Конец для всех (найден фрагментно)

Примичание.

Эта книга,конец для всех, считалось утерянной более двух лет. И я даже забыл её,как и многие другие свои работы. Повествует она,о сущности-Императоре,который уничтожает мультивселенную своим присутствием. Звучит пафосно,но я перерыскал все свои архивы,и что удалось найти так это. Этот отрывок. Которые я вытащил из небытия современного шума. Текст может быть сырой,но то что он есть,для меня самое важное.

Наслаждайтесь.

Конец света. Император Пустоты.

В жанре ужаса и научной фантастики.

---

Мы не знаем, когда всё началось. Возможно, тогда, когда первый ученый взглянул за грань наблюдаемого космоса и узрел тьму, не отражающую свет. Возможно, когда первые умы столкнулись с нелогичной математикой, в уравнениях которой скрывался зов неведомого. Или когда человек, дрожащей рукой записав формулу единства Вселенной, случайно отпер дверь, что была закрыта не временем — а страхом.

Это пришло не с грохотом. Не с огнем. Оно пришло с молчанием.

Мультивселенная — всё, что было: бесконечные реальности, разветвленные миры, квантовые вероятности, искажаемые временем и волей — вдруг начала исчезать. Один за другим миры начали схлопываться. Не взрывом. Не аннигиляцией. А как будто кто-то, чья воля выше самой физики, просто решил их перестать воображать. Они угасали, как сны по утру. Исчезали, и никто уже не помнил, что они были.

Мы услышали имя — не языком, не разумом. Мы почувствовали его глубоко в костях, в структуре материи, в эхо забытого сна.

Император Пустоты.

Он не пришел извне. Он был уже внутри — вне времени, вне измерений, вне форм. Он был не бог, не демон, не сознание — а противоположность всего. Где он ступал — исчезали не только материя и энергия, но и сама идея существования. Законы, сами по себе, отступали, как трусливые псы, пред его поступью.

Ученые, оставшиеся в умирающем космосе, пытались связаться с другими Вселенными. Антенны посылали сигналы во все стороны мультипространства, но приходил только один ответ: тишина. Не то чтобы никто не отвечал — отвечать было некому.

Я видел, как схлопнулся последний мир. Не огнем, не криком, а внезапной невозможностью продолжать быть. Один момент — ты здесь, следующий — не был здесь никогда. Я — единственный, кто остался, в крошечной капле пространства, ещё не тронутой Его рукой.

Но я чувствую приближение.

Ибо Император Пустоты не просто уничтожает — он забывает. Даже страх перед ним медленно ускользает. Даже память. Даже слово «Он». Даже эта мысль.

Я пишу это, царапая на остатке реальности, пока ещё помню, как писать. Пока ещё существует «я». Пока ещё можно бояться.

Скоро не будет ничего.

Ни боли.

Ни времени.

Ни конца.

Ни начала.

Только Он.

Только Пустота.

Только...

---

---

…только Он, и то — не в привычном смысле. Его нельзя назвать существом. Он — отголосок эпохи, которой никогда не было, шепот антимыслящей сущности, имя которой невозможно произнести даже пустыми устьями мертвых богов. Если бы тьма имела сны, Он был бы их концом. Если бы Ничто молилось, Ему молились бы звезды, прежде чем погаснуть.

Я не знаю, как долго я здесь. В этой оболочке реальности, остатке мироздания, не до конца переваренном Его безразличием. Время здесь... плавает. Иногда оно сжимается в точку. Иногда растягивается, как вопль, что длится вечность и одновременно не начинается.

Я пытался говорить с другими — с теми, кто, как мне казалось, уцелел. Я слышал голоса. Нет, не голос людей, но эхо тех, кто однажды жил, существовал, страдал. Их слова — искаженные, вывернутые наизнанку. Фразы, что по логике не должны существовать: «Кольцо было поставлено на мысль», «Чистота — это след от вырванного глаза», «Песок плачет, когда его видят». Они шептали это не мне, а самому воздуху, если его еще можно назвать так.

Один из них… нечто, принявшее очертания человека, но без глаз, без лица, без веса… шепнул мне:

> — Ты не спасён. Ты — последний отблеск сны Императора. Пока ты помнишь, Он спит. Но когда забудешь — проснётся.

И с тех пор я боюсь забыть.

Я записываю всё. Повторяю своё имя. Свое прошлое. Свои ошибки. Пишу это на остатках пространства, на том, что когда-то было веществом, а теперь — вязкая идея материи. Пишу ногтями, кровью, мыслью.

