Колыбель Дьявола

Глава 1

15 июля 1990 г.

Над головой оглушающими громовыми раскатами разливается июльское свинцовое небо, неторопливо затягивая иссини-черной хмарью маленький провинциальный городишка Линк-Гроу в Онтарио Канада. Медный закат неторопливо тает за расползающийся вдоль багрового горизонта голманой. Набухшие толи от воды толи от снега серые тучи, вот-вот зацепятся за лысые верхушки старых кленов, веками растущие в парке Бербере. В зловещей и мрачной глубине прохладных аллей, по паутине гранитных дорожек, украшенных рваной золотой листвой, скользят безжизненные тени наступившего вечера, скрывающие под кроткими ухмылками гнусность своих душ. Дамы, разодетые в прекрасные наряды мертвой хваткой, держатся за своих кавалеров красными от холода ручищами, умудряясь придерживать шаловливо играющие на сильном ветру пышные подолы вельветовых юбок или шелковых платьев, мужчины же то и дело поправляют загибающиеся поля осенних шляп. Каждый из этих сутулых, поникших силуэтов грезит лишь об одном — поскорее укрыться в каком-нибудь теплом уютном местечке.

Минуя пару сырых скамеек, я ловко перепрыгиваю бетонный бордюр, погружая промокшие до носков кеды в омерзительную склизкую, холодную траву! Пробираясь сквозь тусклую, пожухлую зелень газона в сторону старого ветвистого клена. Оставляя далеко позади застеленный пурпурно-шуршавшим ковром холм с шумными, суетившимися ничтожными людишками!

Устроившись под благородной кроной могучего дерева, вынимаю из заднего кармана заношенных синих джинсов, не самую дешевую пачку сигарет, настойчиво царапая подушечку пальца о хромированное колесико зажигалки, но пламя наотрез отказывается вырываться наружу, посыпая слабыми искрами бумажную гильзу сигареты.

Ожидание порой мучительно!

Я наконец-то затягиваюсь, и теплый табачный дым обволакивает вязкой пеленой легкие, успокаивая разбушевавшуюся в груди тахикардию на фоне мрачных мыслей о смерти!

Колючий ветер вероломно прорывается сквозь тонкую плащевую ткань ветровки, застегнутой под самое горло, пронзая ледяными иглами спрятанное в ней худущее покрытое мурашками тельце!

Не заметно для самого себя, я лишился голода, холода, сострадания! Остался лишь страх и усталость, искалечившая мой разум до кровоточащих борозд, в одной из которых, я тону по сей день!

К несчастью, моя мать - не любительница долгих душевных разговоров, но в одной из коротких бесед вскользь упомянет: «В моей полной свободы груди, давно поселилась боль, предательство и смерть! Чего ты хочешь от женщины, отказавшейся от жизни в угоду вечной скорби?»

Вот и во мне ютится кое-кто из этой троицы. По ночам я слышу скрип собственных жил и хруст костей. Силы бесследно тают, оставляя тяжелые сухие вены! Разум изголодался по пище, но отвергает любые попытки насытиться чем-то стоящим. Меня рвет отвратительными фантазиями, от которых я презираю себя еще больше. И в этом хаосе я сумел узреть истину своего развратного и скудного ума.

Сжечь бы свою душу на хер, да вот, она и так смолит!

Столь хрупкое умиротворение, разбивается вдребезги от неожиданного блеянья, раздавшегося за моей спиной:

— От тебя смердит алкоголем! — Молодая женщина варварски вырывает меня из омута тягучих раздумий, с осуждающим видом, замирая напротив. — Твоё лечение, —наращивать та децибелы в голосе, — несовместимо с подобным образом жизни! - Озабоченно упрекает меня, проваливаясь в долгую неловкую паузу.

Впрочем, данная особа и сама не прочь холодным вечером, укутавшись в теплый плед, пропустить бокал-другой красного вина, а после, разбавить сладость уст крепкой сигаретой. «Но я — “совсем другое дело.”», — Любит напоминать Наэль. Её приводит в бешенство мой подростковый алкоголизм и периодические наркотические отходники. Ведь в такие моменты в «кучерявой головке» моей сестрицы проскальзывает одна, очень светлая мысль: - Не справилась!

К счастью, наши встречи носят исключительно деловой характер, их омрачают лишь дурные вести, принесенные на ощипанном хвосте этой стервы.

Пристроившись рядом, виновата роняет:

- На следующий недели, я уезжаю домой! - Не довольно кривит мордочку!

Широкий купол женского зонта украшен крупными стразами дождя. Аккуратно отряхнув его от воды, складывает тот в изящную трость с длинным железным черно-матовым наконечником.

— Живешь в Линк-Гроу 14 лет, а дом все равно у папочки? — Неоднозначно окидываю девицу острым взглядом, надменно приподнимая чернющую бровь!

Манерно запахнув приталенный зеленый пуховичок, она недовольно стучит зубами:

— Холодно!

И не посмотришь! - Размышляю про себя. – В самый разгар лета, Линк-Гроу неожиданно накрыли северные циклоны. Зима подозрительно быстро торопиться захватить свои обширные владения, заморозив ничтожный городишка. И его теплолюбивых жителей!

Ее робкий взгляд, способный соблазнить священника замирает прямо на кончике моего носа.

— Однако! - Удивлённо выдаю я. - Видимо, в Англии действительно хорошие школы, как о них говорят. – Хитро шлифуя её неожиданно смутившуюся физиономию усталым взглядом.

— Я оплатила за тебя счета… - Резко переводит тему, - опять! – Упрекая, стыдливо прячит в глубине своей изломанной души, полные печали глаза, то ли от неловкости вопроса, то ли от нахлынувших воспоминаний об учебе, спонсором которой являлся, разумеется, папаша. Жаль, кроме слез и разочарования, ей определенно не удалось ничего припомнить. Не считая красного диплома, да толку от него - ноль. Ни дня не проработав по специальности, Наэль любит приводить в пример корысти, жестокости и подкупности юриспруденции трехнедельную бесплатную адвокатскую практику в одном из гражданских судов в Шеффилде, весьма неудачную естественно, но кто об этом узнает? Она упустила единственную возможность выбраться из очередной дыры. И скорбь ее непомерна велика, порой, кажется, сильней, чем по матери. Её плечи прилипли к груди, а голова поникла.

Не приятно морщась, от резкого цветочного парфюма сестры, с усмешкой кидаю, — Какова на этот раз причина? Он не в состоянии найти шлюху для качественного минета?

— Какой же ты! - Ее жалкая попытка возразить, оказывается, загублена еще на корню, - Отец! – Замолкает та, размышляя над корректностью своего ответа, - пытается реабилитироваться в наших глаза, Эрик! - Не выдерживая моего хамства, топает ножкой.

Выдыхая табачный дым с остатками легких, меня невольно уносит в раздумья, на морде самопроизвольно растягивается немного придурковатая улыбка, а красные, раздирающиеся от дикого зуда глаза, наконец умиротворенно смыкаются.

