Континент Икария
«…нас станут считать не только чудовищами,
на что нам было бы наплевать,
но и дураками, что уже гораздо хуже»
Фридрих Энгельс (Письмо к Вейдемейеру, 12 апреля 1853 года).
«Убивайте гуманистов, как бешеных собак…»
Олег Гапонов (рок-группа «Зазеркалье»).
Пролог
День второй…. Десять часов утра.
«Да мы тебя сейчас, паскуда, тут же и порешим! За государственную измену!» - рявкнул начальник лагпункта Разин, обдав Александра смесью спирта и чеснока.
«Остынь, Порфирий Харитоныч» - спокойно ответил на это его зам по оперчасти Полевский - «Без суда и следствия нельзя. А мы не можем подменять собой суд».
-Если эта контра троцкисткая не брешет, то мы теперь единственная власть - с угрозой в голосе парировал начлагпункта.
-Всё равно, нужно соблюдать пролетарскую законность - упрямо возразил Полевский - Назначить состав судебной коллегии, определиться с классификацией совершенного гражданином Волковым преступления в соответствии с УК РСФСР, рассмотреть дело по существу, со всеми отягчающими и смягчающими обстоятельствами.
Вольф стоял с отрешённым видом. Лучше бы из всех четырёх «начальников», сидящих за покрытым красным сукном столом, он имел дело с одним зампооперчасти. И уж точно не с Разиным. Двое остальных - начальник внешней охраны Латыпов и залётный командир «летучего отряда», по какой-то их чекисткой надобности заявившегося вчера на территорию лагпункта, отрицательных эмоций у зека не вызывали. Про чужака он вообще не мог ничего сказать. Разве что внешность комлеторяда Григорьев имел вызывающую неприязнь: уж больно подтянутый и холёный вид вызывал ассоциации со старорежимными офицерами.
Вчера, впрочем, Вольф и обратился сразу к Полевскому. Большая часть «контингента» предпочла бы, наоборот, Разина, а не этого занудного законника. Но у Александра Вольдемара Вольфа, видимо в силу немецкого происхождения, больше доверия вызывал руководствующийся статьями и параграфами кодексов зам по оперчасти, нежели зачастую действующий сообразно собственным представлениям о «справедливости» начальник лагпункта.
Говорить не хотелось - и так за прошедшие два дня только и делал, что сначала говорил, потом отвечал на вопросы. Но, чего доброго, Разин, от которого ощутимо разило водкой, ещё приведёт с пьяных глаз свою угрозу в исполнение.
Потому Вольф, стараясь придать голосу спокойствие, произнёс: «Я единственный имею информацию про этот мир. Значит, меня нельзя расстрелять. Если я буду расстрелян, вам будет хуже».
-Хорошо, какой информацией Вы, Волков, располагаете? - спросил Полевский.
-Во-первых, я знаю географию этого мира - ответил Александр - В радиусе десяти или двадцати километров подробно, как топографическая карта. Дальше как карта в школьном учебнике географии. Причём знаю не только реки, озёра, горы, но и месторождения разных минералов. Вблизи очень точно, вплоть до десятков метров, а дальше только самые крупные.
-А почему, Вы считаете, что мы должны Вам верить? - мягко поинтересовался Полевский.
-Я могу нарисовать схему окружающей местности, а вы проверьте, правильно или нет я нарисовал – предложил Вольф.
-Давайте – заведующий оперчастью толкает ему карандаш и лист бумаги, вытащенный из выдвижного ящика.
Александр уверенными штрихами принимается прорисовывать карту: неровный квадрат лагпункта с бараками и штабелями заготовленных к вывозу брёвен, длинные прорези лесосечных полос. Пунктиром обводит нарисованное и говорит: «Это территория, которая перенеслась вместе с нами с Земли». Потом продолжает наносить схематические изображения, комментируя: «Вокруг нашего лагеря лес. В пунктире перенесённый с Земли, дальше местный. К югу и востоку местность понижается. На востоке небольшая река. В её верховьях пять небольших водопадов, каскад.По берегам луга и кусты. Почва должна быть очень плодородная. На юге ещё река. Луговая река в неё впадает вот здесь, а через два километра будет озеро. Вот здесь она выходит из озера и плывёт дальше на запад. На берег озера была перенесена третья «командировка»: семьдесят заключённых и два конвоира, а также лодки и прочее оборудование для добычи рыбы.
