Кому выгодна смерть динозавров

В центральном управлении отчего-то решили, что отдел Прототипов недостаточно хорош в тимбилдинге, поэтому сейчас Рахатиэль, как глава отдела, решал сложную организационную задачу: руководству позарез требовалось мероприятие укрепляющее командный дух, а отделу, наоборот, рабочие руки, незанятые посторонними делами. Как совместить одно с другим он не понимал примерно также, как из великого ничто посредством Большого взрыва образовалась Вселенная (в которой они также до конца и не разобрались, и до сих пор продолжают разбираться, пока она с неумолимым постоянством разлетается во все стороны). За обзорной стеной немым укором крутился недоисследованный Юпитер, как раз поворачиваясь к нему своей шестисотлетней бурей, поэтому он и не заметил появления в зале для совещаний нового действующего лица.

— Опять конкурс? — Кезеф выполз из своей «лаборатории» и тут же засунул длинный нос в документы, перегнувшись начальнику через плечо. Рахатиэль просто вздохнул, это была одна из тех раздражающих привычек, отучить от которой нового сотрудника не сумел весь отдел Прототипов, — как я на прошлом конкурсе всех обошёл-то, а?

— Угу, – как бы Рахатиэль ни пытался забыть, но перед глазами живо вставала картина, где во время презентации об искусственной осени на планете Земля, Кезеф посшибал все траектории Солнечной системы пустой бутылкой.

Красные глаза, волосы дыбом, явно опять «надегустировался» произведенных образцов , печально вздохнул Рахатиэль, уже в который раз отмечая, что не пил бы Кезеф – цены б ему не было. Он был не самым исполнительным и сговорчивым (за что его и турнули с предыдущего места), скорее прямолинейным и даже ленивым, но его смекалка, общая эрудиция, честность и упорство делали его идеальным сотрудником в отделе Прототипов. Делали бы!

— А теперь совсем грустно, вытяжка закончилась, следующий тестовый урожай ещё нескоро...

Рахатиэль вдруг понял – это шанс, потому что оставлять деятельного и изобретательного Кезефа без задачи было чрезвычайно опасно. Чревато непредсказуемыми и тяжёлыми последствиями, возможно даже для всей Солнечной системы, а тут – само в руки идёт.

— Слушай, ты же умеешь рисовать?

— Неа.

— Как нет? Ты же схемы и чертежи постоянно обновляешь. Презентацию неплохую на прошлый конкурс сделал, – скрепя сердце снова припомнил Рахатиэль то чёртово выступление.

— Так то чертежи, слишком схематичные, а чтобы красиво было, там нужен объём, тени, перспектива, чувство цвета, композиция… Просто чёрный квадрат раскрасить – это одно, а длинная зелёная линия – совсем другое, – вроде как отпёрся Кезеф, но глаза заблестели. Начальник очень надеялся, что не из-за того, что он там гнал в своей “лаборатории”

— Для стенгазеты и без чувства цвета пойдёт.

— Для стенгазеты?

— Угу, конкурс стенгазет намечается. САМ пролоббировал, – Рахатиэль многозначительно поднял палец вверх и перекрестился. – Победителю в подарок – бесплатные заказы на год в центральной типографии. Печатай, что хочешь, без ограничений. Как ты на это смотришь?

— Ну, это... надо подумать, — Кезеф рассеянно заозирался, выискивая что-нибудь интересное, явный знак того, что в этой лохматой голове уже генерируются идеи. Рахатиэль аккуратненько пододвинул к нему стопку с требованиями, ватман, набор цветных карандашей «Росинка», пластиковый угольник, и тихонечко вышел.

* * *

До конкурса оставалось совсем недолго. На протяжении нескольких дней Рахатиэль ходил мимо переговорной и наслаждался звуками кипящей там работы. Как только Кезеф брался за дело, все вокруг начинали суетиться, покровительственно выдавая на-гора советы и пожелания. Тот обладал какой-то удивительной командной аурой.

— Название должно быть броским и захватывающим!

— Текст должен быть ёмким, без сложных оборотов. И без предложений на полстраницы.

— В конце статьи нужен вот-это-поворот. Даже если статья просто о погоде.

— Не надо картинку сразу шлёпать, лучше в конце и маленькую, пусть будет интрига.

— А обязательно всё должно быть правдой? Надо же в первую очередь, чтоб красиво и не скучно, разве нет?

— Ну, смотри, “острый” и “колючий” – это синонимы, но ты всё равно не можешь сказать “колючая лапша”.

— Обязательно добавь интервью с какой-нибудь звездой. Да вон с Альфой Большой Медведицы.

— Ещё в конце какой-нибудь кроссворд для интеллектуалов и колонку с анекдотами для Рахатиэля… Он вечно куда-то торопится, ему надо быстро: проглотил — и побежал.

* * *

Начальник отдела Прототипов стоял перед стендом и с тяжёлым сердцем изучал творение победителя. Вместе с ним стояли и щебетали, не прекращая обсуждение, ещё несколько сотен коллег-ангелов из других отделов. Кажется, Кезеф умудрился задеть за живое не только комиссию.

