Консуматорша для мажора

— Газу, газу, газу!!! Да твою ж! — руки нервно вцепились в руль, а нога танцевала на педали газа. Кто там за рулем? Баба или пенсюк?

Машина Марка резко подрезала «плетущийся» впереди седан.

«Комбо! Баба-пенсюк!», — пронеслось в голове, когда он взглянул на водителя.

Под возмущенное бибиканье седана черная малышка Ленского умчалась вдаль, как пуля из винтовки.

Перекресток, желтый – не вопрос, успею!

Марк опять выжал газ и выехал на перекресток. Но в этот раз ему не повезло. Водитель газели, выехавший в тот момент на перекресток, тоже хотел успеть.

Удар. Время словно замерло, все вокруг стало размытым. Последнее что помнил Марк – жуткий скрежет металла, словно два гигантских монстра столкнулись в неистовом танце, и довольно жесткий удар подушкой безопасности в нос, а потом и по бокам.

Вокруг все закружилось, как в водовороте, и в горле ощутимо стало солоно от крови. Он почувствовал, как его тело, словно сдулось, как шарик, потеряло контроль над всеми мышцами, а сознание начало рассеиваться, перед глазами заплясали веселые разноцветные мушки. В ушах зазвенело, и мир вокруг погрузился в хаос, где звуки сирен и крики людей сливались в одну неразборчивую симфонию…

Марк медленно приходил в себя, словно выплывая из глубокого сна, но вместо привычной ясности его охватило тяжелое чувство тревоги.

Он открыл глаза, но мир вокруг него стал мутным, как будто он смотрел сквозь грязное стекло. Писк приборов, стоящих рядом, ржавым сверлом медленно и неотвратимо ввинчивался в мозг, вызывая приступ головной боли и почему-то тошноту.

Слабость сковывала его тело, и каждое движение давалось с трудом. Он попытался поднять руку, но она не слушалась его, как будто стала чужой. Словно он превратился в тряпичную куклу с криво пришитыми руками и ногами. Тошнота накатывала волнами, и он с трудом сдерживал рвоту, чувствуя, как горло сжимается от неприятных спазмов.

Он вспомнил о том, что вроде бы ехал в машине и должен, должен был куда-то успеть! Но вот куда? Он не помнил…

Мысли в голове путались мучительным клубком каких-то несвязных кусков воспоминаний, и он мучительно долго соображал, кто же он такой? Как его зовут? Откуда-то из глубины подсознания выплыло: МРАК.

«Что за дурацкое имя?», — подумал он. – «Не может у меня быть такого имени!». Подсознание услужливо подкинуло еще вариант: МАРК.

«Уже лучше», — подумал он. — «А дальше?».

Тут же пришел ответ: МАРК ЛЕНСКИЙ.

И тут он окончательно проснулся.

Сквозь туман его сознания доносились звуки — тихие, но настойчивые. Он прислушался и различил смутно знакомый голос, который, казалось, молился.

Марк попытался сосредоточиться на голосе, но мысли путались и улетали, как осенние листья на ветру. «Кто? Кто? Кто это??», — он мучительно пытался вспомнить, чей это голос.

Подсознание не подвело: ОТЕЦ.

Слова были неразборчивыми, но Марк прислушался и уловил смысл самодельной молитвы.

— Господи, прости грехи мои тяжкие, не забирай сына моего младшего, Марка Ленского, не за себя молю, за него. Он же еще совсем молодой, оставь его на земле, рано ему еще ответ держать. Забери лучше меня. А еще лучше, никого. Или Разумовского – гниду забери! А я ж тебе, Господи, такой храм отгрохаю, вся Москва ахнет! Ты ж знаешь, за мной не заржавеет!

Марк хотел сказать что-то, но слова застряли в горле. Вместо этого он издал какой-то то ли писк, то ли хрип.

Константин Львович мгновенно подскочил к кровати и внимательно посмотрел на сына. Вероятно, увиденное его вполне удовлетворило, потому что он возвел очи к потолку и громко закончил:

— Господи, а за какие именно грехи мои послал ты мне сына-недоумка?! Это наказание или испытание?! Ты хоть намекни!!

— Пап… — прошептал Марк сухими губами. Сознание к нему возвращалось, и тягостная муть перед глазами начинала сходить, как пленка тонировки, являя сияющий мир.