Наэль с очевидным двуличием, раздражает куда меньше отца, соображаю в уме я, тот оказался полным дерьмом и извращенцем! Меня хватает жуткий колотун, от одной мысли останься этот педофил с моей матерью, - кошмар! Но стоит услышать сочетание звуков, складывающееся в малюсенькое никчёмное имя «Эрик» мое нутро коробит сотня ножей!

— Реабилитироваться? – Удивленно отстукиваю зубами, заглатывая морозную свежесть. – Он хоть помнит мое имя, я о настоящем?

— Эрик! – Осудительно тявкает девица!

Опять она называет это имя, я раздраженно закатываю глаза от полного бессилия.

- Отец всегда интересуется твоим здоровьем! — Продолжает милашка, поглядывая на мою жутко недовольную физиономию исподлобья, а затем неожиданно кидает прямо, - В отличие от твоей матери!

- Не ищи спасенье у мамочки! От предначертанного не спастись, не из моих когтей! — Панихидный глухой голос, раздающийся из глубин моего естества, настойчиво и рьяно бороздит здравые остатки сознанье, от чего мне резко плохеет!

Пригрозить бы ей заткутся, да сил едва хватает оставаться на ногах. Вот и приходиться молча выслушивать ее никому не сдавшееся мировоззрение об отце с его космической любви ко мне.

Ее прекрасный крошечный ротик, перепачканный дьявольской похотью изрыгать жуткую брань:

- В отличие от твоей матери алкоголички! - Яростна вопит. – Лиза трусливая псина, - сквернословить, не скупясь на выражения, - проживающая в чертовом склепе!

Не постесняется напомнить и о случайных встречах с моей матерью в Кроус-Бик и как та якобы, бесстыдно прятала заплывшее от похмелья лицо, обвиняя святую Наэль, во всех грехах!

— Я уверена! – Раздражённый женский крик трансформируется в невнятный шепот, - эта дрянь, - недовольно добавляет девчушка, отчужденно покачиваясь на носочках в осенях кожаных туфлях, - Плевать хотела на произошедшие с ней шесть лет назад! Как бы поскудно не звучало, мир твоей сумасщедщией мамаши, — старые бессмысленные романы!

Нервозно сжимая тоненькими пальчиками деревянную ручку зонта до треска.

Видимо, вы читаете с ней одного автора.

- Шесть лет? – Удивленно загудел, от возмущения, - хотя прекрасно осознаю: её оговорка намеренна.

Утолив уста очередной затяжкой, злорадно интересуюсь:

— А ты, свыклась за пять лет с отсутствием своего фаворита?

Молодая женщина уставилась на меня осоловевшими от ужаса глазами!

Позволив мне лицезреть свою слабость, повержено прячет взгляд в пушистой оторочке капюшона, - оп, и я с наслаждением топчусь по её чувствам.

— Остановись! — Обрывисто командует, судорожно закусывая губу.

Прозвучавшее напоминает скорее просьбу на край мольбу, но не насмешку, в которой та, неудачно замаскировала свою ранимость.

Любуясь плачущим ливнем горизонтом, не торопливо докуриваю сигарету, убеждая себя игнорировать бессмысленные всхлипы Наэль, и ее устремленный мне прямо в морду тоскливый, щенячий взгляд! Та собирает в конский хвост, взбитые ветром волосы, не послушными от мороза пальцами и не однозначно хмыкает!

Мне придется напомнить ей:

— Я тебя не звал!

Ее никто не заставлял привыкать к моей грубости, да вот незадача она то и дело просит об этом сама.

— Знаю! — жалобно скулит, разбавляет посвистывающий в моих ушах ветер. Суетливо переминаясь с ноги на ногу, растирает озябшими ладошками замершие коленки, вглядывающиеся из-под горчичной юбки. Жадно выхватывая губами, пахнущими безысходностью с легким налетом белого вина куски теплого пара, срывающегося с моих уст.

Набравшись смелости, женщина разрывает паузу бессмысленным звуком. – Нельзя оставаться в прошлом!

— От кого я слышу! — Возмущенно фыркаю, буквально склоняясь всем телом над ней, как меня без остатка сжирает фисташковый омут глаз сестры. — Ты изрезала ноги в кровь, блуждая по холодным и острым, как дресва воспоминаниям. — Едва сдерживая дрожащий от раздражения голос. — И, черт подери, когда твоих сил хватит на шевеление руками, ты поползёшь к нему на локтях!

Наэль легонько качнула головой, негласно подписываясь под каждым моим словом. Ее потерянный, потухший взгляд, алчно рыскающий в моей физиономии, отголоски прошлого, наверняка оставил за сбой кучу мозолей, да вот она, так и не нашла черты того, к кому, так упорно возвращается каждый божий день в своих мертвых фантазиях, и это отнюдь не отец!

Не смотря на страшную череду событий, произошедших с сестрой благодаря папаши, из-за чего малышке Наэль пришлось повзрослеть гораздо раньше, не остановило ее ласково звать своего душигуба «папочка», вознося мерзкого ублюдка на пьедестал славы и почета, идеализируя каждый, его едва верный поступок. Сколько же он оставил шрамов на теле и душе в благодарность за преданную и чистую детскую любовь, известно одному господу Богу и Наэль заботливо оберегающая память о своих глубоких, кровоточащих ранах, лучше любой святыни! Убежденно считая слезы своей личной наградой. Я же, не единожды пытался добиться от нее ответа, всего-та, на один чёртов вопрос:

- За что она преданна?

Был готов выслушать откровения, вытерпеть каждый ее болезненный всхлип и вздох! Но нет, на меня обрушивалось скорбное, гнетущее молчание! И высокомерие, от которого выворачивает на изнанку!

Даже, пару раз пытался остановить ее, разрывая купленный ею билеты в клочья. Надеясь спасти жалкие осколки души, этой идиотки, но четно! Все меркнет на фоне дикого рвения Наэль вернуться в Кроус-Бик и искупаться в омерзительной пакости, в которой та, страстно жаждет утонуть.

Умиротворенно любуясь шаловливой игрой неугомонного ветра, грубо вздымающего кучи сухих листьев, затем разбивая их об землю! Мое внимание магнитом притягивают блестящие от соли женские глаза, кричащие во всю силу разбитого сердца:

— Мне так его не хватает…

Не тебе одной!

- Живородящее тепло! Коснись же её, освободи себя от ужасной участи! — Рокочущий дьявольский голос Безымянного, раздающийся прямиком из преисподней, высасывает из меня последние силы, подобно зыбучим пескам, в которых я барахтаюсь последний год не в силах выбраться из плена. Уже не выбраться!

Девушка бросает стеклянный взгляд на циферблат наручных часов, сжимающие тонкие запястья кожаным белым ремешком, кротко интересуется:

— Увидимся?

Внутри все опало, как неудачно собранный пазл! И я ползаю по старому трухлявому полу, собирая острые занозы, в поисках недостающий части, но ту уже утащили юркие крысы.

Потрепав себя по взъерошенной шевелюре.

— Возможно. — Отвечаю, без какого-либо энтузиазма!

