КОМ-5 (Казачий Особый Механизированный, часть 5)

ВЫДОХНУЛИ

А Хагену в итоге всё-таки дали медаль – Георгия, четвёртой степени. За захват зловредной базы, значицца. Этим же днём, по экстренному вызову на скором дирижбанделе примчался командующий Дальневосточными войсками и сразу приказ о награждении подмахнул. И мне тоже, только уже второй. Первую степень, говорят, получить – это уж такого масштаба подвиг надо совершить, навроде спасения государя или хоть бы наследника. Ну, или в большом сражении, скажем, пленить вражеского полководца или же захватить знамя.

Мне присвоили внеочередное звание – сотника, а Хагена, в порядке исключения и ввиду того, что он со мной неотвязно во всех боях, да плюс к тому получил тяжкое ранение – зачислили в моё же подразделение со званием хорунжего. Совсем парень с нами обрусеет, таким-то макаром.

Эмме пока получила временный статус беженки, запросив рассмотреть вопрос о приёме её в российское подданство и одновременно – о зачислении в казачий механизированный корпус в качестве пилота. В битве за голландскую базу она себя показала отлично и, учитывая, что запрос пересылал сам Великий князь, думаю, что у неё есть неплохие шансы пополнить казачьи ряды. Кроме того, я уверил её, что моё обещание остаётся в полной силе. Оставалось только решить, как лучше: оплатить сестре лечение там или привезти её сюда. Эмма склонялась ко второму варианту, потому что домой возвращаться категорически не хотела.

– Думаю, и это нетрудно будет устроить, – обрадовал её я, когда мы наконец-то спокойно сели поужинать в новеньком, блестящем (с иголочки!) ангаре, выделенном нам под «Пантеру». – Наши транспортники... я имею в виду – нашей семьи... на запад летают тоже. Раза два в месяц и в Амстердам заходят. Уж одну лишнюю девушку пассажиркой взять – вообще не проблема.

Эмме бросила недоеденную миску с мясной кашей и начала плакать.

Мы с Хагеном растерялись.

– Ну что ж вы, фройляйн... – пробормотал он.

– Правда, Эммочка, я ж обещал...

Тут она начала на нас виснуть, обниматься, все кителя слезами обмокрила, а потом побежала в назначенную ей комнатку – письмо для сестры писать.

Даже вкуснятину не доела, – удивился Зверь внутри и неожиданно философски добавил: – Можно её понять.

Но все эти радостные события были изрядно смазаны очередной выходкой Белой Вьюги.

КОБЕЛЬ ПРЕМИАЛЬНЫЙ

Я метался по нашему новому большому ангару, и более всего мне хотелось чего-нибудь разгромить, р-р-растерзать! Метался я медведем, как вы понимаете. Хаген, опасливо выглядывающий из бокового люка «Пантеры», пытался успокоить меня в своей непередаваемо-дойчевской манере, и от этого только сильнее хотелось реветь. Орать, в смысле.

– Хаген, заткнись-заткнись-заткнись! – я врезал лапой по тарелке с остывшей кашей, и она блестящим снарядом пролетела через весь ангар, впечатавшись... в косяк открывающейся двери.

– Однако... – пробормотал атаман, стряхивая с шапки гречку. – Илья Алексеевич...

Я обернулся к нему, сдерживаясь из последних сил:

– Уйди, Евгений Спиридоныч, не доводи до греха!

В горле клокотало.

Атаман почёл за лучшее в прения не вступать и тихо исчез, плотно притворив за собой дверь. А я заревел, что есть было мочи:

– Сучка ледяная!!! Да чтоб тебе ни дна ни покрышки!!!

Зверь внутри, что характерно, молчал. Да потому что сейчас, как никогда раньше, испытывали мы с ним крепкое единение.

Надо, верно, начать с начала, а то ведь вам непонятно ничего.

Итак, сидим мы, никого не трогаем. Эмме письмо строчить умчалась. И тут приваливает Светлейшая княжна собственной персоной! Губки в ниточку, глазки сверкают.

– Хорунжий!

– Смею вас оповестить, светлейшая княжна, – церемонно вклинился Хаген, поднимаясь, – фрайгерру Коршунову с сегодняшнего дня присвоено звание сотника.

– Ах, неважно! – с досадой отмахнулась она. – Пусть «сотник». Вопрос охраны государственных границ и важного для Российской Империи объекта, Ледяного Моста, а мы будем тут...

