Глава 1


Серый свет. Холод и серый свет. Опять эта ужасная, до костей продирающая стужа. Как мне это надоело!

Тусклый рассвет несмело пробирался в мой вымороженный, заледенелый шатер. Угли в жаровне давно прогорели, а подкинуть некому — слуги у меня больше нет. Ах, как же мерзко тут поутру, это же просто уму непостижимо!

Не сбрасывая многочисленных покрывал, я сел на попоне, наброшенной на охапку сена, протер лицо, сбрасывая с себя остатки ночного морока. Всю ночь мне снилась какая-то хрень, а под утро чертов мороз разбудил раньше срока. Значит, опять сегодня весь день голова будет чугунная. Ай, как же тут скверно! Самое распоследнее дело — зимовать в поле!

Когда-то, давным-давно, в ином мире и другой жизни, у меня был приятель Витя. Нормальный, в общем-то, парень, спокойный, остроумный и интересный, душа компании, всегда на позитиве. Всем был Витя хорош, только была у него одна лютая блажь — хлебом не корми, дай сходить в пеший поход. И мотался наш Витёк по лесам Карелии и Хибинам, по Алтаю и Байгалаю, даже на плато Путорана как-то побывал. Не сиделось дома человеку, хоть ты тресни! И я в то время, бывало, позволял себя уболтать и тоже болтался с ним, если только появлялось лишнее место в палатке и «забрасывающем» транспорте.

И вот сейчас я оказался в месте, где вся жизнь проходит в чертовой палатке, ну, точнее — в шатре, принадлежавшем когда-то унтерконнетаблю диоцеза Андтаг. А на улице, на минуточку, — разгар зимы, не сибирской, конечно, но тоже, знаете ли — ничего хорошего! И сижу я прямо сейчас под двумя конскими попонами, рассматривая заиндевелую полотняную стенку шатра, и думаю: какой же ты, все-таки, Витя, мудак! Вот не ценишь ты простые житейские радости — ни электричество, ни газ, ни центральное отопление, на блюдечке преподнесенное тебе современной цивилизацией. А отправить бы тебя, придурка, в палатку на всю зиму, да не в многослойную, непродуваемую, с пологом на молнии, а вот в такое вот полотняное убожество, где мне вот приходится мерзнуть каждое утро! Может быть, и дошло бы до тебя, идиот ты конченный, что не надо стоять, если можно сидеть, и не стоит сидеть, когда можно лежать, а уж раз послал тебе Господь через покойную бабку двухкомнатную квартиру со всеми удобствами, так надобно ею пользоваться по назначению, а не шарахаться зряшно черт знает где, хрен пойми зачем! Или, хотя бы, на время своих дурацких «походов» пустить в нее друзей, которым, за отсутствием оквартиренной Советской властью престарелой родственницы, приходится снимать хату на окраине, за много-много денег...

Как же тут холодно! С каждым порывом ветра мелкий колючий снег острыми искрами залетает внутрь, за неплотно подбитый тканевый полог. Как не подтыкай его, не помогает! И вот, надо вставать, а ни сил, ни желания вылезать на этот холод нет.

Вчера я разговаривал с четырнадцатым по счету нанимателем. Безуспешно. Лорды Аверланда не торопятся принимать нас, таких хороших, себе на службу. Все мои старания идут прахом, просто вот, что ни делаю, все бесполезно!

Каждый день сюда, в Хоэнтвилле, маленький приграничный городок на юго-западной окраине герцогства Аверландского, прибывают отряды всадников то под рыцарскими, то под баронскими гербами, а иной раз и с вышитой на хоругви графской короной. За ними, как положено, тянутся нестройные толпы набранных в ленах сервов и вилланов — или с повозками, встать в обоз, или с оружием, в пехотное прикрытие этого обоза. И все они абсолютно бесплатные, обязанные службой в счет вассального долга. А мы-то, наоборот, очень даже дорогостоящие ребята! Ну и получается, что мы потенциальным нанимателям совершенно неинтересны — зачем платить за то, что можно получить бесплатно?

И почему только герцог Аверланда решил собирать войска именно здесь, в крохотном Хоэнтвилле? Для нищебродов, типа нас, это просто катастрофа! Все дома в городке и близлежащих селениях разобрали себе местные мажоры — графы,бароны, конты, а нам вот приходится посреди зимы сидеть в шатрах и палатках. А еще в этом безлесном краю очень плохо с дровами, — приходится топить хворостом и соломой. Кстати, да куда же она запропастилась?