Сестра с неохотой поддается, принимаясь освобождать узкие карманы от кожаных черных перчаток, раскрывает зонт. Ее решимость не позволяет ей оставить меня, в очередной раз, вырисовывая глазами на мне мертвые петли!

Я не хуже маяка, улавливаю её бедственные сигналы, бьющиеся в истерике SOS. Я не спасатель! Безразлично отключаю рацию, и покидаю ее первым.

***

Во мне пламенеет душа, заполняя сосуд с головой едкой гарью.

Ломота в мыслях не позволяет собрать воедино расползающуюся в резкой ряби заспанную физиономию сидящего напротив приятеля. Проваливаясь сквозь тонкую, как марля, явь, я успеваю ухватиться лишь за острый подбородок Сендли небрежно заросший кучерявой щетиной. Затем взгляд что-то силком уводит в сторону, и я без какого-либо сопротивления тону в провинциальном говоре недалеких болтливых официанток, скрывающихся в дальнем темном углу барной стойки. Возвращает меня обратно хихиканье друга.

— От лекарств плющит? — С издевкой интересуется Сэм.

Совершая над собой очередное, бессмысленное усилие, лениво размыкаю бледную линию губ, ехидно поясняя:

— От лекарств, от лекарств!

Ненароком залипая блуждающим в пространстве взглядом на жирном мужике с проплешиной на темечке, развалившимся за соседним столиком. Бедняга судорожно трясется в засаленной клетчатой рубахе, едва сходящаяся на внушительном волосатом пузе, откинув яйцевидную башку на мягкую спинку красного кресла, дышит точно бешенная псина, быстро и глубоко! Изрыгая из широко открытого рта, утыканного желтыми гнилыми зубами, до жути смердящую черную жижу, стекающую по рыхлой плоти вниз под босые, перепачканные сырой землей, стоптанные ступни.

— Кое-кому не помешает перерыв. — Подытоживает Сэм. Продолжая поверхностно изучать вечернее меню, поправляя сползающую с широких плеч кожаную куртку, накинутую поверх серого спортивного костюма.

— Не получается уснуть незагруженным, — бубню под нос, поддаваясь необъяснимой слабости, разливающейся во мне с макушки до пят!

Заползая в угол потрепанного креслица, плотно зажимаю уши локтями, дабы не вслушиваться в отвратительный влажный хрип незваного гостя!

Не хочу давить на жалость. Однако, последнее время, наркота вовсе перестала справляться с незваными гостями, бушующими в моей башке, лишив меня какого-либо смыла, оправдывать очередную свою слабость! «Незваными гостями» Я зову призраков убитых людей, не попавших в ад.

Одних я вижу всего пару раз, к примеру: того жирдяя по правую руку от меня, другие, как Безымянный, обитают во мне постоянно. Понятия не имею, какие силы их притягивают, но одно я знаю наверняка, - с каждым новоприбывшим я становлюсь ближе к смерти!

— Наэль тебя видела? — Обеспокоенно бросает Сэм, щелкая перед моим лицом мозолистыми пальцами, таким образом пытаясь заполучить мой потерянный в пространстве взгляд.

— Я был в норме, — успеваю промямлить перед тем, как уроню обессиленную голову, забитую разной дрянью на усыпанный хлебными крошками фанерный столик!

Лихорадочный вздох, мои легкие вовсю барахтаются в едва ощутимом аромате, таинственном и далеком, точно веточка ванили, спрятанной в темном углу шкафа с нижнем бельем!

— Чёрт! — Натираю лбом стол до блеска. — Снова он, — обессиленно шепчу, смахивая костлявыми пальцами испарину под носом.

В жилах закипела кровь, а в голове волчком завертелись мыслишки о конце света!

Искалеченное злом пространство, под агрессивное мерцание желтого света ламп, расходится пульсирующими волнами, обнажая адскую расщелину с доносившимися оттуда душераздирающими стонами грешников. Однако вместо орды злобных, требующих мести призраков изрыгает черное искрящееся электричеством облако, из которого, прихрамывая на левую ногу, является охваченный смолистым огнем Безымянный, сквозь оплавившуюся до дыр одежду гостя из потустороннего мира, проглядывается пережаренная, безобразная кожа, пронизанная пульсирующими ярко-оранжевыми венами.

Приближаясь ко мне в ореоле удушливого пепла, издавая мерзкий запах паленой плоти, демон скрипит, обугленными голосовыми связками: - Слабак!

Как жаль, саркастично вздыхаю, надеясь оказаться растерзанным бесами.

В ушах металлическим цоканьем отдается, каждый чертов шаг, каждый хруст окостенелых суставов демона. Эффектно присаживаясь объятый горячим языками пеплом, тощей задницей на край столика, между мной и Сендли, задумчиво выдает:

— Призраки чуют твою полудохлую плоть! Не окажись меня рядом, твой бесполезный, примитивный разум разорвут на кусочки сотни жалких падальщиков, мечтающих соприкоснуться с твоей реальностью! – Злорадно подхихикивая, - я с радостью стал бы свидетелем столько душевной пирушки, жаль, ты мне еще нужен!

Слыша злобный, неконтролируемый смех Безымянного невольно складывается впечатление, в прошлой жизни он определенно был маньяком!

— Ах! - Чуть не довясь собственной слюной от удивленья, - так ты меня спасаешь! — Жалобно мямлю в ответ, лобзая сухими губами стол.

Не обронив более ни звука, демон медленно поднимается, тяжело шаркая в сторону призрака.

Мою глотку во всю распирает утренний сэндвич, а я глаз не могу оторвать от длиннющего, худого силуэта, облаченного в растянутую толстовку с глубоким капюшоном, несомненно, скрывающую сатанинскую морду!

Мгновенья ока, когтистая лапа Безымянного оказывается в чужом брюхе, округляя до размеров чайных блюдец свиные глазки толстопуза. За долю секунды демон обрывает бульдожий храп пришельца, безжалостно вырывая извивающую змеей серо-голубую ленточку. Крепко сжимая добычу в своем обезображенном ожогами кулаке, властно рыча:

- До чего же сладок припадок безумия!

А у меня дух перехватывает от физиономии толстяка, расползающейся в мучительной агонии. Бедолага роняет сокрушительный вздох, осыпаясь на алый диванчик теплым пеплом.

- У всех демонов есть имя, как же зовут твоего?

С любопытством расспрашивают меня алчные психотерапевты! Надеясь услышать фантасмагорическую чушь о демонов с красной планеты и невидимых человечках, живущих у меня в животе!

А я обхохатываясь отвечаю им:

- Прощу прошения за скудность воображения! - По джентельменски приклоняя голову. Не передавать же им слово в слово ответ демона:

- Я есть святотатство! В изгнания блудил я в безводных местах в поисках убежища и нашел его в неверующем и сожрал его ангела и назвал себя святым духом! Ибо имя мое не знает язык мой гнилой, а раз так, то ты бессилен передо мной и перед сосудом своим дохнущим в отречение!