— Сынок! Очухался, слава Богу! – Константин Львович со скрипом подвинул стул и сел у кровати Марка, — не успел ступить на родную землю и в реанимацию попал! Тачку за десять лямов в хлам ушатал!

— Я на пересдачу торопился, — просипел Марк.

— На пересдачу? Похвально. Сначала надо завалить все к херам, а потом на пересдачи мчаться на красный свет! Так все герои и делают, одобряю! Вот двадцать лет уже землю топчешь, а толку? Столько денег в тебя вбухано, столько возможностей дано было! И что? Все интересы — бухать и девок мять! Пользы от тебя ноль, убытков – на миллионы! А ущерб репутации… Ты вообще представляешь?! Доктор сказал, тебе читать пока нельзя. Но очухаешься, почитаешь,что там пишут: «Мажор, похожий на младшего сына Константина Ленского, выехал на красный и столкнулся с газелью. Чудом никто не пострадал. Доколе богатые сынки из уважаемых семейств будут создавать угрозу простым гражданам? Деньги и статус решают все?». И фоток куча. Ну, тебе теперь будет, что в соц сети постить! А я, между прочим, на выборы иду!

Константин Львович разошелся: лицо его покраснело, а жесты стали четкими и отрывистыми. Казалось, сейчас он выйдет на трибуну и самолично скинет своего оболтуса жаждущей мести толпе.

— Да, ошибся, бывает, — пискнул Марк, приходя в себя, воспоминания наваливались на него волна за волной. — Ты тоже ошибался, вон, на целое кладбище. И Инесса…

Константин Львович побледнел. Переход от красного разгоряченного Ленского к белому холодному был столь быстр и внезапен, что Марку стало страшно и очень захотелось спрятаться под одеяло с головой. Чуткие приборы что-то тоже почувствовали и стали пищать громче. А может, так просто стало казаться в звенящей тишине…

Пауза затягивалась.

— Ты ж договоришься, — медленно и спокойно произнес Константин Львович, — договоришься до того, что на одного сына у меня будет меньше, а на один храм в Москве – больше. Хороший размен?

Не дожидаясь ответа от отпрыска, он резко встал и вышел из палаты, так громко хлопнув дверью, что мигнули лампочки в светильниках на потолке.

Марк закрыл глаза.

***

Константин Львович собрал семейный совет. Подобные собрания он инициировал крайне редко и только по особым случаям.

Обычно все случаи были посвящены Марку Ленскому. Например, в последний раз поводом для собрания послужило его появление в голом виде на некой вечеринке, организованной какой-то ю-туб дивой для привлечения внимания.

Внимание действительно привлеклось, да еще какое! Пикантности добавляло несовершеннолетие Марка на тот момент и дизайнерский галстук Константина Львовича, который был завязан, в нарушение всех канонов, не на шее, а на поясе Марка. Галстук, не прикрывавший достоинство Марка, стал настоящим хитом у папарацци.

Скандал тогда выдался знатный, и обошелся Константину Львовичу в круглую сумму из шести нулей загнивающих зеленых денег. После этого на семейном совете было принято решение сменить Марку обстановку и климат, после чего он был отправлен на год в Майями, что-то вроде gap year для поиска себя и смысла жизни.

Но через год стало очевидно, что смысл жизни Марк за океаном так и не нашел, а себя почти потерял. Юный принц был возвращен на Родину и посажен в стены лучшего университета страны с целью пустить уже хоть какие-то корни и стать наконец-то достойным отростком древа Ленских.

Кое-как он отучился два года и завалил последнюю сессию. После чего заявил отцу, что является творческой личностью и будущей звездой Hip-Hop, и негоже подрезать крылья таланту и тратить его время на изучение никому не нужных теорий, а потому нужно обеспечить ему каникулы в Майями, трек и студию. Ну и денег дать! А то он начнет «чудить». Что это значило, никто не понял, но Константину Львовичу стало страшно.

Несмотря на яростное сопротивление Влада, Константин Львович отправил Марка в Майями записывать супер-трек. Однако теория сильно разошлась с практикой. Писать трек было неприкольно.

Марк заскучал и стал «чудить» уже там: краситься в странные цвета, вставлять в нос странные штуки и общаться со странными людьми. Не дожидаясь новых крупных неприятностей младший Ленский был вновь оправлен в родные пенаты в надежде, что «перерастет»…

Но надежды семьи были вновь разбиты в хлам. Ситуация требовала коллективного осмысления.