Через много километров, возможно больше тысячи, эта река попадает в большую реку, которая через несколько тысяч километров попадает в большой морской залив или море. На востоке за этими горами - полуостров. На север от лагеря большая равнина почти без леса. И выше над уровнем моря. Климат здесь очень суровый. Внизу, на Луговой реке и у озера теплее, но всё равно зимой очень часто бывает минус тридцать и ниже. А здесь часто может быть минус сорок. На равнине ещё холоднее зимой и очень сильный ветер. Теплые зимы становятся только через две с лишним тысячи километров к югу, ближе к берегам того залива, в который впадает большая река. К востоку от этой реки в основном леса, а к западу степь и лесостепь. На юге, на широте большого залива внутри материка пустыня. А за ней и заливом уже совсем тепло и влажно, тропики».
Вольф перевёл дух и продолжил, нанося на карту знаки полезных ископаемых к северу и востоку от квадрата лагпункта: «Месторождения железа вот здесь и здесь. Первое небольшое, но руда очень богатая и на поверхности лежит. А второе большое, но руда беднее и глубже. Вот здесь медь» - он уверенно рисует знак «Cu» чуть южнее «бедного» месторождения железа - «Небольшое, но содержание меди высокое, причём в виде металла, и есть примеси других цветных металлов. Уголь здесь. Месторождение крупное, но уголь бурый».
Александр ещё несколько минут наносил, комментируя, значки месторождений: огромные торфяные поля к югу и западу от лагеря, глины, пригодные для производства кирпича и посуды, сырьё для цемента, известняк, нефть. Последняя, правда, находилась в добрых ста пятидесяти километрах к югу - за рекой и полосой болот.
Наконец, Вольф закончил говорить. «Начальники» молчали. Разин отрешённо и как-то равнодушно, остальные напряжённо. Полевский вопросительно повернул голову в сторону «хозяина» лагпункта. Тот не обратил на это никакого внимания.
-Думаю, что мы услышали от Волкова всё, что могли - наконец не выдержал зам по оперчасти.
-А?! - очнулся начальник лагпункта - Да. Увести заключённого Волкова! - крикнул он.
Стоявший за дверью часовой сунул голову в дверь.
-Егоров, увести заключённого - приказал Полевский - В красный уголок. Выдать матрас и одеяло. До особого распоряжения выводить только в туалет. На пищевое довольствие поставить вместе с вольнонаёмным персоналом.
Когда боец увёл Вольфа, зам по оперчасти обратился ко всем троим коллегам: «Ну и что будем делать?»
-С этим…. Волковым? Или вообще? - спросил Григорьев.
-Вообще, конечно - нервно усмехнулся Полевский - Волков этот так, мелочь.
-Ну, что он тут рисовал, проверить можно за день-другой - уверенно начал командир летучего отряда - Разобью своих ребят на четыре группы. Во главе одной сам встану, остальными командовать будут старослужащие. Пройдём расстояние в пятнадцать-двадцать километров, и сразу станет ясно, врёт или нет. Есть или нет месторождения, которые он расписывал, конечно, мы не определим, а топографию сличим. Реки на других местах, озёра, отсутствие леса - это всё уж точно даже слепой не пропустит.
Разин, всё это время молча смотревший куда-то перед собой, вдруг встал, отодвигая грубый табурет, со словами: «Простите, товарищи, мне нужно отлучиться….»
Полевский неодобрительно проводил начальника до двери: добавить побежал. Распоряжающийся немалым лагерным хозяйством«Харитоныч» последнее время постоянно прикладывался к бутылке. Трезвым его не видели уже давненько.
Трое оставшихся ждали Разина, не проронив ни слова. Хлопок, похожий на револьверный выстрел, заставил зама по оперчасти напрячься и, машинально отодвинувшись, посмотреть на Григорьева. Но «заезжий гость» недоуменно посмотрел в ответ.
Через минуту в дверь вбежал испуганный Егоров. «Там товарищ Разин, того…» – чуть ли не плача выдавил из себя караульный – «Пулю в голову пустил».
«Сука!» – чуть слышно выругался Полевский и добавил неестественно ровным голосом – «Ну что, товарищи, теперь нам предстоит разбираться со всем этим без Разина».
Ночь перед днём первым….