После столь громкого заявления сумасшедшего огненного психопата с безграничной манией величия, желания расспрашивать демона, о чем-то еще резко отпало! Вот и прозвал я его Безымянным, если можно считать это именем. Вообще-то по-хорошему, стоило обратиться к экзорцисту, только в Лин-Гроу не то, что церквей не осталось, пару лет назад закрыли последнюю часовню.

Безымянный агрессивный парень, со страшными садистскими наклонностями. Кромсает без зазрения совести неугодных себе призраков. Но видимо ему стало скучно изгаляться надо мной в одиночку, решил, притащил из-преисподние, пару шизанутых душонок, разрывающих одним своим присутствием мой мозг на серпантин!

— Ты побледнел, — подмечает Сэм, взбалтывая осадок на дне белой кофейной чашки.

Красноречивость моего ответа, без сомнения смущает Сендли: содержимое желудка с рыком отправляется в рядом стоящий высокий пивной бокал.

Приятель торопливо уводит взгляд в сторону, осудительно вздыхает над моими манерами. Перекусывая зубами зубочистку, буркнул:

— Когда у тебя встреча с врачом?

— В середине следующей недели, — выдаю на автомате, стирая с уголков губ краем рукава, разъедающую кожу горечь.

За пыльным стеклом забегаловки, мрачным куполом опустилось вечернее темно-голубое небо, с млечными путями звезд, когда ни будь среди этих миллионов далеких душ окажется и моя. Она с легкостью прорвет нежными крыльями плотный, кожаный кокон, окутавший ее смертельной усталостью, постоянной болью, грешными мыслями и человеческими изъянами, торопливо устремится ввысь подальше от бренной земли. Но пока я здесь, на душной, обетованной поверхности, вынужден упиваться фальшивым блеском придорожных фонарей светящиеся из последних сил на блестящем июльском морозе.

Где-то в дали изредка проносятся автомобили, оставляя от фар на мрачном холсте, яркие неоновые полосы, в отличие от звука рычащих моторов, напоминающих о себе еще несколько минут.

— Она сможет пойти с тобой? — Интересуется Сэм.

— Она? — Возмущенно выдаю. — Опять уезжает к отцу! — Почти освободившись от навязчивого звона в ушах, прячу под стол смердящий пивной бокал. - Мы оба прекрасно знаем, кого она любит! - Драматично опускаю глаза в пол.

Натягивая на нос ворот спортивки, Сэм задумчиво уставился на меня, - Наэль многое сделала для тебя, - укоризненно брякнет.

Нежно-голубые глаза Сендли разливаются по моему сосредоточенному лицу теплыми волнами, оставляя едва заметный жирный блеск.

Растерянно пялясь в напольную плитку, всё ещё пытаясь понять: за какую медвежью услугу я должен благодарить потаскуху бездарно исполняющую роль сестры милосердия, в моем недописанном романе…

- Ах, да! - Наигранно хлопаю ладошами по столу, - втайне от муженька таскала наркоту, подростку, страдавшему сильнейшими приступами шизофринального бреда, не позволив тому сдохнуть от абстинентного синдрома. Не позволила! - Перекидываю бесноватый взгляд на измятую морду Сэма.

- Эрик! - Рука Сендли мягко коснулась моей, - Она боится тебя потерять! – Не совсем убедительно произносит.

- Как же, - не довольно хмыкнул, - вновь погружаясь в хаотичные мысли.

Страх Наэль, потерять восхитительный красный кабриолет спрятанный в пыльном и темном гараже ее супруга. Отсутствие прав совершенно не помешало сестрицы заполучить автомобиль в свое пользование, сразу же, как пузо муженька перестало вмешаться между кожаным рулем и водительским креслом! Дом еще одна ахиллесова пята меркантильной шлюхи, ведь та столько вложила в него изысканного вкуса и души, было бы жаль решиться такой пафосной роскоши! Том, та личность, на измены которого милашка с удовольствием закрывает глаза, лишь, до тех пор, пока ее прихоти воплощались в жизнь! Страшится ли Наэль потерять меня? Скорее, это риторический вопрос, определенно не требующий ответа! Я нужен ей в напоминание о том, кого она так страстно любит!

Кстати, именно Наэль свела меня с Сендли, сделав его, моим опекуном «не официально конечно»! Зато, в отличие от «любимой и заботливой сестрицы» Сэм готов в любую секунду примчаться ко мне на помощь.

— Рад, что с Сарой все наладилось! — Бездумно кидает.

— Притормози. — Перебиваю нахала. - К чему столько грязи?

Не раздумывая, друг заползает грудью на стол, - Я думал, вы сошлись, разве нет? – Удивлённо шепчет собеседник.

В день нашей первой встрече, Саре было 14 нежная и ласковая, точно бешеная лисица с пеной изо рта. Сильная, по крайней мере, хотела такой казаться. Её не по-детски мазало от моих прикосновений, замечаний, она корчила мордочку на мои упреки, не просила любви, демонстративно требовала. Спустя год тесной дружбы, признается: «Я люблю тебя, Эрик», — ласково картавя имя. Я и представить не мог чем обвернется на первый взгляд утопические отношения: Болью, предательством, унижением. Я любил ее тело, но ненавидел грязную душу.

— Свалила к черту на кулички, а перед этим сожрала мою заначку! — Недовольно отзываюсь.

— У самого глаза в точку, — возмутился Сэм, - издергался весь.

Отклонившись на спинку кресла, из-под ветровки показывается безобразно измятая, издающая «приличный аромат» застиранная до хрен пойми какого-цвета футболка, небрежно заправленная в джинсы. Губы растянулись в оскал, а голос забасил: - Сам вчера завязал?

Кисло поморщившись Сендли, уводит от меня взгляд на крашенные под дерево пластмассовые панельные, аккуратно прикрепленные к стенам дешевой забегаловки! Чьи массивные дубовые двери всегда открыты для дальнобойщиков, случайных прохожих и естественно, хамоватых байкеров, любящих парковать своих железных коней не на платной парковке, а у распустившегося, под панорамными окнами, прелестного зимнего сада! Здание имеет довольно незаурядный внешний вид, возможно из-за расположения. Город отсюда в паре десятков километров.

Это-ли важно, в окружение приветливых, заботливых официанток с легкостью, отвлекающих внимание откровенным флиртом от старой потрепанной мебели, скрипучего пола и холодного картофеля фри! Сюда заходят за свежей выпечкой с корицей, маком, мускатным орехом, чей аромат раздражает в организме столько рецепторов, что слюнки начинают течь еще при входе. Здесь своя, особенная атмосфера уюта, созданная без всяких ресторанных критиков, чья нога в жизнь не перешагнет оббитый тяжелыми носами ботинок байкеров стальной порог. Главное здесь! — Возможность насладиться спокойствием и такими короткими минутами бытия. «Ночные волки» — большая надпись готическим буквами красуется над входной дверью. Днем заведение тухнет, зато ночью благоухает чайной розой. Жаль, не всегда.

— Ты через-чур злой для семнадцатилетнего мальчишки, — возмущается Сэм, не стирая с лица обаятельной, белоснежной улыбки с ровными, как на подбор зубами, словно брекеты носил не снимая.