Ага. И охраны весьма приличной вотчины, которая к этому мосту прилагается, – подумали мы со Зверем, – ну-ну.

– Вы хотите, чтобы я оставил службу и охранял ваше имение? Прошу вас, присаживайтесь, княжна.

Она оглянулась на свободные табуреты, несущие на себе печать технической деятельности, и брезгливо поморщилась.

– Это лишнее. Коршунов! Вы хоть понимаете, какие перспективы открываются перед нами в свете обнаружения высшего оборотня-медведя? Считалось, что эта ветвь утрачена более столетия назад, что остались только оборотни низшего порядка – и вот вы!

Как-то не понравилось мне это начало.

И мне тоже, – чувство внутри возникло, как будто Зверь приподнял шерсть на загривке.

– Ну, вот – я. Ещё у меня сын есть. Глядишь...

– Сколько лет сыну? – живо перебила она.

– Мал ещё. Год с небольшим.

– Н-да, действительно, мал. Да и вопрос – проявится ли в нём кровь Зверя? Я собственно, за этим к вам и пришла.

Зверь заворчал совсем уж недовольно.

– Ну? – совершенно невежливо спросил я, но княжна этого даже не заметила.

– Шанс, что от пары оборотень-оборотень родится тоже оборотень, куда выше, чем в паре оборотень-человек.

– Да уж, видали мы перекосы на Кавказе.

– Это ерунда, – отмахнулась она. – В вашем случае разбавление крови просто людьми шло пять поколений, вам сверхконцентрированное внутривидовое скрещивание не грозит.

– Что мне, простите, не грозит?

– Да даже не вам. Вашим потомкам. Неважно, – снова раздражённо поморщилась она. – Вы должны осознать, что вам чрезвычайно важно оставить как можно больше потомства. Тогда вероятность возродить линию высших оборотней вашего вида будет гораздо выше.

– Ну, погодите, – попытался пошутить я, – вот приеду домой...

– Вы что – совсем меня не слушаете?! – гневно топнула ножкой княжна. – Шанс получить высшего оборотня от человека в вашем случае стремится к нулю! Вам нужны дети от девушек, у которых открыт дар. От белых медведиц.

– Чего?.. – я чуть челюсть не потерял, честное слово.

– Прекратите паясничать! Я составила список подходящих кандидатур. Вот... – Она вытащила из кармашка довольно плотно исписанный листочек. – Оформим вам командировку в их подразделение. На время, необходимое для...

– Погодите... – Я начал приподниматься. – Я вам что – кобель выставочный, что ль?.. А вы не охренели, дамочка?

– Следите за языком, сотник! А то живо обратно в хорунжего вернётесь.

– Да нет уж, это вы следите за языком! Вы соображаете вообще, что вы мне тут напредлагали?! Свиноферма какая-то!

– Можно подумать, вы никогда не изменяли жене!

Вот это меня выбесило прямо сразу.

– Нет!!! – рявкнул я, оборачиваясь.

Хаген на чистых рефлексах свечкой взлетел в «Пантеру».

Вьюга наотмашь – тоже на рефлексах, наверное, – звезданула меня сосулиной! Которую Зверь успешно отбил! Ледыха разлетелась на сотню кусков, и один из них, с кулак размером, со звонким «дзын-н-н!» врезался в личный щит Вьюги прямо напротив её носа.

Княжна сморгнула:

– Успокойтесь, Коршунов! Тоже мне, институтка! Если для вас сложно переспать с несколькими женщинами, мы просто возьмём у вас несколько образцов спермы и проведём искусственное оплодотворение.

Ага! Как на Карлукской ферме зоотехник хрюш да бурёнок кроет! Из трубочки!

– Пошла ВО-О-О-ОН!!! – рявкнул я, поднимаясь на задние лапы.

И она убежала. Может, испугалась. Всё же, раззявленная над головой огромная пасть со светящимися клыками не способствует умиротворению. Может, за подмогой помчалась.

Потому я на атамана, через короткое время явившегося, так и вызверился.

Потом я метался по ангару, а Хаген пытался взывать к моему рассудку.

А потом пространство словно вспухло, и посреди ангара оказались трое: Белая Вьюга, император и... маманя.

– Ильюша! Ильюша! Живой! – мать бросилась ко мне, повисла на шее.

