Торин, охранник-электрик-водитель в одном лице, сухо и деловито сообщил:

— Ты не должна была это трогать. Арро, убей! — она не поверила. Ну, наткнулась на какие-то папки, ну сложила их аккуратно на полку, бывает, уборка это и подразумевает, а ей на уборку дали добро! Она их даже не открывала, да и не смогла бы: там кодовая защелка. Намек любому любопытному: «Ты не сможешь прочесть закрытую книгу.» Что же она могла увидеть лишнего? Разноцветные обложки без надписей?

Летта улыбнулась, готовясь посмеяться над шуткой — в этом доме порой странно шутили. Но Торин невозмутимо достал пистолет.

— Это приказ, Арро.

Она все еще не верила. И казалось, тот, кого она считала другом, тоже. Время замерло, воздух сделался каким-то густым и вязким и не хотел проталкиваться в лёгкие. Какая глупая шутка!

— Ты же помнишь наш разговор, парень? — голос охранника звенел металлом, в его руках появился другой пистолет. — Убей!

Сначала стояла тишина.

А потом раздался выстрел.

И вот тут Летта взвизгнула. Пуля ушла с сторону, но она этого не заметила. Вдруг разом забылись все рассуждения, остались только страх и непонимание. Так не бывает. Не может быть! Не здесь, не с ней, не с ними!

Торин перекинул один из пистолетов парню, тот его ошалело поймал.

Летта уже боялась, но все еще не верила. Визг оборвался, но тело замерло в ожидании.

«Друг» поднял на нее взгляд, и глаза его зажглись красным.

И вот тогда Летта побежала. Без какого-либо плана — просто на инстинктах.

Нет, она знала, что месье Жильяр занимался киборгоизацией людей, но думала, что он трансформировал в киборга только одного человека, да и то, спасая ему жизнь. Но теперь... Теперь все выглядело иначе.

Конечно, она быстро выдохлась. Влетела в очередную стерильно белую комнату, не нашла второй двери и обреченно прижалась к стене. Он вбежал следом за ней, на ходу поднимая пистолет. Так они и замерли напротив друг друга.

И вот теперь ей страшно сделать вдох, а ему ничего не стоит всадить пулю ей между глаз. И хотя колет в боку и болит в груди, Летта все еще не понимает, кто перед ней на самом деле. Потому что до сих пор кажется, что это все тот же Шон. Парень с разноцветными глазами, неуверенной улыбкой и растрепанными волосами, которые он периодически приглаживает дрожащей рукой. Впрочем, совсем недавно ему сняли последние швы, и его руки наконец трястись перестали.

Вот и сейчас, держа пистолет, ни капельки не дрожат. И глаза у него уже одинаковые, красные. Значит, работает процессор, активно выдает на закрывшие глаза линзы новые данные. Или строчки команд. Или...

Вздох вышел хриплым, громким, тут же захотелось спрятаться, пригнуться. Но Летта заставила себя не двигаться. Стоя — значит, стоя. Да и толку-то пригибаться, он все равно быстрее.

***

— А я сразу сказала: будет из Летки толк! — вещала подвыпившая соседка справа Леттиной матери. Полгода назад говорила она совсем другое, но поминать старое и спорить с ней ни мать, ни дочь не стали — торопились домой. Тетка же стала у самого лифта, загораживая двери оного своим объемным телом и всячески демонстрировала жажду общения.

— Мелкий мой, Ванька, трындит, она у профессора какого-то в шестерках бегает. Можа, выбьется девка в люди! Профессора эти токмо такие непостоянные! А чем занимается твой дохтур наук, а?

Чем в данный момент занимался месье Жильяр, не знала и сама Летта. Ее дело — робопса чинить, да в дополнение по дому и по кухне помогать (не так часто, слава сервиприводам, ломался пес!). Ну и по велению души она частенько брала на себя заботы о мелком сорванце Тёмке. Еще касательно исследований Летта знала, что новому начальнику удалось соединить работу мозга с процессором, сделав не просто улучшенного кибертехнологиями человека, а полноценного киборга на базе умирающего человеческого тела. Вот только по законодательству подобные эксперименты над мозгом были запрещены. Что угодно можно менять, а мозг трогать нельзя! По крайней мере считалось, что именно мозг определяет человеческую сущность, а потому эксперименты над ним сочли негуманными и противоестественными. Так что об этих нюансах работы шефа Летта никому не рассказывала, даже семье. Но верила, что тот спас этими «негуманными» методами чужую жизнь. Так что и говорливым соседям, и любопытствующим родственникам она, не вдаваясь в подробности, выдавала стандартную биографию начальника, которая есть на любом информ-сайте. Этого хватало, чтобы от нее отстали с расспросами.