Вот и сейчас совет был посвящен Ленскому-младшему. Состоял он, как и обычно, из Константина Львовича, его среднего сына Влада и старшего Виталия.

Дражайшую супругу Константина Львовича и мать его сыновей Татьяну Викторовну от участия в совете устранили из-за конфликта интересов. К тому же, незадолго до аварии она решила уехать отдохнуть в Барселону на пару месяцев.

— За-дол-бал! Задолбал он меня, прости Господи! – Константин Львович размашисто перекрестился на икону в углу. Лик с иконы смотрел сочувственно. – Ну, сколько, сколько можно! Я ж уже и спать и есть не могу! Я все время думаю, что он еще учудит! В Майями, в этом сраном, сколько денег на охрану перевел, чтобы он в чужой стране не вляпался. Вернул его домой, и на второй, на второй, с…ка, день новую машину в хлам, себя в хлам! Меня инфаркт шарахнет, вот помяните мое слово!

Константин Львович тяжко вдохнул, употребил пятьдесят грамм Хенесси и устало откинулся в огромном кожаном кресле.

— Слушаю ваши предложения, — сказал он, закрыв глаза.

Влад Ленский, он же Дракула, он же Белый Глист, встрепенулся и переглянулся с братом. Виталий, как всегда, был представлен в виде изображения на проекторе. Он продолжал жить и работать в Дубае и явно давно уже не испытывал особой тяги к заливным лугам и белым березкам.

Дракула же во время пламенной речи отца невозмутимо чистил апельсин маленьким ножом и, похоже, даже не особо прислушивался к словам папеньки. Однако в наступившей тишине он отложил освежеванный фрукт в сторону и сказал:

— Армия. Там из него сделают человека, раз уж ты не смог.

— Или рехаб, — предложил с экрана Виталий, — давай его ко мне, тут отличные рехабы, прокапают, прочистят. У него явные проблемы с алкоголем, а может и еще с чем-то. А тут хоть бухло не так просто достать.

— А все же армия лучше… Дисциплина. Порядок. Режим. Регулярные физические нагрузки отлично чистят голову, — гнул свою линию Влад.

— У него белый билет по астме, — угрюмо проговорил Ленский старший.

— Зафиксируем случай спонтанного самоизлечения. Так бывает, и вообще, медицина – дело темное, к тому же приступов у него уже десять лет не было, — сказал Влад и приступил к расчленению очищенного апельсина.

— Не, ну так нельзя сразу, — пошел на попятный Константин Львович, — в армию там или в рехаб к алкашам и наркошам сразу. Он же после аварии. Ему и так мозги слегка стрясло.

— Ну и дуй ему в одно место дальше, — меланхолично ответил Дракула и приступил к поглощению расчлененного и освежеванного апельсина. – Всю жизнь ему всё спускаешь. Я в этом цирке больше участвовать не буду, у меня так-то работа есть. И мне ты в двадцать лет спорткары не дарил!

— Я подарил тебе агентство «ЕстьИдея» в двадцать лет! Хозяином сделал! – воскликнул Константин Львович.

— Ты подарил мне работу и два года бессонных ночей, чтобы вывести эту контору хотя бы на точку безубыточности. Ну, и бесценный опыт, это да, — согласился Дракула. – Но хотел я спорткар…

— Хочешь, сегодня подарю?! – воскликнул Константин Львович.

— Нет, уже не надо. Дорога ложка к обеду. И почему-то все ложки достались к обеду Марка, — ответил Влад.

— Да, отец, ты ему всегда всё прощал и оставлял без последствий, — поддержал брата Виталий. – Признай свой педагогический провал. Если не армия и не рехаб, то все равно нельзя всё оставлять как есть! Ему давно пора понять, что значит ответственность. С нами ты так не возился!

— Так некогда было! – попытался оправдаться смущенный Константин Львович под укоризненными взглядами сыновей.

— Так что ты нас хочешь? Не надо перекладывать на нас свои родительские обязанности, — Виталий поправил очки на носу. – И давайте заканчивать уже, мне показания надо с приборов снимать.

— С электрических? – не утерпел отец.