Я замер, хрипло дыша. Отстранил её. Спросил зло:

– Ну что, мама? Как вам новость, что сынка вашего, как хрячка племенного, на случку будут водить? В которую пальцем ткнут, ту и пользовать, покуда не понесёт, а? Список предъявляли, не менее чем из двадцати персон. Вон та вон цаца. Великая магиня! Сама Белая Вьюга так захотела, значит – спорить с ней не моги.

Мать потемнела лицом, обернулась к императору. А тот, словно не замечая этого всего, спросил:

– Что ж ты молчишь, Евдокия Максимовна? Ответь. Сын же спрашивает. Да и я присоединюсь: как тебе такая перспектива? Есть все шансы получить сразу двадцать внуков-медведей. Высших оборотней, м? Или... пятьдесят.

По его интонации как-то непонятно было, как он сам-то к этой истории относится. Однако мне почему-то резко стало спокойней, сердце молотом долбить перестало.

Белая Вьюга стояла, упрямо сжав губы, задрав нос, но глядя при этом ровно в пол.

Но матушку мою носозадирательством хрен испугаешь. Выпрямилась, руки этак вниз, сухонькие кулачки сжала:

– А то и скажу. Хорошо, когда в государстве сильные маги есть. А вот плохо, когда у сильных магов мозгов мало. – Щёки у княжны вспыхнули. – Ты для нас, государь – отец и надёжа, всем своим подданным защитник. А такому, чтоб соплюха невоспитанная детьми твоими как собачками играла – в жисть не бывать. Не поверю.

Княжна возмущённо вскинула глаза, с гневом уставилась на матушку, потом на государя – дескать: неужто спустит простой бабе эдакое поношение?! Государь посмотрел на неё в ответ, покивал:

– Согласен, случай вопиющий. Более того, в этом безобразии есть и доля моей вины. Значительная доля. Как же упустил-то я, сестрица, что ни родителей, ни воспитателей своих ты в грош не ставила... – Белая Вьюга поняла, что речь идёт о её дурном поведении и вытянулась лицом. – Моё, моё упущение, – продолжал император. – Что ж, нужно успевать исправлять, покуда ты вовсе границ не потеряла. Впрочем, это уж дело семейное, о том мы подробно наедине переговорим. – И так он это сказал, что мы с маманей оба поёжились, а Хаген вовсе в шагоходе замер, ровно мышь дохлая. – А вот перед Ильёй Коршуновым и перед матерью его изволь извиниться прямо сейчас.

Княжна побледнела, снова покраснела, побледнела... Пробормотала скороговоркой:

– Я прошу прощения...

Государь нахмурился. Показалось ли мне, или в ангаре лампы потускнели? Не, не показалось...

– Изволь. Извиниться. Как следует.

Воздух вокруг императора и магини, кажется, аж загустел.

Губы у Белой Вьюги задрожали:

– Я... искренне прошу прощения за свою глупую и недостойную выходку... Обещаю, что подобного больше не повторится!

Уж не знаю, последнее она нам сказала или государю, но дышать как будто стало легче.

Император кивнул, обернулся к нам:

– Евдокия Максимовна, Илья Алексеевич, я как старший родственник сей девицы и глава рода ещё раз приношу вам наши глубочайшие извинения. Княжна Смолянинова вас больше не побеспокоит. Надеюсь, извинения приняты?

Маманя покосилась на меня. Кивнула:

– Конечно, ваше величество.

– В таком случае я даю вам четверть часа, Евдокия Максимовна, чтобы вы могли пообщаться с сыном.

ВЫПЬЕМ, ХАГЕН! ГДЕ ЖЕ КРУЖКА?

На этом Император и Белая Вьюга исчезли, а маманя снова приникла к моей шкуре, плача и причитая что-то невнятное. Только и можно было разобрать, что «Ильюшенька» да «как же так», «а нам уж похоронка пришла». А я принюхался к её седоватой макушке, и таким родным повеяло, домашним... Оборотился обратно в человека, обнял её:

– Ну, не плачьте, не плачьте, маманя. Жив. Всё хорошо.

Хаген торопливо спускался из «Пантеры»:

– Чайник поставлю, фрайгерр Коршунов? Успеем чаем вашу матушку напоить.

– Давай.

Маман утёрла глаза, всмотрелась в моё лицо... Потом вдруг живо оглянулась:

– Как же вы тут? Железяки одни. Холодно!

Я шлёпнул себя в лоб:

– Ах я дурак! Возьмите-ка бушлат мой, накиньте!

– А ты?!

