Комедия ошибок

1

Когда солнце встает в зените над Порт-Аргентисом, то воздух перекрашивается в густой желтый оттенок, и все вокруг тоже начинает казаться желтым. Желтым кажутся дома от самого порта и до верхних кварталов, желтым кажутся узкие извилистые мостовые, и может показаться, что даже меднокожие горожане слегка желтеют. Солнце всегда одаряло Порт-Аргентис и остальные торговые порты лига вольных городов избытком своего внимания. Край вечного лета и длинных дней – так именовали южные пределы Реардана люд с севера, проживавшие в Миранской империи. Но даже в этом краю находятся места, куда не проникают лучи светила.

В одном из таких мест, – неподалёку от квартала бедноты у окраин Порт-Аргентиса, – собрались пятеро мужчин. Они молчали в терпеливом ожидании шестого, ради которого и встретились в этот знойный день. Душный воздух окутывал все живое и навевал мечтательные мысли о стакане холодной воды, о слуге с опахалом или, по крайней мере, о тучах, способных затенить безжалостное солнце. Но холодной воды не было, слуг с опахалом тоже, да и небо было самым синим из всех возможных, так что приходилось терпеть.

В дверь постучали и показался шестой, однако не тот, кого ждали.

- Чего тебе? – Отозвался здоровяк с большой квадратной головой и маленькими усиками, выглядевшими слегка комично на его суровой физиономии. Даже в тусклом свете его лицо блестело маслянистым потом.

- Он прибыл, – коротко заявил не тот шестой полушепотом. Он только что зашел с улицы, посему тоже казался слегка желтым.

- Пускай входит. – Ответ был полном энтузиазма, какой полнит тех, кто достигает желаемое после долгого ожидания. Ответивший был одним из лиц, кто затратил наибольше сил в организации данной встречи и степень его дальнейшей благосостояния всецело зависит от того, как именно пройдет сегодняшняя свидание. Его знали по обе стороны Божьего ока под именем Эвиндир дар-сен Акк и слыл он человеком деловым, имел хорошую репутацию в кругах, в которых вертелся, однако оставался для многих персоной загадочной, поскольку про него мало что можно сказать наверняка. Поговаривали, что даже имя его не настоящее. А еще говорили, что прошлое его, окутанное туманом неизвестности, пронизано темными делами, а самые смелые нарицали Эвендира не кем иным, как шпионом или ренегатом, правда доказательством этому ни у кого не имелось.

Тот самый шестой прошел в укрытую от внешнего мира комнатушку, освещенную парой ламп. Атмосфера стояла гнетущая, тревожная.

- Приветствую, – поздоровался Эвиндир с прибывшим шестым. – Ты слегка опоздал, друг мой, мы тебя заждались.

Он обернулся к остальным присутствующим, чтобы одарить их улыбкой, но тут же отказался от своего замысла, поскольку остальные сидели с лицами суровыми настолько, что казалось еще немного суровости, и они лопнут от натуги.

- Вы назначили встречу в заднице мира, – ответил бойким голосом новоприбывший, который явно не тушевал пред собравшимися. Он улыбался во всю ширину рта и показывал белые зубы. – Я добирался сюда бесконечно долго и устал, как пес после случки со стаей сук. Что за привычка организовывать подобные встречи там, куда тяжело добраться, если есть места, куда более подходящие для бесед? Почему нельзя встретиться в доме терпимости[1] или, на худой конец, в другом доме терпимости?

- Остановить, – грозно сказал здоровяк с усами, пытаясь скрыть свой акцент, – ты много слишком говорить. Мы ждать много слишком, так что быстро делать разговор.

- Видимо, не одного меня гнетет обстановка, – улыбнулся тот самый шестой и развел руками, как бы любуясь окружавшим его интерьером, правда шутки никто не оценил.

- И вправду, – вновь начал Эвиндир тоном деловой нетерпимости, – лучше начать, ибо тема серьезная и непростая.

В этот момент посреди комнаты пробежала одноухая черная крыса размером с ладонь, на которую никто не обратил внимание.

- Как к тебе говорить? Имя? – Спросил высокий худощавый старик с гладковыбритым лицом и тонкими свисающими до самого подбородка усиками, облаченный в желтую хламиду, под которой не было ничего кроме набедренной повязки. Говорил он почти без акцента и держался к шестому добродушно.

- А как бы вам хотелось? – Переспросил шестой и поиграл бровями. Он скинул с себя серый плащ и остался в пестрых одеждах, напоминающих наряд странствующего менестреля. Свою скоморошью натуру он не пытался скрывать, наоборот – ёрничал по поводу и без.

- Шут, – отозвался здоровенный усач и скрестил огромные мускулистые руки на груди. Сидел он в одних штанах, и когда руки его сплелись, то станом он начал казаться еще внушительнее. Сил в нем было, как у быка, и прямолинейность его была тоже бычья.