***

В комнате было душно, воздуха не хватало, Летта чувствовала, как по спине течет пот. От бега? От страха? Ноги сделались ватными, ежесекундно норовили подогнуться, но она цеплялась за ту старую мысль: «Стоя!» — и стояла. В какой-то момент ей показалось, что Шон опустит ствол. Вот сейчас точно опустит, и все окажется нелепой шуткой, как тогда, ночью, когда она придумала себе невесть что, и они случайно столкнулись в коридоре... Но Шон стоял, замерев, и смотрел куда-то мимо нее красными глазами. Что он там видит?

— Приказ, — ответил на ее мысли Торин, остановившись в дверях. — И варианты его выполнения. Нестабильной системе необходимо наличие привязки к руководящему элементу. Если грубо — к хозяину. Шон очень нестабилен, одни руки его чего стоили! Изабелла их перешивала раз двадцать! Поэтому у него в управлении прописаны почти все обитатели дома.

Рука с пистолетом начала опускаться. Торин усмехнулся.

— Нет, Шон, не так просто. Убей механика Летанию отр-Орлиту.

Рука с пистолетом дернулась вверх. Летта не выдержала, закрыла глаза. В тело врезалось что-то тяжелое, и голова взорвалась болью.

***

— И ей на голову падает чайник, восхитительное ощущение.

Шон посмотрел на нее с серьезной миной, но не утерпел и рассмеялся. Летта задумалась. Потом вспомнила чопорную и чванливую соседку фон Цюрих и все же улыбнулась. Она бы тоже была не против, если б этой сварливой и вредной женщине свалилось на голову что-нибудь не особо тяжелое. Может, чайник вместо шляпы — это именно то, что некоторым надо? Или даже лучше — вместо головы?

— А был у нас случай...

На кухне было тепло и тихо, за окном вечерело. На лавке у стены задремал Темка. Робопес лежал на полу и лениво играл с лампочками: включал то красную, то фиолетовую подсветку глаз. Шон, немного привыкший к новой работнице за последние дни, травил байки из студенческой жизни. На столе стройными рядами стояли кружки из-под кофе-чая, две стопки тарелок: мытые и немытые, — и огромное блюдо с сухариками всех мастей.

И Летте стало так тепло и хорошо, что вдруг показалось, будто она дома. Или хотя бы на своем месте...

***

Тело, прижавшее Летту к полу, было теплым, гладким... металлическим. Робопес грациозным движением отпрыгнул в сторону и как ни в чем не бывало спросил:

— Так это была игра такая? Я помешал?

Этот искусственный интеллект если чего-то не понимал, сразу спрашивал.

— Никто не собирался стрелять?

Летта открыла глаза. Пистолет валялся на полу, над ним с задумчивым видом стоял Торин, Шона в комнате не было.

— Не волнуйся, — сказал охранник Летте. — Он не заряжен. И первая пуля была холостая. Только такие дубы, как вы, могли этого не заметить.

— Она должна сказать: «Я ничего не понимаю». А я, видимо, спросить: «Кажется, мне лучше уйти?» — резюмировал робопес.

— Похоже на то, — согласился Торин, но не улыбнулся. Летте тоже как-то не смеялось. Пес задумчиво (обрабатывая информацию?) вильнул хвостом и покинул комнату. Летта встала сначала на четвереньки, потом во весь рост. Стоя. Удары судьбы надо принимать стоя.

Последствия собственной глупости — тем более.

— Он...

— Не выстрелил. А вот ты была уверена, что он спустит курок.

В горле пересохло, она облизала потрескавшиеся губы и почувствовала во рту привкус крови.

— Зачем?

— Шон не может себя идентифицировать в изменившихся обстоятельствах. Кто он: машина или человек. Я лишь попытался дать ему ответ.

— Оригинальный... способ.

В голове вертелись другие слова, очень неприличные, но адреналин схлынул, и на плечи вдруг навалилась такая неимоверная усталость! Не хотелось ни спорить, ни ругаться, ни даже существовать.

— И кто он?

Торин посмотрел на нее довольно холодно.

— Каждый, в том числе он сам, даст свой собственный ответ на этот вопрос.

Летта обхватила себя руками и рассмеялась странным, булькающим смехом.

— Команды...

— Да, — подтвердил Торин, — он может их отменять. Если захочет.

— Почему вы не сказали ему сразу?

— Тогда бы все было слишком простым. И ему не пришлось бы бороться за свою человечность с собой-машиной.

— Это... жестоко.

Торин засунул пистолет в карман куртки.

— Я воевал, механик отр-Орлита. Я видел вещи пострашнее. И делал.

Летта опять засмеялась. Потом закашлялась. Ее трясло.

— О! Тут надо звать Изабеллу! — резюмировал охранник и набрал номер врача.

Летта потерла ладонями плечи — согреться не получалось. Ее трясло.

Что ж, кажется, Шон свою человечность нашел.

А что насчет нее?