Ладно, надо шевелиться, деньги сами себя не заработают. Пробую, не вылезая из-под попон, разрыть угли, в надежде найти хоть какой-то огонек под слоем седого пепла. От жаровни поднялся тонкий, ленивый дымок, и тут же развеялся от порыва холодного воздуха из-под полога шатра. Так, если сунуть сюда солому, наверное, огонь еще удастся раскочегарить! Где бы только эту солому взять... Рывком скидываю с себя попоны, торопливо натягиваю ледяной вайс, яростно растирая тело руками. Придется мне спать в полной одежде, а не с одной камизе, как сейчас. Будь у меня слуга, заставил бы его прогреть одежду над жаровней, а так, немудрено и воспаление легких заработать. Тут это практически верная смерть.

Соломы на растопку я так и не нашел — то ли кончилась, то ли кто-то спер. Пришлось вытащить пучок из собственной «постели».

Подкидываю в жаровню сыроватую, мятую солому, затем хворост, раздуваю почти холодные угли. Кхорнов дым... Каждое утро говорю себе: надо купить нормальные дрова! И каждое же утро отвечаю — нет денег, дружок!

Холодный задымленный воздух вдруг прорезала свежая ледяная струя, — это кто-то вошел в шатер, откинув полог. Я повернул голову, попутно почувствовав, что мне вчера надуло шею.

— Светлого утра, коммандер!

Линдхорст, ротмистр арбалетчиков, закутанный в заснеженный шерстяной плащ, присел у жаровни, протянул над ней замерзшие руки. Кожаные перчатки без меха — плохое средство от холода!

— Как ты здесь, не замерз? Прошедшая ночь была особенно лютой, прямо как у нас, в Марке! Ни за что не подумал бы, что в Аверланде такие зимы!

— Я тоже, Курт. Все это из-за ветра. Но вообще, местные говорят, что эта зима выдалась на редкость суровой. Очень боятся за свои виноградники!

— Было бы, чего жалеть! Их вином только орков поить!

— Согласен! Эх, надо нам было заказать Литцу бочонок-другой доброго кларета!

Маг Литциниус Кнаппе, аверландец, попав в родные края, сразу же выпросил отпуск — повидаться с семьей. Теперь ему в лагере все страшно завидовали.

Курт лишь усмехнулся в ответ.

— Геноссе Литциниус исключительно мудр и предусмотрителен. Уверен, его не надо предупреждать о столь очевидных вещах!

— Дай Свет, он действительно догадается прихватить своим боевым товарищам доброй выпивки, и даже может быть, чудовищным усилием воли удержит себя от желания вылакать все ещё по пути... Ладно, что там снаружи? Какие новости в лагере герцога? Ожидаются ли ещё подкрепления? Или герцог собрал уже все свои силы?

— Пока нет. У костров болтают, со дня на день ожидаются отряды баронов Оттенбахера и Лёвенгаупта, ополчение Ландра и, вроде бы, еще отряд от экзархата. После этого армия двинется за Рейк, на Виссланд. Но точно я не знаю, Энно!

— Пожалуйста, называй меня Ренн, даже если мы одни. Энно Андерклинга больше нет!

— Хорошо, хорошо. Можно мне погреть сапоги? Я уже не чувствую пальцев ног!

— Да без проблем. Считай, что ты у себя дома. Все равно окружающий бардак не даст тебе забыть, где ты в действительности находишься!

Скинув шаперон, Линдхорст растер замерзшие лицо и уши. Он поутру проверял посты, и, конечно, здорово промерз. Даже в этой адской ситуации мы стараемся поддерживать дисциплину, заставляя патрулировать и круглосуточно охранять наш маленький лагерь.

— Да, не отказался бы я сейчас оказаться дома! — заявил ротмистр, с трудом стягивая видавшие виды сапоги. Затем, не стесняясь, сноровисто распустил суконные ленты, служившие вместо носков, и устроил их греться прямо на вертелы, на которых я, вообще-то, жарю себе мясо. Что поделать, походная обстановка!

— А ты сам откуда? Погоди-ка, возьми вот эти ветки, проложи «фусвике» по ним, а то подгорят от металла!

Курт переложил обмотки на деревянные прутики, натянул их между ними, и подвесил над жаровней.

— Вот, отлично, а то у меня их последняя приличная пара. Откуда я? Рауфенбург, баронство на севере Феррбургской марки.

— Это ведь рядом с Сильванией, да?

— Именно.

— И как там, в Сильвании?

Даже в полутьме шатра было заметно, как помрачнел Линдхорст.

— Кто же знает? Мы туда не совались. Но, говорят, довольно таки скверно, хоть и не так, как прежде!

— Там раньше, говорят, правили всякие вампиры и нежить...

— Да и сейчас творится всякое, но, хвала Свету, к нам пока никто не лезет.

— Понятно. А чем в Марке занималась твоя семья?

Линдхорст пожал плечами.

— Как все, пытались выжить и подняться повыше. Отец всю жизнь служил у барона фон Рауфенберга. Сначала простым берейтором, потом егерем, выслужился до егермейстера, получил звание юнгера, но, увы, без какого-либо фьефа. Матушка рано скончалась. Ну, отец меня рано пустил по военной части...

