Комендантский час

Лезвие ножа прошло сквозь палец, как сквозь раскалённое масло, легко и быстро.

– Эрен! – вскрикнула Микаса, с замиранием сердца наблюдая, как алая капля стекает на деревянную столешницу.

Друзья, сидящие с ними за одним столом, шарахнулись в стороны, увидев, что Эрен калечит самого себя.

– Спокойно! Я не специально, – парень зашипел и сунул пострадавшую конечность в рот. – В титана превращаться не собираюсь.

– Можно подумать, ты это контролируешь! – голос Жана посреди реплики дал петуха.

– Эрен… – вновь прошептала Микаса и, не выдержав, подлетела к брату.

Она никогда не научится спокойно смотреть на гримасу боли на его лице. Даже если эта боль от такого пустячного пореза. Боль значит, что ему что-то угрожает. А она не может позволить, чтобы её любимый братишка пострадал. Слишком многим она ему обязана.

– Рана опасная? Сильно болит? – срывающимся шёпотом спросила она, протягивая руки, в желании осмотреть порез.

Хлёсткий удар обжёг ладони:

– Хватит меня опекать, Микаса! – вскочил Эрен, не замечая, как Жан с ненавистью сжал руки в кулаки. – Ты не мои родители и даже не моя сестра! А то, что я младше тебя на пару месяцев ещё не даёт тебе права вести себя со мной, как с младшим неразумным братишкой! – и, резко развернувшись, Эрен вылетел из столовой, оставив на столе недоеденный ужин.

В зале повисла тишина, десятки глаз смотрели на Микасу со смесью жалости и стыда за поведение Эрена. Но ей было всё равно. Что думают остальные, её всегда мало интересовало. Ей важен лишь Эрен. Его состояние, его мысли, его чувства.

Тишину нарушил звонкий голос, дрожащий от слёз:

– Еда остыла! – и Саша Браус с двойным усердием накинулась на ужин, а её примеру последовали и все остальные.

Но Микаса по-прежнему сидела, чуть поддавшись вперёд, в том направлении, где исчез Эрен. С её полуоткрытых губ так и не слетели заветные слова свистящим полушёпотом: «Прости, Эрен. Ты никогда не был мне братом». Эти слова навсегда останутся несказанными, потому что их Эрен обязательно поймёт не правильно, если не примет за оскорбление. А она не знает, как ещё можно сказать об этом же.

Она никогда не умела правильно выражать свои чувства.

Он никогда не умел правильно понимать.

– Микаса… ты идёшь? – раздался осторожный голос.

Девушка дёрнулась, вырвавшись из мыслей, пропитанных горечью, и безучастно огляделась. Ужин давно закончился, а она всё сидела истуканом, путаясь в своих мыслях. Рядом с ней стоял Жан.

– Я ещё немного посижу, – глухо ответила девушка, пряча лицо в спасительном красном шарфе. Шарфе, с давно выветрившимся, навсегда впитавшимся запахом Эрена.

Жан вздохнул и предупредил:

– Только до комендантского часа успей, – и ушёл.

Микаса подтянула колени к подбородку и уставилась пустым взором на столешницу. Обида изнутри ломала рёбра. А может, это была не нашедшая за столько лет без взаимности иного выхода, любовь. Серые глаза словно бы выцвели.

На самом деле, ей было обидно не от слов Эрена, не от его вспышки. Она и сама понимала, что неправа. Эрен слишком гордый, чтобы принимать от кого-то помощь, даже от неё. Приняв помощь, он негласно признает себя слабым. Он так считает. А он ненавидит быть слабым. Она понимала, что неправа, но ничего не могла с собой поделать. Первая реакция самая честная. Её первой реакцией всегда будут порывы его защитить. Его первой реакцией на её заботу было раздражение. Так раздражаются младшие братья на заботу старших сестёр. И пусть Эрен говорит, что она ему не сестра, в глубине души он считает её только своей сестрой. За столько лет вместе, он так и не смог разглядеть столь очевидную вещь, как её истинные чувства к нему. За столько лет, она успела изучить его, как свои пять пальцев, а он её даже не попытался. И вот от этого ей было обидно.

Если бы он только её не отталкивал… ей не надо больше… её любви хватило бы на двоих сполна… если бы только…

Перед внутренним взором пронеслись воспоминания, как каждый раз, отвергая очередную попытку Микасы помочь, Эрен делает всё, чтобы поставить себя под угрозу. Словно бы ей назло. Так поступают… «младшие неразумные братишки»…

Кулак с силой врезался в деревянную столешницу.