“Наш отдел выяснил, кому была выгодна смерть динозавров. Как вы все знаете, падение метеорита Чикшулуб спровоцировало мел-палеогеновое вымирание. Но так ли всё очевидно? Нет ли здесь скрытых мотивов и кощунственного умысла? Что от нас скрывают руководители? Кто же воспользовался их гибелью, с вероломной жестокостью заняв освободившееся место в экосистеме? Даже не дождавшись пока перестанут биться их нежные четырёхкамерные сердца, такие же, как у небесных крылатых созданий…

Продолжение в следующем номере, не забудьте оценить наш кроссворд и колонку юмора”.

* * *

С окончания конкурса прошла неделя. Рахатиэль порадовался и закрыл эту страницу жизни, целиком погрузившись в исследования. Погрузившись было… потому что неожиданно нагрянула проверка, выясняющая случайность упавшего на Землю астероида, уничтожившего несколько миллионов “миленьких” живых существ с “нежненькими четырёхкамерными сердцами”. Рахатиэль собирался сказать, что у него тоже четырёхкамерное сердце, и потому он может не выдержать таких издевательств, но выдержать конкуренцию с динозаврами не сумел.

Комиссия изъяла записи с камер видеонаблюдения и протоколы, допросила всех сотрудников, забрала у Анаиэля тетрадь с именами мёртвых динозавров, надолго испортив рабочую обстановку. Начальник впервые обнаружил у себя седой волос, попытался снова выдохнуть, но тут вышел следующий тираж стенгазеты.

— Кто у вас там торгует Тетрадями Смерти? Это из вашего департамента? — раздался звонок от начальства. Рахатиэль бы долго выяснял, в чём дело, если бы Адоэль не показал ему напечатанный в типографии номер с кричащим заголовком.

— Какие там у вас платные слои атмосферы? Вы там в край очумели, что ли, тарифы втихушку устанавливать? Я на вас налоговую натравлю, – раздалось по телефону ещё через неделю.

Рахатиэль тут же отправился в центральный зал и почти зачитался про “корабль с космическими туристами вошёл в платные слои атмосферы”.

Следующая неделя застала все отделы врасплох требованием ввести на обязательной основе курсы сопромата. Все было засуетились, заволновались, но свежая стенгазета с заголовком: “Вавилонская башня развалилась не от того, что строители говорили на разных языках, а потому что сопромат не знали” — сразу же прояснила обстановку. И как бы Рахатиэль с пеной у рта ни доказывал, что вавилонскую башню никто даже строить ещё не начинал, и, вообще, Вавилона пока не существует, его никто не слушал, а сопромат сдавать пришлось всем. Кроме Кезефа.

Дальше начались учения по эвакуации. “Млечный Путь скоро столкнётся с Андромедой”, — кричала следующая стенгазета.

Тут даже Боэль возмутился:

— Что значит “скоро”? Через четыре с половиной миллиарда лет. Мы двадцать раз наши исследования закончить успеем.

“Если я раньше не окочурусь”, — мысленно простонал Рахатиэль.

Через неделю пришли с разборками синологи, и на вопрос начальника:

— У нас есть синологи? — презрительно сунули в нос газету с заголовком “Величайший обман Солнечной системы! Великую Китайскую стену на самом деле не видно из космоса”, — и потребовали опровержения.

“Возле Урана прячется дитя Франкенштейна ”.

Рахатиэль понял, что двери отдела можно не закрывать. К ним, как в себе домой, нагрянула комиссия по незаконным биологическим опытам. Пришлось доказывать, что Миранда, спутник Урана, так странно выглядит из-за столкновения с астероидами, а не потому что Рахатиэль её втихаря с кем-то скрещивает.

“Венера и Меркурий — самые одинокие планеты Солнечной системы”.

В отдел Прототипов заявилась комиссия психологов-планетологов. Рахатиэль заперся в кабинете, оставив Боэля расхлёбывать — объяснять, что просто-напросто у них нет ни одного спутника. Да, так бывает. И ничего страшного в этом нет. Им не грустно.

* * *

— Мы не можем запретить, увы, нет причин для расторжения договора. Он выиграл конкурс стенгазет, так что типография в его полном распоряжении на год, – развёл руками юрист и сотрудник центрального управления, с которым начальник отдела Прототипов играл в словесные баталии уже целый час, читая и перечитывая договор с победителем конкурса. Ох, не хотелось бы, чтобы со следующим выпуском к ним заявились ещё и юристы, этих не переспоришь.

Рахатиэль попытался расстроиться, а потом озаботился уточнением:

— А год какой?

— М-м-м-м… Тут не написано, — оживился собеседник. — А какие варианты? Венерианский?

— Нет, венерианский год — это сто восемнадцать земных дней. Давайте оформим дополнение к контракту и впишем меркурианский.

— А это сколько?

— Восемьдесят восемь дней всего, — выдохнул Рахатиэль, засунув пальцы в изрядно поседевшие волосы. — Ещё чуть-чуть осталось и всё. Дожить бы. Вы не знаете, что там, после смерти?