Иногда я позволяю себе не много фантазий. Представляя, как бы изменилась жизнь Сендли, не сломай его в детском доме. Да и под опекой дядюшке, другу было не легче. Старый наркоман и пьяница, существующий ради пособий, плевать хотел на воспитание племянничка с самой высокой колокольни! К счастью, старик вскоре повеситься на бельевой веревке! Оставив в наследство мальчугану не большой домик. «Дело до сих пор не раскрыли. Нет свидетелей, и что странно, абсолютно никаких пальчиков на месте преступления, даже самого дядюшки! Лишь его вонючие тело, провисевшее на балке в гостиной трое суток! Если дойдет дело до подозрений, я буду громче всех орать: Сэм был у меня, мы трахались!

Сендли не может не нравиться! Женоподобная мордочка, миндалевидные, широко посаженные голубые глаза с легким налетом нежной покорности, курносый, вздернутый носик, и пухлые, просящие сахарного леденца губки. Без стыда выдают эксклюзивность хозяина! Зато, внешний вид моего, пожалуй, единственного лучшего друга, брутальной многих натуралов. Короткая стрижка с выбритыми под ноль висками. Широкие плечи, до неприличия раскаченная грудь, с парой набитых где-то в подвале синей краской, лямбд. Рельефный пресс с ползущими к лобку разноцветными кобрами, раздувшими пестрые капюшоны. А на правом бицепсе красуются два широких браслета.

Сэм смышленый, общительный парень, сумевший окончить школу, даже поступить в медицинский колледж, а вот дальше, в его перспективной, возможно успешной жизни появился я! Замкнутый социопат, открыто презирающий весь род человеческий. «Позволяющий лишь избранным топтаться по своей душе, всюду сопровождая их с половой тряпкой, дабы после, затереть за ними следы.»

Из-за душевного одиночества мы вынуждены мириться с обществом психа и морально сломленного человека.

— У тебя нет другого друга! — С запалом озвучиваю свою мыслю!

Нашу высокоинтеллектуальную беседу прерывает робкое шмыганье носом весьма симпатичной официантки невысокого росточка, сжимающая в пальчиках тканевую салфетку.

Я заметил тучную плоть Джессики еще в дверях подсобки. На ней лица нет, сплошная усталость. Девчонка неторопливо плетется

из одного конца зала в другой. Набойки на ее узких балетках с грохотом стучат об кафельный пол, а опухшие лодыжки из-за всех сил выбираются из жутко не комфортной обуви. Джессика пару месяцев ходит хмурая, улыбаясь лишь по особым случаям. Малышка выросла в полной семье, законченных алкоголиков, теперь не покладая сил трудиться в ночные смены в забегаловке, что б оплатить своим предкам дорогостоящие реабилитации в клиники, где те, по всей видимости, доживают последние деньки.

Если те скоро сдохнут, то комплексы, обитающие в ее симпатичной головке, останутся с ней навечно! Я считаю Джесс весьма привлекательной, даже сексуальной. Малышка достойной лучшей работы, лучший семьи, лучшего парня. Но она тупая, раз не догоняет всего-этого. Проблема в том, что Джесс прожгла последние извилины химией, пытаясь добиться «идеального блонда» как по мне, сделала лишь хуже! Не буду лукавить, иногда я намеренно подливаю масло в огонь, подкидывая ей едкие комментарии по поводу ее веса! Не хочется мне делить ее с кем-то еще.

Джесс замирает в паре сантиметров от стола, я с наслаждением разглядываю ее застиранную черно-белую форму. Юбка, спускающаяся к отекшим коленям, безупречно облегает огромную попу. Белая рубаха к концу смены мало того, пропитана потом, так еще чуть ли не слетает с хозяйского плеча при ходьбе. На остром воротничке приколотый тупой булавкой приколот бейдж со вставленным клочком бумаги с криво нацарапанным именем. Вишенкой на этом торте, является туго завязанный где-то под талией пожелтевший фартук с кружевной оборкой.

— Я закрываюсь через 5 минут, — измученный девичий голосок, отдаться колючей вибрацией у меня под кожей.

— Отлично! — Пытаюсь, улыбнуться ей в ответ, но уголки губ не произвольно опускаются вниз.

— Проводишь меня до дома? — Мурлычет Джесс, упорно строя мне сонные глазки.

Боковым зрением натыкаясь, на не дружелюбный оскал Сендли, категорично орущий, - Нет!

У самого сил, как у выжитого лимона, а ласок своей малышке до жути хочется.

По-хамски кошусь сквозь тяжёлые веки на друга. - Меня ломает, - с сожалением вздыхаю, вытирая бледную морду холодными ладошками. – Хочешь отсосать! – Предлагаю Джесс.

Слыша в ответ удивленное покашливание Сэма и бодрое согласие Джессики.

— Тогда за углом! — Девчушка запрыгала на месте от восторга! — Я закрою кафе и подойду!

Еще пару секунд мы с идиотскими улыбками смотрим друг-на друга, я молча восхищаюсь ее милой, измождённой многочасовой работой мордочкой, а она моим болезненным цветом лица, затем ловко разворачивается, и виляя круглой попкой удаляется обратно в подсобку.

При всем отвращении к жизни меня не оставляет в покое тяжелая грудь, вульгарно выпрыгивающая из тесной рубахи Джесс при ходьбе, прямо-таки встречному в руки. Ее нежный румянец на круглом сладком личике, отдает легким запашком алкоголя, а безоговорочная податливость, о страхе, вновь остаться без моего внимания.

Одуревший от моей наглости Сэм, возмущенно одергивает меня, — Серьезно, понравилось проводить время в компании Коди?

Прошу прошения, язык не поворачивается назвать встречи с ее парнем приятными! Я бы именовал их ужасными! Особенно после того, как ее ухажер оставил мне на память сотрясение мозга!

И стал бы я рисковать собой в очередной раз? Член твердо отвечает: - да!

— Плевать я на это хотел! — С невозмутимой мордой пожимаю плечами, выбираясь из-за стола.

— Ничему тебя жизнь не учит! — Возмущённо кричит белобрысый, вскакивая с места. Оленьей поступью направляясь к выходу.

Я же, уверенной походкой альфа-самца направляюсь за ним. Сэм уже скрылся за входной дверью, я выхожу следом.

Нас поглощает холодная, бархатистая мгла. Тусклые фонари обжигают оранжевыми пятнами, изувеченный до дыр асфальт. Неподалёку звучит игривая дворовая музыка, добавляя в настроение немного кокетства. А рядом, до грудного кашля, сигаретой затягивается Сэм, закутывая себя в плотный кокон табачного дыма.

В двадцать четыре года парнишка никому дороги не перешел, осторожен в новых связях и разборчив с половыми партнерами! Даже о моей сестре, Сендли весьма сдержан в выражениях, а ведь знает о ней ничуть не меньше моего! Избегает насилия или неловких ситуаций, способных вывести его на разрушительные эмоции! Искренни веря в так называемый бумеранг-судьбы!

Интересно, мнение Сэма изменили бы слова Безымянного:

- Судьба, ни, что иное, как кнут в руках хозяина, порющий себя по хребту!