– Дурак, – в бессильной ярости, порождённой скопившейся жгучей обидой, процедила Микаса. – Какой же ты дурак, Эрен!

Хотелось ломать. Крушить, всё что только под руку попадётся. Убивать. Наверно, попадись ей сейчас титан, она бы покромсала его на мелкие кусочки, причём последним бы вырезала ложбинку на шее, только чтобы растратить этот сжирающий её изнутри огонь… любви?

– Аккерман, – раздался от дверей ленивый голос, при звуке которого Микаса против воли вскочила в боевую стойку.

Капитан Леви. Этот несносный коротышка, так неосторожно унизивший Эрена у неё на глазах. Отлично. Если она сейчас ни с того, ни с сего внезапно на него нападёт, это хотя бы можно будет оправдать. О её безрассудстве, в вопросах касающихся безопасности Эрена или мести за него, за этот месяц в разведкорпусе уже все узнали не понаслышке. Её стычка с капитаном была вопросом времени, потому что эта девушка обид не прощает. Не прощает обид… никто не узнает, что на месте капитана Леви в этот момент она будет видеть совершенно иного не совсем человека.

– И долго ты мне будешь портить солдата? – всё тот же ленивый, тихий голос вернул её в реальность.

– Что? – от клокотавшей в груди злобы смысл слов доходил не сразу.

– Видел представление, которое вы опять устроили, – сложив руки на груди, протянул разведчик. – Долго ты ещё собираешься опекать Йегера?

– Всегда, – рыкнула Микаса, сжимая руки в кулаки и даже не пытаясь согнать алую пелену с глаз.

– Даже не смотря на то, что выглядишь при этом жалко, как приблудная собачонка, ожидающая ласки от хозяина? – он сам напрашивается. – Не смотря на то, что Йегер ведёт себя как последний ублюдок? – она сейчас его убьёт. – Даже понимая, что он никогда не сможет дать тебе то, что ты так хочешь?

Слова, сказанные бездушным, холодным голосом, хлестали не хуже пощёчин. Разъярённая, она готова была броситься на этого мерзкого коротышку… но последний вопрос ушатом ледяной воды опрокинулся на воспалённое сознание.

«Никогда не сможет дать тебе того, что ты так хочешь».

А что она хочет?

Она хочет, чтобы он жил. Конечно, ещё хотелось много чего. Она частенько просыпалась среди ночи от очередного бесстыдного сна, заставшего врасплох. Щёки заливал предательский румянец, за такие грёзы ей перед самой собой становилось стыдно… только вот счастливая улыбка ещё долго не желала сходить с губ.

И всё же… без его столь желанной любви Микаса проживёт. А вот без него самого никогда. Поэтому, учитывая его болезненную тягу уничтожить всех титанов, она его будет опекать…

– Всегда, – глухо повторила Микаса, поднимая усталый, пустой взгляд на капитана.

И застыла, поражённая увиденным. В бездушных, серых глазах коротышки появился отголосок эмоций. Непонятных – Микасе показалось, что это какая-то дикая смесь одобрения, сочувствия и боли – но эмоций, что от капитана она никак не ожидала.

Он её что… понимает?!

– Пойдём, – Леви круто развернулся на пятках и направился к выходу.

– Что? – не поняла Микаса.

– Ты что, глухая? – не оборачиваясь, раздражённо вопросил капитан. – Пойдём, говорю.

– Куда? – опешила девушка.

– В мой кабинет, – бросил Леви через плечо.

– Зачем? – глаза у Микасы по размеру всё больше напоминали плошки.

– Наказание отрабатывать, – остановившись, капитан развернулся и наградил застывшую девушку тяжёлым взглядом исподлобья.

– Что? – вновь не поняла она. Какое наказание? За что?

– Аккерман, – в холодном голосе послышались ленивые нотки угрозы. – Ты если не глухая, то тупая так точно. Отправляйся в мой кабинет, поможешь мне разобрать документы в качестве наказания за нарушенный комендантский час. Это приказ! – тягучие интонации тихого голоса никак не изменились, но в узковатых серо-голубых глазах плескалось бешенство.

Точно, комендантский час. А ведь Жан её предупреждал.