— С химических. Чувство юмора у тебя, папа, как у Марка, примерно на одном уровне. Сразу понятно, почему он у тебя любимка.

— Это неправда! – возмутился Константин Львович.

— Это правда, — ответил Влад. – А иначе ты бы давно переселил его в хрущевку с тараканами на один МРОТ, как обещаешь уже два года.

— А вот и переселю!

— Так пересели!

— Всё, семейный совет окончен. Из больницы поедет в хрущевку. Влад, найди хрущевку где-нибудь в ж0пе города. И обязательно с тараканами!

Константин Львович покрепил свои слова ударом ладоней по столу и посмотрел на сыновей с видом победителя. Братья переглянулись. Виталий подмигнул и отключился.

Влад вздохнул.

***

— А-а-а-а-а! Уа-уа-а-а-а! – раздалось за стенкой. Карина Князева вставила наушники в уши. Вопли поутихли, но даже старина Мэрилин Мэнсон не смог их заглушить окончательно.

«Это невыносимо!» — подумала девушка.

А ведь так все хорошо начиналось! День, когда Карина села в поезд до Москвы и покинула свой Зареченск, не испытывая ни малейшего желания вернуться, стал самым счастливым днем в ее жизни.

Она мечтала о новых возможностях, о ярких впечатлениях и о том, как наконец-то сможет начать все с чистого листа без этого налета провинциального колхоза. Она прекрасно сдала ЕГЭ и поступила на бюджет в один из лучших университетов страны! Не то что Анжелка, которая еле-еле закончила какую-то шарагу к двадцати пяти годам.

А в Москве ее ждало не какое-то вонючее общежитие с колхозниками, а отличная большая квартира в центре города!

Потому что старшая сестра, непонятно каким образом, сумела захомутать отличного и богатого мужа. Ну и по-родственному Карине даже выделили целую комнату! Ведь за Кариночкой нужно «присматривать» в большом городе, ей всего-то восемнадцать лет, и кто, как не родная сестра сделает это лучше?

Однако реальность разбила розовые очки иллюзий Карины стеклами вовнутрь. Во-первых, у Анжелы и Артема вдруг оказался ребенок. Т.е. Карина, разумеется знала, что у нее появилась племяшка Танюшка, но не знала, что маленькие дети так громко орут!

И что даже хваленная немецкая звукоизоляция не особо спасает от этих воплей. Во-вторых, никто «присматривать», то есть развлекать Карину не собирался. Волков все время пропадал в офисе, а Анжела занималась ребенком с няней и хозяйством вместе с помощницей. Попутно она делала какие-то свои дизайнерские проекты и почти каждый день ездила на несколько часов в «ЕстьИдея» на работу.

Карина или сиднем сидела в своей комнате или гуляла по улицам в одиночестве, поражаясь красоте и ценникам Москвы. Денег было мало. Настроение в последние дни стремительно портилось.

***

Артем Волков тоже в последние недели чувствовал себя напряженным.

Во-первых, его выселили из его кабинета, который отдали под спальню сестры жены. Детскую трогать не стали, так там требовалось гораздо больше переделок. Так что теперь ему «временно» приходилось работать в кухне-гостиной. Места там было более, чем достаточно, но близость холодильника и постоянный стресс от нахождения чужого человека в доме пагубно сказывались на объеме его талии. Волков познал радость сладкого вкуса и начал серьезно переедать.

А на фоне удивительно быстро вернувшейся после родов в форму Анжелы и ее юной сестры он начинал себя чувствовать старым пнем. Старым жирным пнем 34х лет от роду.

Во-вторых, Карина ему не нравилась. Не то, чтобы совсем, но что-то его раздражало в этой жеманной девице с капризным изгибом пухлой губы. Чем-то она напоминала ему «Персика» Закирову. Однако у Эльмирочки Закировой был хотя бы очень интересный папа, и клан за ней стоял серьезный!

Откуда было столько спеси у дочки учительницы и прапорщика он решительно не понимал. И почему она должна жить у них тоже не понимал. Особенно с учетом, что какой-то особой любви между сестрами он в упор не замечал. Но Анжела очень просила его дать приют своей сестре, и он не смог отказать. Он вообще ей редко в чем-либо отказывал. За всем этим раскладом он чувствовал руку «обожаемой» тещи, которая умудрялась лезть в его семью даже на расстоянии в две тысячи км.