— Ты что, один в семье?

— Ну что ты! Был бы один, так сам бы сейчас служил егермейстером барона! Но место, увы, занял мой старший брат Адабрехт!

— И что, это хорошая служба? Лучше военной?

Курт усмехнулся.

— Как сказать... Служба есть служба! Как повезет... Если Свет тебе не благоволит, то и лось тебя проткнет, и медведь задавит. А если фарт на твоей стороне — можно и в бою уцелеть, да еще и обогатиться неплохо. Мой батюшка, хоть и не воевал, не раз бывал на краю смерти. Однажды кабан повалил барона вместе с лошадью, и тот так разгневался, что чуть не зарубил отца на месте, а было это еще до моего рождения. А в другой раз встретил медведицу с медвежатами, а с собой был только арбалет и кинжал. Он успел сделать точный выстрел, но, прежде чем умереть, она успела содрать ему скальп. Так он потом и ходил до самой смерти, с головой, всегда укрытой куском овечьего руна!

— Отчего же барон не дал ему даже малого лена? Разве в Феррбургской марке мало земель?

— Земли хватает. Мало людей! И сервы, и вилланы, чуть что — уходят, кто в Остенмарк, кто в Талабекланд, а чаще всего — в Сильванию!

— В Сильванию? К вампирам?

— Вампиров там давно нет!

— Отчего же ты говоришь, что там плохо?

— Сильвания есть Сильвания. Места там очень уж дикие! То тролли, то орки, то гномы, то еще какая напасть... Конечно, сейчас герцог Мейнард пытается навести там какой-то порядок, но, счастьем будет, если его отпрыск в десятом колене сможет закончить то, что он сейчас начал!

— Ну что же, хорошо там, где нас нет. А так же ты очутился у Шумпера?

— Мой отец скопил немного денег, — Курт, наклонившись над пламенем, проверил, не высохли ли обмотки, и оставил их сушиться дальше, — и когда в замке графа встал на постой отряд арбалетчиков Отто Шумпера, просто купил для меня место фельдфебеля.

— Ну, ты, вроде бы, пришелся тут ко двору. Тебя после смерти Отто даже избрали ротмистром!

Курт невесело усмехнулся.

— Ну как избрали...Просто никто не возражал, когда ты, Энн...Ренн, стал держать себя со мною, как с командиром, называть ротмистром и отдавать через меня приказания. В конечном счете, все ведь упирается в деньги. Раз ты — заказчик, и имеешь дело со мною, как с ротмистром, значит, я — ротмистр и есть! В общем, это ты меня избрал, а не они! Деньги решают!

— Да, только с этим сейчас туго, Курт.

— Ренн, я об этом и хотел с тобой поговорить. Боюсь, ребята скоро начнут бузить! Было бы лето, мы могли бы еще как-то подождать с жалованием. Но сейчас мы даже не можем добыть дрова — эти кхорновы риттеры все растащили на три ландмили окрест, да так, что плетня не найдешь! Цены у вилланов доходят до гротена за вязанку, а денег-то нет! Если люди начнут замерзать прямо в нашем лагере, они просто разбегутся, а то и чего похуже... У костров уже начинают болтать всякое, пока тихонько, как бы невзначай, но это до случая. Первый замерзший — и все, будет взрыв!

Я слушал его, грея на прутике кусок бурого хлеба — мой завтрак на сегодня. Конечно, слова Линдхорста для меня — не сказать, что великая новость. Этого следовало ожидать. Но, раз ротмистр решил донести это до меня, значит, ситуация действительно выходит из-под контроля.

— Вчера, — продолжил Курт, — от меня ушли два неплохих стрелка. В лагерь герцога пришел отряд арбалетов из Нордланда, вот в него-то они и перебежали!

— Нордланд? Оловянщики? Здесь, в Аверланде?

— Наемники. Сейчас где только их нет! У них же, в Нордланде, пока затишье, лорды и тэны, наконец, перестали воевать друг с другом, вот голодные «псы войны» и лезут во все стороны, как крысы из горящей таверны!

Черт, плохая новость!

— Этого еще не хватало! И так наняться никуда не можем, а тут еще и конкуренты!

— Ну, это явно не надолго, — рассмеялся Курт, — оловянщик ни в жизнь не откажется от трех вещей — эля с вереском, ростбифа, и драки с другим оловянщиком!

— Как бы ни было, они здесь. Сто двадцать арбалетов. Теперь, получается, сто двадцать два... Слушай, не знаешь, не приходили в город новые отряды, к кому можно обратиться насчет найма?

Курт на мгновение задумался.

— Говорят, пришли эти нордландские арбалетчики, и еще какой-то барон с отрядом!