- Называйте, как хотите, – поклонился шестой. – Можете именовать меня хоть властелином дерьма или вседержителем геморройных шишек. Лишь бы вам было не так грустно, когда будете смотреться в зеркало.

Этот пассаж заставил улыбнуться всех, кроме усатого здоровяка.

- Мастер Эвиндир сказать нам, – взял слово старик в желтом, – что ты надежный человек, который хорошо делать трудная работа, за которую хорошо платить.

Шестой понял намек. Несмотря на наигранную юродивость, умом он обладал острым и хорошо читал меж строк.

- Видимо, – ответил он, – предстоит выловить крупную рыбу, раз уж в Реардан явились гонцы с того берега.

Старик улыбнулся краем рта и довольно кивнул.

- Да, – сказал он, – ты всё правильно понять.

- Отец! – Грозно закричал великан и его усы смешно запрыгали. – Зачем ты…

- Не нужно, сын, – поднял руку старик. – Господин геморройных шишек уметь произвести впечатление и доказать, что мастер Эриндир рекомендовать его не просто так. Я буду говорить к вам так же, как вас мне назвать до этого дня – дымный воин.

- Прошу, – отозвался шестой, слушавший слова старика застывший в поклоне. – Если вам угодно. Но шут – мне тоже нравится. Меня частенько так именуют, да что уже – я сам так иногда представляюсь и даже подрабатываю на этом попроще.

Та же крыса, что несколькими минутами ранее явила себя присутствующим, повторила свой забег в обратном направлении, держа во рту что-то желтоватое и шевелящееся, и вновь осталась без внимания.

- Господа, – взял слова Эвиндир дар-сен Акк, – прибывшие с того берега, хотели бы поручить тебе дело. Большое дело. Очень большое дело.

- Скажу сразу – если я и захочу убить себя, то только путем истощения от бесконечного соития с императрицей Роксоланой. Если заказ заведомо провален, то не возьмусь.

- Быть открытый с тобой, – отвечал стрик и вновь поклонился, отдавая дань прозорливости дымного воина, – цель наша велика по своему масштабу. Одонка не будь в нас уверенность, что задуманное – реально, мы бы не плыть в такую даль.

В глазах дымного воина непонятного цвета заиграл огонек сомнения. Он крутанулся вокруг собственной оси, выпрямился и замер в позе думающего человека, уперев подбородок в кулак, уподобившись знаменитой статуе императора Перса, прозванного философом на троне за любовь к мудрости и рассуждениям.

Одноухая крыса осмелела сверх меры и в третий раз метнулась через комнату.

- Хм, – после недолгого молчания отозвался дымный воин, – увещевания ваши хороши, как упругие грудки юной девы, ибо также манят и просят взять. Однако за тисканье дев можно получить по хребту от их мужей, братьев и отцов. Так что лучше всего убедиться, что рядом никого нет, пред тем, как распускать ручонки.

- Да что ты вообще нести, плут? – С искренним непониманием в голосе вопрошал здоровяк и усы его подпрыгнули до самого носа.

- Сын, прошу тебя. – Старик в желтом в третий раз поклонился и вкрадчиво произнес на родном языке: – Не лезь более в разговор. Я тебе велю это, как старший.

Здоровяк недовольно хмыкнул и по-ребячески отвернулся.

- С детьми всегда так! – Дымный воин коротко расхохотался и ударил себя по лбу, словно вспомнил что-то. – Ох, каким же я был непоседой в щенячьи годы, честное слово! Мать моя настрадалась от меня. И отец тоже настрадался…правда позже, уже в те годы, когда я стал сильнее него…да, он много страдал пред тем, как увидеть лик Всевышнего. И всё же, – оживился он пуще-прежнего, – при всём уважение к вашим годам не могу не задать главный вопрос, который теребит мое любопытство, как котенок клубок ниток: какое имя? И предупреждаю – никаких уловок, уверток, ужимок, фортелей, выкрутасов и тому подобное. Максимум откровенности. Просто имя.

Последние слова дымный воин произнес как-то иначе, словно отыгрывал он свою роль из последних сил.

- Вы есть правы. – И вновь поклон. Старик хорошо был воспитан и умел себя держать, от чего и располагал к себе. Его узенькие глазки сощурились сверх меры и казалось, что он сомкнул веки, как спящий. – Я сказать вам имя. Гийом де Пипенпой. Надеяться, говорить правильно.

- Никогда не слышал. Кто это? – Абсолютно серьёзно спросил дымный воин.

- Да, его настоящее имя давно не звучать на устах простых людей. Вы знать его скорее по должности, которую он занимать. Гийом де Пипенпой – имя, данное при рождении понтифику единой церкви Всеотца, которого более привычно именовать, как Иоахим VII, прозванный благонравным. Достаточно откровенно?

[1] Дом терпимости – бордель (прим. автора).