Конгруэнтность

Первое, что я почувствовал, была сухость во рту. Голова гудела, а внутри черепной коробки будто кто-то стучал молотом. Я попытался приоткрыть глаза, и их тут же обожгли мурашки, танцующие перед взором. Тело было тяжёлым, чужим, и каждая клеточка кричала о слабости.

Я лежал в чём-то, что смутно напоминало кокон или саркофаг, сделанный из тусклого, поблекшего металла. Внутри было холодно, и от этого по телу пробежал озноб. С трудом преодолевая оцепенение, я сделал попытку встать. Мои ноги подкосились, и я рухнул обратно на дно этой металлической ёмкости. Попытка вспомнить, кто я, где нахожусь или что вообще произошло, вызывала только нарастающую тошноту и новый приступ головной боли. В голове была абсолютная пустота.

Я оглядел себя, насколько это было возможно в лежачем положении. На мне был плотный серый костюм, облегающий тело, словно вторая кожа. Он был целым, без единой царапины, но это никак не помогало разобраться в ситуации.

Наконец, с новой попыткой, я всё же смог принять сидячее положение. Пересилив себя, я поднялся на ноги. Стены помещения были серыми, металлическими. Помещение было большим, примерно сто квадратных метров. Справа и слева стояли точно такие же саркофаги, из которых, судя по всему, я и выбрался. Только вот они были пустые, их крышки были сброшены на пол. Помещения было усеяно всяким хламом, обломками мебели и каких-то странных конструкций. На другом конце зала виднелась массивная, наглухо закрытая дверь.

— Да что тут за херня? — слова вырвались из моего горла хриплым скрипом.

Слева от себя я заметил экран. Он пищал и мерцал, привлекая внимание. Дисплей был темно-зелёного цвета, будто из старого фильма про Матрицу, и весь был покрыт паутиной тонких трещин в левом нижнем углу. Я заставил себя сосредоточиться на нём. Каждая попытка сфокусировать взгляд на надписи, которая там мигала, приводила к тому, что изображение плыло, а писк становился громче.

Чтобы разобрать, что там написано, я был вынужден подойти ближе. Прихрамывая, я сделал несколько шагов к экрану. Голова кружилась, но я упорно двигался вперёд.

Наконец, подойдя вплотную, я увидел текст. Простая, но непонятная надпись, которая мигала в такт писку.

«ПОДТВЕРДИТЕ СТАТУС.»

— Какой к чертям статус? — мой голос был уже не просто хриплым, а полным растерянности и гнева. — Да что тут происходит?!

Я сосредоточился, пытаясь продраться сквозь толщу неповоротливых мыслей. Какое-то смутное, иррациональное чувство подсказывало, что эта надпись на экране важна. Но как?

— Как я должен ввести этот… статус? — выдавил я из себя, и голос прозвучал так же странно, как и всё остальное в этом помещении. — И если даже я захочу его ввести, то чем?

В голове, несмотря на сумбур, промелькнула совершенно чёткая мысль: для любого ввода нужно устройство — клавиатура, мышь, джойстик, или хотя бы система голосового управления. Но ничего подобного здесь не было. Экран просто висел на стене, и всё. Я снова прикоснулся к нему дрожащими пальцами, но он оставался безжизненным. Ничего не происходило.

Я осмотрел всё вокруг экрана, пытаясь найти хоть какой-то намёк на устройство ввода. Обошёл его, заглянул за него. Под ним валялись обломки, но ни один из них не напоминал ни клавиатуру, ни что-то ещё, что могло бы помочь. Как бы я ни старался, я не мог понять, не только как подтвердить этот статус, но и что это вообще за статус такой.

Устав от бесплодных попыток и нарастающего раздражения, я решил, что это бессмысленно. Экран и его странный запрос, кажется, никуда не денутся, так что я вернусь к нему позже, если понадобится.

Мой взгляд снова обратился к помещению. Здесь, среди обломков, пыли и тишины, я должен был найти что-то, что поможет мне выбраться. Я повернулся и похромал к ближайшему саркофагу. Нужно было понять, что это за место, и почему я здесь оказался.

Преодолевая слабость, я медленно продвигался по помещению, осматривая его. В первую очередь в глаза бросались саркофаги — или, скорее, капсулы. Понятия и ассоциации путались в голове. Я насчитал двадцать шесть таких капсул, расположенных друг напротив друга, по тринадцать в каждом ряду.

Самым примечательным было их состояние. Каждая капсула выглядела по-разному. Некоторые казались относительно новыми, их металл был лишь слегка поцарапан, но на других время оставило свой неизгладимый след. Казалось, достаточно одного прикосновения, и они рассыплются в трухлявую ржавчину. У некоторых крышки были полностью открыты, у других — откидные крышки болтались на изношенных петлях. А третьи были закрыты, но зияющие в них отверстия не оставляли сомнений в их неработоспособности.

— Работоспособность… — прохрипел я вслух, и внезапно возникшая мысль словно выстрелила в голову.

Я резко развернулся и, забыв о слабости, похромал обратно к той капсуле, из которой выбрался сам. Почему она сработала? Почему я очнулся в ней, а не в одной из тех, что выглядели как ржавые остовы?

Я внимательно осмотрел свою капсулу. В отличие от остальных, она была относительно целой. Тусклый голубоватый свет всё ещё исходил изнутри, а на поверхности не было ни трещин, ни сквозных отверстий. Она, по-видимому, была единственной рабочей в этом забытом богами помещении.