Вольф устало вытянулся на нарах. Вот и ещё один день отбывания срока прошёл…. Вроде бы, этот прошедший день должен приближать его к освобождению. Но чего-то не приносит данный факт радости.
И не понятно, что больше даёт причин для пессимизма – проникающее «с воли» новостями от очередных «политических» и в обрывках газет или разговоры, что заводит странный собеседник, являющийся Александру во сне уже вторую неделю. Впрочем, если быть честным перед самим собой, то неожиданные вопросы ночного визитёра раздражают и злят именно тем, что тот постоянно тыкает носом в творящееся в стране. И даже не тыкает – Вольф сам с разбегу во всё это дерьмо влетает. Иногда даже не хотелось засыпать –дабы избежать незваного гостя с его выворачивающими душу расспросами.
Ага, лёгок на помине…. Значит, он уже уснул, незаметно для себя.
Вольф вновь обнаружил себя на обычном месте, где происходят их беседы: обрыв - не обрыв, клубится вокруг лёгкая дымка, внизу угадывается бьющее о скалы море, чувствуется едва уловимый запах соли и йода, но при этом ни дуновения ветра. Всё как всегда.
«Значит, ты хочешь построить общество, которое называется коммунизм?» – продолжил собеседник с места, на котором прекратился сон в предыдущую ночь – «Но твои враги тоже хотят построить этот же самый коммунизм. Объясни». Последнее слово он произнёс со вздохом, да таким, что не то плащ, не то крылья на плечах ощутимо приподнялись.
Александр задумался. Как объяснить странному собеседнику, когда и сам не понимаешь – как так случилось, что ты оказался по разные стороны баррикад с недавними товарищами, что советская власть, за которую три года воевал, получил два ранения, отправила тебя сюда, в затерянный где-то в пермских лесах лагерь.
Десять лет назад, когда он только снял шинель красноармейца, всё казалось простым и ясным: буржуазия и помещики выметены из России поганой метлой, новый, светлый мир не за горами. Молодого Вольфа не удручали ни послевоенная разруха, ни то, что жить отныне предстояло в чужой стране, такой не похожей на родную Германию.
Но вместо строительства коммунизма – сначала НЭП, отступление от марксизма, потом внутрипартийная борьба, в которой он оказался в числе сторонников Троцкого. Ясно было, что СССР идёт куда-то не туда. Но кто скажет, кто объяснит, что происходит? В нарушении внутрипартийной демократии ли дело, в вековой ли отсталости России? Может быть правы были правые – меньшевики с эсерами, когда говорили о неготовности полуфеодальной страны к социализму?
Собеседник молчит, но Вольф за предыдущие сны-беседы же привык, что все эти горькие мысленные размышления «про себя» в то же время слышны непонятному типу. Первое время такая открытость перед незнакомцем напрягала. Но ведь это всего лишь сон. Так чего пугаться и пытаться что-то утаить? И Вольф вспоминает дальше. Ожесточённые споры на партийных собраниях первой половины двадцатых – ещё совершенно свободные, когда никто не стеснялся и не боялся. Известие о ссылке Троцкого в Алма-Ату. Исключение Вольфа из партии. Ссылка под Курган (в двадцатом Вольф проходил эти места со своим полком, гоня бегущих колчаковцев). Возвращение в Москву. Тогда один из старых товарищей, предложил покаяться: всё равно ведь, Троцкий уже за границей, а он, “Александр Владимирович”, как звали его на русский манер, большевик, всю гражданскую прошёл, и сейчас, когда идёт наступление на кулака, когда разворачивается индустриализация, партии нужны верные бойцы. Странно, но почему-то он, совершенно не раздумывая, отказался. И не было ни колебаний, ни сожалений. Ведь вроде бы всё верно говорил Пётр: партия сейчас делала то, к чему призывал Троцкий совсем недавно, и он, Александр Вольф нужен был партии, и нужно было забыть про обиды и делать то, что прикажет партия. Но что-то сдвинулось в душе (да есть ли она, эта душа – бредни поповские!) и он отказался каяться в “троцкистских грехах” и писать заявление о восстановлении в партии. И дело вовсе не в том, как обошлись с ним – Вольф совершенно не чувствовал никаких зла или обиды на руководство партии или товарищей по заводской организации, которые голосовали за его исключение из рядов ВКП(б). Просто видя происходящее вокруг, он решил – лучше новая ссылка или тюрьма, чем тупое следование генеральной линии партии, линии ведущей совсем не туда, куда звали Маркс и Ленин.