Замерев на пару секунд под алой неоновой вывеской забегаловки, окликаю друга:

— Я быстро!

А тот, демонстративно в игнор. Башкой по сторонам крутит, кольца дыма пускает. И наверняка, начитывает, про себя какую ни будь мантру спасающая от негатива, интересно такие есть?

Позади в замочной скважине скрипит ржавый ключ, оборачиваюсь, а мне в кадык упирается курносый носик Джессики, хлопая длиннющими черными ресницами, растекается в медовой улыбке от моей серьезной гримасы.

Я отвечаю ей похотливой ухмылкой.

Девчонка стала выглядеть еще хуже, сменив отвратительную форму на пеструю безвкусную футболку, заправленную в юбку, натянутую выше талии, где по идее должна находиться толстущая резинка. Определенно, сшивший это подобное, убогое розовое изделие, ничего не смыслит в моде и стиле.

— Пока, Джесс, — Где-то в темноте раздается ревнивый голос, быстро удаляющего в ночь горбатого Дика. Тот больше двух лет пытается добиться расположения девушки, однако все впустую, видимо мешает горб! Или как любит говорить маменькин сынок, фиброзная киста!

Дождавшись исчезновения слюнявого неудачника, подружка берет меня за руку и уводит за угол.

— Выглядишь не очень, — заботливо подмечает Джессика.

К черту бессмысленные прелюдии.

Уже на протяжение нескольких лет меня не покидает одна мысль, пресно поселившееся в моей «головке»

«Не подведи дружок!»

Мы тусили в местном стриптиз-баре, до куда, меня любезно согласился сопроводить Сендли, ноя всю дорогу о том, насколько ему отвратно смотреть на голых женщин. Мол, истинная его цель — предотвратить мой возможный блуд. Ведь подхватить там какую-нибудь заразу легче легкого. При всей своей брутальной внешности, стоит ему открыть рот, как его с потрохами выдает гейская интонация, а я частенько пародирую, друга, дабы позлить.

Сэм прошел без проблем, а вот мне, пришлось дать на лапу паре вышибал, прошу заметить, по паре сотен баксов каждому. «Было время Наэль на мне не экономила»

Немаленькая сумма за спидозных проституток, усердно мнящих из себя крутых танцовщиц.

Над нами пылают неоновые прожектора, топя набитый зал «богатенькими папочками» в блеске софитов, в каждом углу торчит по ржавому хейзеру, вместо качественного дыма старые железяки испускают малюсенькие, быстро тающие облачка. Сливками данного заведения является ненавязчивая ритмичная музыка, к сожалению, в такт которой наотрез отказываются попадать длинные фанерные доски, безжизненно дергающиеся на пилоне.

Мы стоим у барной стойки, весело болтаем, попивая крепкое пиво. Сэм толкает меня в локоть: мол, посмотри, кивая на танцпол, та красотка не сводит с тебя глаз.

Если быть откровенным, я с неё тоже, хоть взгляд так и умудряется соскользнуть, ведь зацепиться там не за что.

Извиваясь змеёй на огромных черных ботфортах, яркие розовые волосы танцовщицы красиво развеваются, а движения выглядят мягкими и пластичными. Я уже вообразил предстоящий страстный секс, после красочного представления. Ее громкие, фальшивые стоны, вырывающиеся из глубокой мозолистой глотки, омытой мой спермой. О щуплом костлявом теле и лошадиной морде, я банально старался не думать!

Оттанцевав своё время, «красотка» решает спуститься со сцены к нам. Стук ее каблучков по бетонной лестнице звучит в моей голове все отчетливей. По мере приближения, ее острое, сияющее издали личико меркнет и стареет, покрываясь сеткой мимических морщин, пробивающихся сквозь толстый слой штукатурки, а усыпанной стразами бухгалтер пустеет прямо-таки на глазах….

— Кристи, — оказавшись рядом, представилась танцовщица, наваливаясь грудной клеткой на край барной стойки.

— Типичное имя для падшей женщины, — безразлично комментирую, с шумом отхлебывая холодное пиво.

— Уу-у, — протянула стриптизерша, расплываясь в милой улыбке, точно подмечая, — какой ты злюка!

— Это лишь первая минута знакомства, — с непривычным задором предупреждает её Сэм, облокачиваясь плечом, на мое.

— А такой симпатичный, — умилиляется баба, — сколько же тебе лет?

Я горячий парень с бурлящей в жилах интернациональной кровью. Во мне смешались разные страны, религии и взгляды. Моя прабабка была родом из России, весьма верующей христианкой, проводя большую часть своей жизни в постоянных молитвах на арамейском языке, но, по утверждению матери, церковь не посещала категорически. В отличие от прадеда, тот был буддийским монахом и просто красавцем метисом из Южной Африки, высоким, статным. Разглядывая старые альбомы с черно-белыми снимками своих предков, я наконец-то разгадал семейную тайну, от кого мне достался сильный волевой подбородок, спасибо, прадед. Их невероятная встреча, впрочем, как и переезд с годовалым сыном на руках в Кроус-Бик - для меня полнейшая загадка. Бабушку с дедом я тоже не помню, знаю лишь по редким рассказам своей матери. Отец в юные годы служил священником в местной церквушке неподалеку от дома, где в двадцать два года его сердце безвозвратно пленит, одна из постоянных прихожанок, сероглазая и светловолосая юная дева, со временем ставшей его верной опорой в трудные времена, а затем и преданной женой.

К сожалению, счастливую жизнь моих стариков полную любви и взаимопонимания, омрачали разные невзгоды и болезни! Бабка долго не могла родить наследника, в течение десяти лет ее чрево извергало на свет мертвых младенцев мужского пола! Как же было велико их счастье, когда той все-же удастся родить розовощекого карапуза! На протяжение пятнадцати лет родители с нежным трепетом отдавали моей матери Элизе Зайтке, любовь своих хрустальных сердец. Абсолютно не подготовив свою дочь к взрослой жизни!

На шестнадцатилетние моя мамаша, обнаружит своих предков мертвыми. « Так себе подарочек на день рождение!»

В одночасье вся тягость взрослой жизни, свалится на белокурую, совершенно пустую голову избалованного, легкомысленного ребенка, оставит на моей матери неизгладимое впечатление, искалечив всю ее дальнейшую жизнь!

Через год мама впопыхах выскочит замуж, сменив красивую и громкую фамилию Зайтке на-скучную, жалкую Браш.

С трудом вынырнув из омута гнусных, болезненных воспоминаний, - шестнадцать, - скованно объявляю, жадно пригубив напиток.

— Случайно не девственник? — Загоготала женщина, чья рука так и умудрялось соскользнуть с края барной стойки на мой пах!

Полный зал, обкуренных в хлам толстосумов, а эта куколка, дергаясь в предсмертных конвульсиях у пилона, метко стреляя глазками мне прямо в сердце.

Я не сногсшибательный, накаченный красавец, скорее это про Сендли, но от него за версту несет гомосятиной! Я больше напоминаю глубоко больного человека, бледный, щуплый, с огромными глазами в кучу, и взъерошенной копной, темных волос, спрятанных под глубоким капюшоном испуганно озирающийся по сторонам!