Смотря в спину удаляющемуся капитану, чья идеальная осанка делала своего обладателя словно бы выше, Микаса отчаянно пыталась понять, куда испарилась жажда его убить. Неужели всё из-за того, что в его глазах она увидела отголосок своих эмоций? Хотя… разве ей не хотелось, чтобы хоть кто-нибудь её понял? Чтобы хоть кто-то разделил с ней ту бурю чувств, что она носит в душе, пусть и простым пониманием? Негласной поддержкой?

Да, сейчас такой человек ей необходим, как дыхание. Пусть это даже и ненавистный капитан Леви. А поквитаться с ним она может и потом. Всё же обид эта девушка прощать не умеет.

***

Пропустив подчинённую вперёд, Леви закрыл за ними дверь кабинета.

Оставив Аккерман оглядывать скорее машинально, нежели из любопытства, просторное, скудно обставленное, идеально чистое помещение, Леви подошёл к письменному столу. Безошибочно определив нужную стопку документов, он передвинул её на середину стола и, обернувшись к девчонке, взглядом указал ей на его кресло.

Как всегда, если дело не касалось Йегера, не проявив никаких эмоций, Аккерман прошла мимо капитана и послушно опустилась в кресло, в ожидании дальнейших указаний подняв на мужчину пустой, безучастный ко всему серый взгляд. Такой же, как у него.

– Аккерман, – он растянул по слогам её фамилию, такую же, как у него. – Разберёшь эти отчёты по дате и можешь быть свободна. Приступай, – и, тоже взяв себе стопку документов, направился к дивану, когда его остановил тихий голос:

– Почему отчёты?

Леви удивлённо покосился на подчинённую.

– Раньше в наказание вы всегда назначали уборку, капитан, – пояснила Аккерман, пробегая глазами неровные строчки. Так писала только Ханджи.

– А, – Леви отвернулся, опустился-таки на диван, в угол, ближе к письменному столу, и, тоже погрузившись в чтение отчётов, ответил небрежно. – Потому что, перебирая документы, сосредотачиваешься на них, отвлекаясь от всего остального, – именно поэтому после очередного рейда за Стену он каждый раз садился за этот стол, который сейчас занимает его подчинённая, несмотря на то, что возиться с бумажками ему претило.

Девчонка кивнула, принимая его объяснение.

Поначалу Леви и впрямь думал ограничиться уборкой, но, увидев бешенство в таких живых в тот момент глазах подчинённой, передумал. Во время физической работы, такой, как уборка, не утруждаемую мыслительным процессом голову заполняют воспоминания. Зная эту дуру, можно с уверенностью заявить, её мысли будут ни о ком ином, как о Йегере. Учитывая их нынешнюю стадию отношений, ни к чему хорошему это не приведёт. Она снова взбесится. И ладно, если решит выместить свою, столь очевидную обиду на своего любимого недоумка, на Леви. Он наблюдал за её тренировками, он выучил все её приёмы, он сможет дать ей выпустить пар, не покалечив. А если на очередном рейде за стену она в бессильной ярости пойдёт кромсать титанов без разбору? Леви не сомневался в её боевых навыках, только вот он ещё помнил, как гнев застит глаза. И что из этого выходит.

«Братишка Леви!» – звонкий голос ворвался в душу, выворачивая её наизнанку. Изабель была одной из немногих девушек, что были ниже его ростом. Задорные хвостики, светлая улыбка и глаза, светящиеся счастьем и любовью. Сестринской. Обида, ножом по сердцу, которое, оказывается, у него есть. И драки с бандитами, чаще неудачные именно из-за застилающей глаза ярости, просто чтобы заглушить боль. Старые шрамы заныли в унисон с мыслями.

Леви поднял тяжёлый взгляд на равнодушно пробегающую глазами строчки отчётов девчонку. Девчонку с такими же глазами, как у него, с такой же фамилией, как у него. С такой же судьбой, как у него.

Нет, свои ошибки он ей повторить не даст. Не то, чтобы он так сильно хотел ей помочь, вовсе нет. Даже наоборот, капитан считал, что ничто не дисциплинирует лучше, чем боль, особенно, если это боль душевная. Просто… он ненавидел напрасные смерти. А эта девчонка помогала избежать многих из них. Он просто не может себе позволить дать погибнуть столь ценному кадру, потерявшему в ответственный момент голову из-за нерастраченной энергии чувств.