Я снова осмотрел свою капсулу, пытаясь найти хоть что-то, что помогло бы мне понять, как я здесь оказался. Но ничего полезного не нашёл. Никаких надписей, никаких кнопок, ничего.

Решив, что бесполезно зацикливаться на том, что меня сюда привело, я снова двинулся к противоположной стене, где виднелась массивная дверь. Она была частично завалена грудой хлама, и мне придётся приложить усилия, чтобы расчистить проход.

Осторожно переступая через обломки и ржавые конструкции, я медленно двигался вперёд. Тусклый свет, исходивший из потолка, был слишком слабым, чтобы осветить всё помещение, и многие предметы терялись в густых тенях. Я внимательно осматривал всё вокруг, стараясь ничего не упустить.

Вдруг мой взгляд зацепился за что-то серо-белое, мелькнувшее внутри одной из закрытых капсул. Это была та самая капсула, у которой в крышке зияла огромная дыра. Я подошёл ближе, и чувство тревоги, до этого дремавшее где-то на задворках сознания, вспыхнуло с новой силой.

Я заглянул в отверстие и увидел… череп. Он лежал на дне капсулы, пустые глазницы смотрели в потолок.

Чувство тревоги, охватившее меня при виде черепа, не помешало мне осмотреть капсулу в поисках других находок. Отверстие было слишком маленьким, а тусклого света не хватало, чтобы рассмотреть всё внутри. Мне нужно было как-то открыть крышку.

Я снова вернулся к кучам хлама, разбросанного по помещению, и начал лихорадочно рыться в нём. Руки дрожали от слабости, но я чувствовал прилив адреналина, который заставлял меня двигаться быстрее. В голове пульсировала мысль: что-то важное, какая-то подсказка, должно быть внутри.

Через несколько минут я наткнулся на длинный стальной прут, около метра в длину. Он был ржавый и тяжелый, но идеально подходил для моей цели. Схватив его, я похромал обратно к капсуле.

— Ну, давай, сука, — прорычал я себе под нос, уперев конец прута в щель между крышкой и корпусом.

Я упёрся ногой в стену капсулы и навалился всем весом на прут. Металл заскрипел, но крышка не поддавалась. Слабость снова начала брать своё, и я ощутил, как по телу стекает пот. Собрав остатки сил, я сделал ещё одну попытку, приложив всю свою ярость и отчаяние. Раздался громкий скрежет, и крышка капсулы, наконец, отвалилась, с грохотом упав на пол.

Я заглянул внутрь. На дне капсулы лежал скелет. Он был одет в такой же серый, плотно облегающий костюм, как и на мне. От шока я отступил на шаг. Внутренности капсулы были залиты чем-то липким и засохшим. Это были не просто обломки — это были останки другого человека, такого же, как я.

Мои мысли закружились в вихре. Я, как и он, был в капсуле. Я, как и он, очнулся здесь. Что это значит? Моя капсула была рабочей, а его — сломанной? Он был первым? Или я? Неужели это был мой выбор — выжить, или просто случайность? Почему он мёртв? Что его убило? И самое главное, ждёт ли меня та же участь?

Я стоял над останками, и в голове впервые за долгое время возникла не пустота, а страх. Страх от того, что я не одинок, и от того, что я могу быть следующим.

Я стоял в оцепенении, уставившись на скелет в капсуле. Мозг отказывался воспринимать увиденное. Я не хотел думать, не хотел анализировать, просто хотел выбраться отсюда, пока моя участь не стала такой же.

Не обращая внимания на останки, я развернулся и, спотыкаясь, бросился к двери. Адреналин подстёгивал меня, заставляя забыть о слабости и боли. В голове была одна мысль: «Быстрее. Надо выбраться. Сейчас же.»

Подойдя к двери, я начал лихорадочно разбирать завал. Хватаясь за обломки, я отбрасывал их в сторону, помогая себе стальным прутом. Вся эта возня с хламом проносилась сквозь сознание как в тумане. Я помнил только скрежет металла и боль в руках, но ничего больше.

Наконец, завал был разобран, и передо мной предстала дверь. Она была массивная, состоящая из двух створок, сделанных из толстого металла. Посредине створок не было ни ручки, ни замочной скважины, а в самом центре виднелся только тускло светящийся символ — знак, похожий на восьмерку, перечёркнутую снизу. Дверь выглядела так, будто она должна была открываться с помощью какого-то механизма, а не вручную.

— Да твою ж дивизию… — прошептал я, и в голосе сквозил не страх, а тихая ярость. — А тебя как открыть?

Я с яростью ударил прутом по двери, но она даже не шелохнулась. Отчаяние накатило с новой силой. Я начал истерично смеяться, садясь на пол и прислонившись спиной к холодному металлу. Я смеялся над собой, над этой ситуацией, над бессмысленностью своих попыток.

Когда смех стих, я постепенно начал приходить в себя. Нужно было думать, а не паниковать. Я закрыл глаза и попытался заставить свой мозг работать конструктивно.

— Я здесь. Не знаю, как здесь оказался. — Есть экран, который хочет, чтобы я подтвердил какой-то «статус». — Вокруг полно сломанных капсул, и в одной из них — скелет. — Моя капсула — единственная рабочая. Значит, я — единственный выживший. — И есть эта дверь. Которую я не могу открыть.

Я открыл глаза. «Но самое главное…»

В этот момент мысль ударила меня как вспышка. Я забыл о самом важном. О том, что определяет меня, но чего у меня нет.

«…а Я — КТО?!»

Голова взорвалась от боли. Она была такой сильной, что я не мог дышать. Перед глазами всё поплыло, и я погрузился в темноту, падая в бездну бессознательности.