Император Пустоты не вторгся. Он вернулся.

Когда мы, с нашей наукой и гордостью, вторглись за пределы возможного, мы пробудили Его не глупостью, а уверенностью, что реальность — наша. Он был до вселенных. Он — между ними.

Каждая реальность — лишь гримаса, наложенная на Его лик.Два сариха — исследователь Тилал и наблюдатель Мийрас — пытались зафиксировать контур приближающейся угрозы. Но с каждым новым расчетом формулы начинали меняться. Геометрия рушилась. Пространство начинало вести себя, как сгоревший свиток: закручивалось в прах и исчезало.

А потом — они услышали звук.

Не в ушах. В умах. Как если бы кто-то, чудовищный и спящий, ворочался в бездне, и само это движение отразилось рябью на их сознании. Мийрас потерял способность распознавать свою форму. Он начал произносить цифры, которых не существовало, на частотах, запрещённых самим логическим восприятием.

> «9-Грум-Эннах…» — шептал он, скребя чувствилищами по панелям. — «Он идёт… через мысли… через понятия… Он будет до того, как Он был…»

Когда тьма начала поглощать внешний периметр станции, они не увидели пламени или теней. Они увидели отрицание. Там, где была стена — теперь была дыра не в пространстве, а в существовании. Не «черное» — а пустое, лишённое самого понятия «было».

Станция разрушалась не внешне — но изнутри логики.

Тилал успел отправить один сигнал. Не по радио. Не в световом диапазоне. А мыслью — примитивной, древней:

> «Кэл-Иннуур… уже здесь. Не мыслите о Нём. Не придавайте Ему форму. Он слышит концепции…»

А потом — они исчезли.

Лимнарх, станция, вся система — всё было стерто. Не поглощено, а как если бы никогда не создавалось.

Я узнал об этом месте не потому, что мне рассказали. А потому что во мне осталась их боль. Частица их страха. Память… и Код.

И с каждым новым воспоминанием я понимаю: я не просто носитель.

Я — карта.

И если Император Пустоты доберётся до последнего узора памяти внутри меня…

Он перепишет всё.

---

Глава V. Небожгущие из Ирах-Нура

До падения времён, до первых попыток живого коснуться границ сущего, существовал народ, о котором не помнят ни звёзды, ни сама материя. Их звали Небожгущими. И не потому, что они презирали небеса, но потому что они пытались обжечь их огнём собственной веры.

Ирах-Нур — город, высеченный в нейтронной коре древнего квазара. Он не имел географии, он имел структуру восприятия. Город, который перестраивался в зависимости от того, как на него смотрели. Купола там текли, как время, улицы пульсировали мыслями, а храмы... храмы были живыми — питаемыми суевериями, навязчивыми идеями, чудовищной сосредоточенностью.

Небожгущие верили, что в центре всех реальностей есть не бог, не творец — а предел понимания. Сама граница мысли, та черта, которую нельзя перейти, не утратив саму сущность мышления. Они называли это существо: Шад-Энурх, что в их урезанном, гудящем языке значило «Тот, кто приходит, когда мысль становится слишком ясной».

Они искали Его, звали Его, поклонялись Ему. Их священники убивали логику, как жертву, приносили в дар концепты — идеи целых философий, целых наук, стирали их из памяти мира, чтобы создать вакуум, в который Он мог бы войти.

Однажды они построили структуру, названную Каллит, монолитную башню из математически невозможной материи — отрицательной информации. Каждый её уровень был уравнением, которое нельзя было решить, потому что оно предполагало, что и вы не существуете.

Когда последний уровень был завершён, небо над Ирах-Нуром сломалось. Не треснуло, не раскололось — сломалось, как зеркало, отражающее взгляд, которого не было. Из пролома не вышел свет, и не шагнула тьма. Из пролома ничего не вышло, и это стало началом конца.

Они не узрели Императора Пустоты. Они почувствовали отсутствие взгляда.

Жрецы начали молчать. Не по выбору — они забыли, что такое звук. Их писцы начали писать страницы, на которых не было чернил, но каждый, кто смотрел на них, чувствовал отчаяние и ледяной ужас. Их младенцы рождались без мыслей, а старики внезапно забывали, что когда-то были молоды.

И тогда появился голос.

Без источника. Без формы. Он звучал внутри смысла, разрушая его, как чума разрушает тело.

...