Надо просто придумать, куда бы эту энергию деть.

Вывести её из себя, чтобы она сама на него накинулась? Это, конечно, поможет, но ненадолго. Так она растратит свои чувства, то есть ненависть и жажду отомстить, к Леви. А надо, чтобы она выпускала свои чувства к Йегеру. М-да уж, если бы этот придурок её трахнул разок, девчонке бы значительно полегчало. Леви легчало, когда он…

Мужчина дёрнулся и застыл, прикрыв глаза и сминая в руке бумагу.

Он ценит чистоту. Брать девушку, пусть и любимую, но которая в тебе видит лишь брата, силой – это грязно. А вот прийти к нетронутой ещё никем… так же, как Изабель… девчонке, которая сама готова прыгнуть к нему в постель… приказать ей молчать… закрыть глаза… или запереться одному в комнате… вызвать в сознании ставший родным образ… это позволяет создать хрупкую иллюзию чистоты. Обычно отпускало на неделю. Думать и просто дышать в её присутствии хотя бы становилось возможным.

Судорожный вздох заставил Леви вынырнуть из сладких до горечи воспоминаний и удивлённо покоситься на вытянувшуюся в кресле, словно гончая, почуявшая добычу, девчонку. Так-так, ладони сжаты в кулаки, дыхание сбилось, на тонкой шее нервно бьётся жилка, а глаза, полуприкрытые, подёрнуты какой-то мутной пеленой. Леви с нарастающим шоком наблюдал, как его подчинённая стыдливо закусывает губу…

– Дура, – не выдержал мужчина. Аккерман дёрнулась, поднимая на него затравленный взгляд. Да, если она настолько себя не контролирует, что в своих мечтах забыла, где находится, то она уже действительно на пределе. – С банальным недотрахом сама справиться не можешь.

Его подчинённая вспыхнула и вскочила, повалив кресло, но даже не обратив на это внимания. Оскалившись, она прожгла мужчину взглядом, полным жажды убить пополам с… растерянностью?

Стоп. Девчонке пятнадцать. И выросла она в благополучной семье.

– Только не говори мне, что не знаешь как, – мрачно протянул Леви.

– Не лезьте не в своё дело, капитан! – взревела девчонка, только вот эта попытка уйти от ответа уже сама по себе была ответом.

– Дерьмо, – раздражённо выплюнул разведчик, опираясь локтём о ручку дивана. Подперев острый подбородок кулаком, устремил пустой взгляд в окно, лунный свет из которого придавал вещам какую-то болезненную резкость. – Сюда подойди.

– Ни за что.

Надо же, как быстро до неё дошло. А то всё «что», да «что». Может ведь, когда хочет. Когда хочет. Дурацкий каламбур слов.

– Аккерман, – его фамилия из его же уст звучала для него дико. – Ты слишком высокого мнения о себе, если полагаешь, что я могу захотеть тебя. Я всего лишь окажу этим услугу людям, которых ты спасёшь, если не погибнешь. Я в отличие от тебя волнуюсь за жизни всех бойцов, а не только твоего ненаглядного недотитана.

– Как окажете услугу? Лишив меня чести?! – в бешенстве вскрикнула девчонка, отчего неровно обрезанные иссиня-чёрные пряди упали на большие кукольные глаза. – И я не могу погибнуть, у меня исключительные боевые навыки!

Леви закатил глаза и цокнул языком, по-прежнему не смотря на беснующуюся подчинённую:

– С чего ты решила, что я собираюсь лишать тебя чести?

– Так… как же иначе…

Хотелось ответить «Задом кверху!», но она же неправильно его поймёт. Поэтому Леви предпочёл просто проигнорировать этот вопрос:

– В битве одной силы мало. Разве не это говорил твой дружок Арлерт? Вспомни свою последнюю тренировку. Ты кромсала манекен, подозреваю, с теми же чувствами, с какими чуть было не накинулась на меня сегодня. Ты не заметила приближения Кирштайна, а представь, если бы это был титан. Тебя бы уже не было. А всё из-за нерастраченной энергии, что кипит в жилах, вешая перед глазами алую пелену. Разве я не прав? – дёрнув бровью, Леви всё-таки повернулся к девчонке, наградив её тяжёлым, мрачным, холодным взглядом.

Замерла. И явно в шоке. Не ожидала, что бездушный капитан её понимает?