Так почему же, ее пунцовые губки жадно шептали мне, - я твоя, только твоя!

Все очень просто, я физически не смогу отпиздить ее за неповиновение, либо склонить к тому, чего она не возжелает сама! Лучше заработать пару сотен и остаться с зубами, чем получить пару сотен и уйти без зубов и чувства собственного достоинства!

— Да, — робко отвечаю, — Мне еще никто не сосал? – Нагло вру краснея, вернее во мне краснеют градусы крепкого горячительного напитка, употребленные мной еще задолго до прихода в бар!

- Эрик! – Настороженно шипит Сэм, с придурковатой ухмылкой на роже - посмотри на себя! – Хватает меня за руку, - ты в край обдолбан!

- Спра-авлюсь, - Торопливо высвобождаю руку, из плена влажных ладошек Сендли, щелкая друга по носу.

Мы договорились с Кристи о цене, и та шустренько повела меня в туалетную кабинку.

Но стоило взглянуть на плоскую задницу стриптизёрши. Я отчетливо понял: - Я оплошаю…

Тащившись позади бесформенного тела, отчаянно надумываю себе отвратительные, пошлые сюжеты, невероятные сценарии, в общем, подстегивая сознание всеми возможными способами, но член умер! Сексуальное напряжение отказывается доходить до цели.

Это был самый ужасный вечер в моей жизни!

- Ты импотент? - Удивлённо, загоготала плоскогрудая дрянь. Поднимаясь с колен.

Я развалился на крышке унитаза, усердно надрачивая сдувшийся хер, перепачканный красной помадой Кристи, разочарованно констатируя факт: - Меня не возбуждают трансы, особенно плоские, как ты!

- Гаденыш! – Свирепо оскалилась дамочка, выскакивая из туалетной кабинки.

Как ко мне заглянул Сэм.

— Я бы отсосал…- подбадривает, жадно поглядывая на быстро застёгивающую ширинку на моих джинсах.

Даже думать не хочу, для чего Сендли поплелся следом, но его голодный взгляд, меня ничуть не удивили: — В следующий раз. — Угнетенно увожу от друга взор в сторону сверкающей пятками Кристи. – Бегать та она умеет…

— День говно! —Резюмируя отвратительно нудным голосом, - и состояние, говно!

Завернув за угол, оказываемся в длинном арочном пролете, выложенный из старых красных кирпичей. Во мне невольно содрогнулась душа, стало не по себе, слишком узко, душно! С потолка на голову сыпется кирпичная крошка, а гудящий ветер в сквозных щелях в стенах, напоминает жуткий шепот мертвецов, парализующий разум! Тормознув напротив смердящих убийственной вонью нескольких огромных мусорных баков, Джесс пришпиливает меня к холодной стене.

Соприкоснувшись затылком с ледяной сталью уличного бра, «остальные пару штук по бокам, категорически отказывают работать», меня передёргивает!

Джессика падает передо мной на промёрзший асфальт голыми коленями. Покорно поглядывая в ожидания разрешения.

Я молча киваю, задыхаясь в нетерпении!

Мясистые женские пальчики вцепились в железную бляшку ремня, впопыхах освобождая жмущийся в ширинке член. С кем мне не стоит переживать за эрекцию, это с Джесс, у меня на нее всегда встаёт! Девчонка торопливо обхватывает обветренными губами головку члена, смакует ту с не присущей ей жадностью, вожделенно причмокивая. Поглядывая на меня черным мрамором шикарных глаз!

Ненавижу читать сколько себя помню, но интереснейшие рассказы Джессики о свежо купленной книги, прочитанной ею всего за один долгий скучный вечер, невольно подталкивают меня, пошуршать ароматными страничками данного бестселлера, ощутив на собственной шкуре закрученный сюжет автора психопата! Но самое страшное, я ловлю себя на том, что прихожу восторг от забавных шуток Джесс, а стоит ей взять мен за руку, во мне все с ног на голову переворачиваться и где-то в самом дальнем уголке своего сознания возникает одно очень странное желание, связать с ней свою судьбу! Джессика самая обаятельная и искренняя девушка в моей жизни, и когда-нибудь, я ей обязательно об этом скажу!

Нос щекочет тонкий цветочный шлейф, поглощающий собой смрад мусорных баков. Внедряясь в каждую чертову клеточку моего тела, пока не становиться резким и невыносимым.

- Грехопадение твоей подружки, оценит сама Аграт. —Пренебрежительно бросает демон, пристраиваясь рядом. — Жаль, - удручено хмыкает, - придется от нее избавиться.

— Не трогай её! — Бормочу сквозь накатившее волной изнеможение, цепляясь обессиленными пальцами в прожжённые локоны Джесс.

- Твое милосердие петля Линча! – Заносчивым голоском предупреждает демон.

- Я не прикоснусь к Наэль! – Настойчиво повторяю, обессиленно размыкая губы.

- Обрекаешь душу свою на муки вечные в чертогах Божьих? - Заливаясь скрипучим хохотом. Вытягивая перед собой костлявую лапу, - Да от тебя в мытарстве, горстка пепла останется – рявкает безыменный.

Втягивая морозный воздух через пожелтевшие от дури и алкоголя зубы, не свожу с изувера истеричного взгляда.

Обугленные легкие Безымянного изрыгают тяжёлое, рваное дыхание с глухим свистом и храпом. Демон с наслаждением стискивает когтище. Сквозь обугленные, изуродованные ожогами фаланги длиннющих пальцев залоснились тонкие ленты серо-голубого дыма.

- Какая грешная красота, - блеет черт, склоняясь над Джесс: - Смотря в глаза человеку, ты смотришь в глаза его демону! – Шепчет ей над ухом, клацая пастью.

Большие, коровьи глаза Джессики не способны разглядеть в упор, уткнувшуюся ей в нос, морду демона, она не чует гадкий, мерзкий запах, издающая обугленная до хрустящей корочки плоть Безымянного, ее не обжигает языки пламени обуглевшее до дыр его одежду. Его нет…, для нее нет!

Девичьи стоны до краев заполненные аппассионатой уходят на второй план. Мозг судорожно крутит один и тот же фрагмент снова и снова: Джессика тороплива, прячет руку под пышным подолом розовой юбчонки, усыпанной разноцветным бисером, а я точно лучшая ищейка в мире, внюхиваюсь в сладкий аромат ее патоки, прилипший к ее пальчикам!

— Ты такой вкусный, — бормочет с набитым ртом девчонка, старательно вытягиваясь вверх. Я метр восемьдесят пять, она же, если привстанет на носочки, едва-ли достает мне до подбородка, но, несмотря на все неудобства, рвется покорить эту вершину.

- В кармане! — В подсознании раздается коварный, ненасытный голос Безымянного, отдающий эхом в сердце, вызывая тахикардию, испепеляя лёгкие лишая единственного вздоха. Плавит все кости в скелете, превращая в бесхребетную марионетку в деспотичных лапах демона! Перед глазами стелется белена! - Я заплутал! – Испуганно кричу, блуждая в маслянистом тумане окутавшего меня до кончиков ногтей!