– А у меня теперь с морозом особые отношения, – усмехнулся я. – Да вот, полость меховая. Садитесь, да сверху коленки вот так привернём. У нас-то брюки набивные, пуховые.

– Ну давай...

Матушка устроилась, взяла сухарик. Вскоре подоспел и чаёк.

– Ты хоть расскажи мне, сынок, как случилось-то?

Ах-х... пень горелый, не успел я рассказ-то сочинить нестрашный. Пришлось на ходу приглаживать.

– Ох, чую, врёшь ведь, Ильюшка! – проницательно покачала головой маманя и отхлебнула чайку. – Страшнее было, поди?

– Как на духу! – сделал честные глаза я.

И тут снова явился император. Мы повскакали с мест.

– Евдокия Максимовна, время. Не переживайте, скоро Пасха, увидитесь, наобщаетесь вдоволь.

Не успели они отбыть, как в ангар ввалились три князюшки, три весёлых друга.

– Явились, не запылились! – проворчал я. – И где вы были, когда меня тут чуть на принудительную случку не приспособили?

– Но-но-но! – возмутился Великий князь. – Ты сам думаешь – к кому атаман побежал, как увидел тебя в разобранном состоянии? Кто дядюшку оперативно вызвал?

– Господа, будете чай? – дипломатично предложил Хаген и вежливо прибавил: – Как же вы справились? Опять буран начался, связь плохая.

– О, брат! – многозначительно приподнял брови Иван. – Для этих целей есть очень специальные артефакты.

Ядрёна колупайка! Артефакт экстренного вызова! Это ж сколько он стоит!

Видать мысли промелькнули на моём лице, потому что Иван успокаивающе хлопнул меня по плечу:

– Я решил, что более экстренной ситуации, чем потерявшая берега тётушка, в ближайшее время не представится. Тем более, – он принял драматический вид, – что она посягнула на честь моего друга.

– Да ну тебя! – я шутливо ткнул его в бок. – Тебя бы так!..

– Так меня так и хотели, желаний моих не спросясь, если ты забыл, – очень серьёзно сказал Иван. – А кто меня из этой паутины выцарапал?

– Кто обратно молодец?! – с хохотом поддержал Витгенштейн.

– По этому поводу предлагаю... – Серго вытащил из-за отворота бушлата бутылочку красного. – Пока чайник ждём, э? Хаген, садись давай, где твоя кружка?

НОВЫЙ РАЗВОРОТ

Однако на этом эпопея с отпрысками не закончилась. Не прошло и двух недель, как атаман вызвал меня для задушевной, так сказать, беседы.

– Ну что, Илья Алексеич, будем мы с тобой прощеваться.

– А чего такое? Аль медичка какую неисправность в моём организьме углядела?

– Сплюнь давай. Неисправность... Бронь на тебя пришла. Как носитель особо ценных кровей освобождаешься от несения воинской повинности, покуда трёх отпрысков не настругаешь. – Он подвинул мне по столу предписание, в котором всё было описано более официозными словами, но суть оставалась та же.

– Ага, – я потёр затылок, – а Хаген как же?

Пока «Саранча» наша лежала в углу ангара грустной грудой, мы выходили на дежурство на «Пантере». И Эмме с нами, между прочим. Вроде как, в зачёт какого-то стажёрства.

– Хаген за тобой, как хвост! – Атаман прихлопнул по столу ладонью. – А девчонка отбывает на курсы ускоренной переподготовки, на русскую машину. В Саратов. Ближайшая дирижабля в четверг должна прибыть. На ей все и полетите. Грузовое место под «Саранчу» зарезервировано.

– А «Пантера»?

Атаман поморщился:

– Не начинай, а? Нахрена тебе эта «Пантера»? С собой волочь, там где-то ставить... Тебе, считай, минимум три года фронт не светит. За стоянку плати, за обслуживание плати...

– А я её студиозусам сдам, под разбор.

– А-а! – махнул рукой атаман. – Глупости. Остальные три ты ж под выкуп сдал?

Да, все взятые на голландской базе шагоходы были записаны в наш с Хагеном трофей. Три я сразу согласился трофейной команде продать. А к «Пантере» привык как-то, что ли.

– До среды подумаю?

– Думай-думай. Учти ещё, девчонка-то уедет – как вы с Хагеном вдвоём на том агрегате корячиться будете? Лучче б на те деньги «Саранчу» свою восстановил.

* * *

Вторая глава будет сегодня, около 17 часов по Москве!