– Ты не сможешь защитить Йегера, если погибнешь, – Леви бил по больному, зная – иначе эта упрямая девчонка ни за что не доверится ему. – Ты погибнешь, если тебя будут отвлекать чувства. Тебя будут отвлекать чувства, если ты не удовлетворишь свои естественные, хоть и рановато проснувшиеся потребности. А ты их не удовлетворишь, если сейчас же не подчинишься.

Лунный свет обволакивал крепкую, но всё равно по-девичьи хрупкую фигурку его подчинённой. Аккерман ссутулилась, опустив голову, отчего её лицо почти полностью скрылось за этой её любимой красной тряпкой.

– Я не смогу спасти Эрена? – голос прозвучал глухо и как-то жалобно.

«И всех остальных!» – так и хотелось рявкнуть Леви, но он сдержался. Всё равно её не изменить – она окончательно повернулась на своём братце.

– Если не сделаешь так, как я скажу, – устало подтвердил мужчина, следя за её реакцией. Он не знал, что делать, если она откажется. Терять столь ценный кадр было бы непростительно.

Но Аккерман сжала кулаки, зажмурилась и выдохнула:

– Что я должна делать?

Леви вновь отвернулся к окну, откинувшись на спинку дивана, продолжая подпирать резкие скулы кулаком, пальцы в котором были стиснуты так, что костяшки побелели. Он и сам не мог понять, отчего. То ли от злости на себя, что не смог придумать вариант получше, то ли от отвращения к грязи складывающейся ситуации… то ли оттого, что сейчас перед ним стояла, готовая покорно подчиниться любому его приказу, молодая девушка, сгорающая от сжигающего её желания, а он с момента смерти Изабель так и не смог никого подпустить к себе настолько близко… чтобы тело к телу… чтобы выдох одного – это вдох для другого… А с момента смерти Изабель прошёл целый год. Кулак сжался сильнее, и это было лучшим ответом на его мысли.

– Сюда иди, – отстранённо потребовал капитан.

Аккерман послушно приблизилась.

– Ложись. И чтобы ни звука.

Легла. Её ступни предусмотрительно освобождённых от сапог ног упирались в другую ручку дивана. Чёрные волосы рассыпались по его коленям, контрастируя с белой тканью форменных брюк.

Леви чуть ослабил её шарф и натянул ей его на лицо, закрыв глаза, нос и рот. Так, как она всегда в него куталась, когда хотела спрятаться от этого жестокого мира.

– Представляй этого своего недоумка, – посоветовал Леви, и ладонь его левой руки скользнула в вырез её рубашки, расстёгивая её.

– Капитан… что вы…

– Не капитан.

Молчание. Края рубашки скользнули в разные стороны. А жар её тела чувствуется даже сквозь серую майку.

– Эрен?.. – неуверенно, но с затаённой надеждой. Пустоголовая малолетка. И почему ему не пришла в голову идея получше? Хотя в графе «Интеллект» у него никогда не стоял высший балл.

– Да, – она лежит у него на коленях и это делает незаметным их разницу в росте. Поэтому это могут быть колени её идиота-недотитана. А то, что мозоли у Леви на безымянном пальце и мизинце, а не на указательном и среднем, потому что клинки он держит иначе, не столь важно, когда телу уже давно хочется поделиться скопившейся за столько лет без взаимности любовью.

– Но это же непра…

– Просто. Молчи, – отрывисто оборвал хриплое сипение подчинённой Леви.

Прохладная ладонь скользила по разгорячённой коже, слегка поглаживая. От острых ключиц к округлой груди, стянутой тканью майки. И дальше, под ткань, слегка задевая мозолистыми подушечками пальцев чувственно поднявшиеся вершины. Вновь к ключицам, к шее, щекоча аккуратно подпиленными полукружьями ногтей кожу за ушками.

Изабель…

Была ли у неё такая тонкая шейка? Такая осиная талия? Такой изящный прогиб спины? Такой тихий, но отчаянно звонкий голос, слышимый в протяжных, незапрещённых стонах?