Сладострастные уста Джессики, впивающие в член, не отзываются во мне ни одним чувством, разум не будоражит похотливые стоны! Я точно не притязательный зритель, наблюдающий за всем со стороны, не имеющий ни своего голоса, ни мнения! Более того, когда длинный язычок Джесс слизнул липкий ком жемчуга с моей головки, я безразлично хлопаю ее по плечу.

-Тянешь время! — Истерично рычит демон.

Тонкое лезвие сверкнуло во мраке холодной сталью, скользнув по глотке Джесс, в мгновенья окна окрасив клоунский наряд девчонки, алой, горячей кровью.

— Боже! — Вжимаюсь в стену. — Ты убил ее, убил! — Рвётся из меня, как из заводной игрушки, а мне в ответ:

- Нет! Это сделал ты!

Пытаясь спрятать охваченный страхом взгляд в пустоте, но меня всюду настигают обомлевшие от неожиданности и предательства глаза Джессики. Из перекошенных, перепачканных моей спермой губ девчонки, вырывается сиплый стон:

– Эри-ик…

Схватившись за парез, дрожащими ручонками, Джесс решается подняться, и тут же валится с ног.

Под носы моих кед течет ручьем кровь, вжимаясь позвоночником в стену, буквально выдавливая в ней дыру! Еще чуть-чуть и меня схватит инфаркт!

Откинув от меня за шиворот бессильное, хрипящее тело Джессики, Безымянный завопил нечеловеческим голосом, - Видишь, до чего тебя довело упрямство! Видишь?

- Вижу! - И глаза щиплет от соли. Меня разрывает на части от собственной трусости! Я только, что воочию лицезрел смертьлюбимой.

На моих глазах умирает человек, а я палец о палец ударить не могу!

Оседлав еще теплый труп девушки, Безымянный кинул:

- Я ее сожру, а спасибо скажешь ты!

Давно ли угрозы Безымянного перешли все границы дозволенного? Еще пару месяцев назад меня вполне устраивало несдержанность незваного гостя, по отношению к призракам, терроризирующих мой разум!

- Я убью всех, кто тебе дорог! – Для меня были пустым звуком.

Да и как галлюцинации, способны на это! Меня же в этом убеждали врачи долгое время!

Я и предположить не смел, кто окажется первой жертвой душегуба! Моя Джессика! Девушка, к которой я впервые за долгие годы своего сердечного одиночества испытывал что-то помимо потребительских чувств!

Помню, в спешке застёгиваю ширинку, удивляясь, насколько быстро протрезвел. От ломки не осталось и следа. Выскакивая из арочного пролёта, в ушах гулким воем стоит треск рвущихся жил Джесс и хруст ломающихся костей.

Ко мне взволнованно бросился Сэм, ухватив за плечи озабоченно интересуется:

— Где Джесс? Я слышал какой-то шум.

Я его тоже слышал!

Моя побледневшая от ужаса физиономия намного выразительнее, нежели язык, поэтому растерянность и испуг Сэм прекрасно считал по моим расширенным от страха глазам.

— Шум? — Мозг к этому времени был чище стёклышко, но сообразить за пару секунд ответа не сумел. — Не слышал! – Голос предательски задрожал, - У нас.. - с трудом сглатывая образовавшуюся во рту слюну, - все нормально! – Глаза вниз опускаю, а земля из-под ног уходит! – Не доверяешь мне?

Сэм подозрительно прищурился, поглядывая на мой шейный тик, выдающий тотальную нервозность.

Я затягиваю на поясе ремень. Бездарно играя равнодушие. Как же бездарно!

— Чего ты нервничаешь? – Вкрадчиво улыбается Сендли.

Я замираю в раздумьях. Все было бы куда проще объяснить, не будь за моей спиной женского трупа.

— Расслабься! — Неожиданно хохочет. — Я знаю о твоей спонтанной агрессии, не хочу лишних проблем, понимаешь?

Как говорил каждый из множества моих психотерапевтов, эмоции - более древнее образование, нежели разум. А затем добавляют: в том случае, если ты бабуин, — отмечая весьма вспыльчивый нрав данного вида приматов.

Единственный способ успокоить внутреннюю агрессию — отдаться ее разрушающей волне…

«Соберись, идиот. Соберись! Ты должен оставаться холоднокровным», — Твержу про себя. А из ушей вот-вот грозит пойти пар, настолько я сконцентрирован.

— У ней слишком узкий рот, — высокомерно добавляю, выпрямляясь колом. Не позволяя Сэму заглядывать мне за спину.

А тот не спускает глаз с моей груди, вернее с подрагивающей от сердцебиения толстовки.

Бредя вдоль тихой сонной улочки, по обеим сторонам стоят хлипкие, «картонные» домики с деревянными прохудившимися крышами. Ночное, заволочённое мутной пеленой небо, ложится на чугунную от раздумий голову.

Я барахтаюсь в размышлениях, пытаясь понять суть банального, на первый взгляд выражения: Пути Господни неисповедимы…

— Я пойду домой Сэм — роняю с сухих губ. В прах, разрушая зарождающуюся в тишине идиллию.

— Один? — Запинаясь, выдает он.

— Думаю, после такого, я усну без проблем.

- Не сомневаюсь… - Ревниво бурчит друг, к тому же с его хмурой мордахи всю дорогу не сползало разочарование.

Собрав моську кирпичом, чуть вытянув губы в трубочку, Сэм интересуется:

— Ты в порядке?

- Конечно! – Отвечаю с дичайшей неохотой, - а ты?

А он? Какое ему дело до моего вопроса, когда мозг переполнен утопическими идеями, а язык ласкает собственные щеки вместо моих?

Голодный, жаждущий справедливости взгляд Сэма, буквально орущий о слияние плоти, загоняет меня в ступор. Сендли делает пару неуверенных шагов в мою сторону и между нами остается меньше метра! Затем, негодяй, неоднозначно приподнимая край взмокшей спортивки, обнажает разрисованный пресс, млея в ожидания моей реакции!

Голос окрашивает бархатная хрипотца, я испуганно выдаю:

— Чего это ты вытворяешь?

Торопливо отстраняясь от приятеля.

Раньше его домогательства носили весьма безликий характер: случайные прикосновения, попытки приобнять или, еще хуже того, поцеловать в щеку. Сейчас же я серьезно опасаюсь за свою задницу!

Сэм недовольно ворчит:

— Расслабься, я шучу!

— Ну-ну, — мычу, пряча руки в карман. Внезапно упираясь кончиками пальцев во влажное лезвие складного ножа.

Мой спутник в очередной раз закурит, присаживаясь на разрушающийся от времени тротуарный бетонный бордюр, зазывая меня взглядом присесть рядом!

Я устал. Моё тело - разваливается на части! Сознание неугомонно грезит непонятными миражами. Единственное, о чём я смею думать об обглоданной Джессике!

— Я домой, Сэм, — повторю, устало выдыхая напряжение. Отправляюсь в своё убежище.