— Значит, нанесу им визит, может, удастся хоть с кем-то договорится. А пока, не желаешь ли партию в шахматы?

— Нет уж, герр Эйхе. Ты всегда выигрываешь!

И, надев высушенные сапоги, Линдхорст ушел в серое зимнее утро.

Я остался один, доедать подогретый на очаге хлеб. Расставил шахматные фигуры, подвигал их, играя сам с собою, но это мне, конечно, быстро надоело.

Во время вынужденного безделья мы развлекались, как могли. На вино и женщин у нас не было денег; играть в кости «на интерес» тут не принято, так что эта обычная лагерная игра отпала тоже. Солдаты вовсю играли в «полкрейцера»,* но для нас, рыцарей и юнгеров, это было слишком низменное развлечение. Короче, все скучали.

От нечего делать, я решил было, нарисовать колоду карт. Затея, увы, оказалась провальной, причем с самого начала — под карты попросту не нашлось подходящего материала. В этом мире нет бумаги, а значит, нарисовать их не на чем! Пергамент не годился, ведь он мягкий, а значит, такие карты невозможно будет нормально тасовать. Я было подумал, что можно сделать их из кожи, высушенной таким образом, чтобы получились твердые, плохо гнущиеся пластинки, но быстро понял бесперспективность и этой затеи. Кожа, в отличие от бумаги, имеет свой некоторый «рисунок», особенности, отображаемые на каждой пластинке. То есть, рубашка каждой карты была бы индивидуальна, что неприемлемо в большинстве игр. Да и понимания, как сделать кожу достаточно твердой, у меня тоже не было.

Зато без проблем удалось сделать шахматы. Найдя солдата, который недурно умел вырезать по дереву, я попросту заказал ему фигуры, всего лишь по крейцеру за дюжину. «Черные» были окрашены смесью сажи и масла, «белые» остались как есть, древесного цвета, а доска у нас уже была. Фигуры, вырезанные из дровяных поленьев, конечно, были грубоваты, но функцию свою выполняли исправно. Сначала с ротмистрами мы от нечего делать резались в них днями напролет, потом наигрались и забросили.

Затем их отдали сержантам и солдатам. Первые три недели фигуры буквально не остывали — их передавали от костра к костру, разыгрывая партии одну за другой. Но теперь новизна несколько притупилась, к тому же многим солдатам игра показалась очень сложной, и шахматы вернулись ко мне.

Я немного подвигал фигуры «сам с собою», дожидаясь, когда раннее утро сменится временем, уместным для делового визита. Через час, одевшись поприличнее, поскреб физиономию бритвой, на ощупь пытаясь определить, чисто ли выбрит, и со вздохом выбрался наружу.

На улице было ветрено и морозно. Снег наконец перестал идти, выглянуло солнце, быстро согревавшее равнину. Значит, вскоре лагерь опять будет утопать в осенней слякоти!

К городку Хоэнтвилле, возле которого мы второй месяц обретались, каждый день подходили отряды вассалов аверландского герцога, пополняя лес повозок и шатров, раскинувшихся у невысокой городской стены. Я попытался издали рассмотреть, где встали новоприбывшие отряды, про которые говорил Линдхорст. Приглядевшись, я и вправду заметил на отведенном под размещение войскгородском пастбище два новых отрядных лагеря — с шатрами, хоругвями, длинными коновязями, огромными кострами, повозками и сновавшими меж ними людьми. Что же, у меня появились еще две попытки для найма. Пойду попытать счастья, хотя, скорее всего, все кончится, как и в предыдущие мои попытки. То есть, никак.

Нацепив меч, я закутался в свой старенький серый плащ и пошел заснеженным полем к этим новым шатрам. Выглянувшее солнце, как я и думал, быстро растопило снег, и вскоре сапоги уже чавкали по грязи. Опять придется их чистить, и опять — самому...

Ближе ко мне стоял шатер под знаменем красно-синего цвета. Рядом, на большой доске, был выставлен герб с баронской короной. Я не очень разбираюсь в этих геральдических условностях, но, судя по форме герба, его владелец принадлежит древнему и знатному роду.

Чуть дальше стоял сине-зеленый шатер с таким же штандартом на верхушке. На укрепленной здесь же хоругви был отчетливо виден вышитый арбалет и два скрещенных болта. Не нужно было быть гением сыска, чтобы понять, что это те самые нордланские арбалетчики, к кому ушли двое наших парней.

Ну что же, к наемникам, да еще и иностранцам, идти смысла нет — мы ведь сами наемники! Навряд ли они захотят нас принять. Остается красно-синий шатер с баронской короной на гербе — может быть, там улыбнется удача!

В раздумьях я пошел к баронскому шатру, загребая сапогами по оттепельной грязи.


* - "полкрейцера" - игра, в которой мелкие монеты щелчком пальцев посылают по столу, сбивая одну другой.

Загрузка...