Глаза против воли стали закрываться, погружая в спасительный мир воспоминаний…

«Братишка Леви»…

«Мы в тебя верим, братишка»…

Настолько живая, что рядом с ней даже его чёрствое сердце сына шлюхи, мальчишки-беспризорника, выросшего на жестоких улицах Подземного города, начинало биться…

Из шеи кровь уже не хлещет, не вырывается редкими размеренными толчками, а просто капает одинокими, не свернувшимися ещё каплями на изумрудную траву. Зелёные, словно бутылочное стекло, и такие же безжизненные глаза, смотрящие в небо, которое она видела лишь эти последние пару недель её жизни, хотя всегда к нему тянулась. И колышимые слабым ветром хвостики на откушенной неровными тупыми зубами титана от тела голове.

Наваждение исчезло, вернув в реальность так резко, что в глазах потемнело, а в груди стало не хватать воздуха.

Леви распахнул глаза, уставившись на равнодушный ко всему белёсый лик луны. Его узковатые, серо-голубые глаза отразили её мертвенно-бледный свет и её равнодушие. К лицу вернулось привычное пустое выражение. И пах перестало жать брюками.

Майка девчонки сбилась к самой шее – и когда он только успел? Его рука скользнула ниже, дальше и… глубже.

Девчонка издала полузадушенный крик от остроты ощущений.

Один палец… второй… другой кругами обводит плоть рядом и выше.

Девчонка содрогается и сама подаётся навстречу.

Она его родственница. Она его подчинённая. Она выше его ростом. Она младше его ровно в два раза. Она любит другого. И сейчас она извивается под руками того, кого ненавидит, бесстыдно стоная.

Леви поморщился.

Грязно.

Но не грязнее напрасных смертей, залогом отсутствия которых будет незамутнённый ненужными на войне чувствами рассудок Аккерман.

Она бьётся в экстазе, достигая первого в своей жизни пика наслаждения.

А Леви, глядя в окно, отметил, что луна сегодня до мерзости яркая.

– Спасибо, – прошептала она со счастливой улыбкой.

Леви не ответил, потому что понятно – эта благодарность не ему – и вспомнил, что надо бы дочитать и подписать отчёты.

***

Микаса стянула шарф с лица и поднялась. Застегнула брюки, рубашку, поправила стабилизирующие ремни и заново завязала шарф. На мужчину, сидящего неподвижно на диване, расслабленно закинув ногу на ногу, и не мигая глядящего на ночное светило, она даже не взглянула.

В душе царило умиротворение и лёгкая опустошённость. Так бывает, когда хорошо проревёшься.

Несколько минут назад она, выкрикивая раз за разом имя Эрена, излила весь тот огонь, обжигающий её изнутри на протяжении долгих лет, оставляя в душе лишь тлеющие угольки её искренних, светлых, ничем не замутнённых чувств. Они больше не доводят до исступления, о них теперь нельзя обжечься, ими можно только согреться.

И убивать уже не хочется.

Но, когда она уже взялась за ручку двери, её внезапно остановил равнодушный ленивый голос:

– Аккерман.

Так, с отсутствием жажды убивать она поторопилась. Ну что этому коротышке ещё надо?!

– Будешь делать так каждый раз, когда почувствуешь потребность.

– Снова к вам приходить? – возмущённо обернулась девушка.

Капитан наконец-то соизволил повернуться к ней и наградил таким ледяным взглядом, что у Микасы невольно перехватило дыхание.

– Многовато чести, – процедил он. – Уж как-нибудь сама. Ручками.

Микаса вспыхнула и поспешила толкнуть дверь.

– Аккерман!

Она не обернулась, потому что от звука этого голоса – неожиданно живого, горячечного – по спине промаршировала рота мурашек, столь повелительно он прозвучал:

– Продолжай опекать этого твоего недоумка. Наплюй на все правила и приказы и защищай его. Поняла меня, Аккерман?!

Странный он всё-таки, мужчина ростом с ребёнка, с глазами старика.

– Спасибо, капитан Леви, – шепнула Микаса, зная, что он услышит и поймёт, что на сей раз благодарность – ему, и выскользнула за дверь.

А поквитаться с ним она может и потом. Всё же обид эта девушка прощать не умеет.

***

Леви ещё долго смотрел на полуприкрытую дверь, за которой скрылась девушка с глазами, как у него, с фамилией, как у него, с судьбой… не как у него.

Узковатые глаза с пустым, тяжёлым, мрачным, холодным взглядом внезапно стали чуть меньше серыми, чуть больше голубыми, и перестали напоминать безжизненную серую пустыню, её словно разбавили живительной синей влагой. И безучастная ко всему луна больше в них не отражалась. А ладонь левой руки перестала казаться грязной.