Сигнал подъёма вырвал его из забытья. Вольф облизнул на губах соль с йодистым привкусом и встал с нар. Всё как положено: построение контингента возле барака, развод по местам работы. Большинство, как обычно, топает под конвоем на лесосеку, Александр же вновь в мастерскую, где в компании «будто бы подмастерья» из молодых урок принимается за нехитрый ремонт инструмента: точить, разводить зубья, насаживать топорища. Работает по большей части «политический», для уголовника это «кант». Впрочем, Вольфу плевать – возиться с топорами и пилами в сарае всяко приятнее, чем весь день пилить толстенные стволы на деляне, глотая мошкару и рискуя быть придавленным очередным упавшим деревом. Так что можно и потерпеть «помощника». Тем более, сидеть совсем без дела тому иногда надоедает, и тогда блатарь начинает строгать заготовки для топорищ.
Проклятые кровососы не очень различают лагпункт и окрестный лес, то и дело приходится отмахиваться от назойливых «соседей». На лесосеке иногда жгут дымокуры, а здесь, по непонятной причине, начальство их запрещает. Впрочем, дым скорее раздражает глаза и горло, чем разгоняет гнус. Сейчас, например, насекомые спокойно летают, то и дело садясь на незащищённую шею, хотя от стоящей в воздухе гари в носу свербит. По слухам, где-то горят леса.
Вот и вечер. В воротах лагеря идёт перекличка – охрана сличает списки тех, кого сегодня выводили на работы, и тех, кто вернулся. Несколько бессмысленная процедура – ведь бригадиры из числа зека следят за своими подчинёнными и обязаны доложить охране об исчезнувших. Вечерняя раздача хлеба и баланды. И долгожданное забытье.
И опять площадка над обрывом. И запах моря.
-Всем разумным существам, находящимся в этом месте, грозит опасность – услышал Александр голос за спиной. Обернувшись он увидел всю ту же высокую фигуру не то с накидкой, не то со сложенными крыльями за спиной.
-Какая? – спросил Вольф.
- Через промежуток времени от двух до пяти ваших часов температура в данном месте будет намного выше, чем могут перенести существа, относящиеся к данной форме жизни. Ещё через три часа температура вновь снизится до приемлемой для вас, но здесь не будет никого живого – после небольшой паузы собеседник добавил – Это произойдёт в результате горения организмов, называемых вашей расой растениями, а точнее деревьями и кустарниками.
-Лесной пожар? – уточнил Вольф.
-Да, данное явление подходит под эту категорию.
-Ты хочешь сказать, что мы все тут сгорим? – по телу Вольфа поползли ледяные змейки, взбираясь всё выше.
-При данной скорости ветра и количестве деревьев вокруг от людей останется только минеральная составляющая.
А может так и лучше. Пронеслось в голове Вольфа. Не будет ни тянущегося бесконечно срока с ощущением бессилия перед лагерной администрацией и урками, ни проклятых вопросов: когда и как всё пошло не так, как мечталось в окопах Гражданской. Ни страха «случайно погибнуть», если нынешний его «кант» приглянется кому-то из блатных.
-Определись точно, хочешь ты остаться живым или нет – сказал собеседник.
-Разве от моего желания что-то зависит?
-Да. Пока продолжается наш контакт, в моих возможностях оградить источник информации, в данном случае, тебя, от опасностей или гибели. Иногда, конечно, этого нельзя сделать. Но в данном конкретном случае для дальнейшего продолжения твоей жизни нет препятствий ни технических, ни тех, которые твоя раса называет моральными или этическими. Другими словами – снисходительно пояснил хозяин этого странного места Александру – Я вполне могу спасти тебя от пожара, и у меня нет никаких причин этого не делать.
-А остальных? – машинально спросил Вольф.
-Если ты хочешь, и остальные разумные и неразумные существа, находящиеся в данном месте, продолжат оставаться живыми.
-Хочу – быстро ответил заключённый.
-Есть два варианта осуществления твоего желания: первый прекратить горение растений, второй – переместить живые существа в другое место.
-На твоё усмотрение – ответил Александр и тут же, спохватившись, спросил подозрительно – Куда это переместить?
-Вариант первый: на место, где растения уже сгорели. Вариант второй: в место, находящееся достаточно далеко от района возгорания.
-Тогда уж лучше куда-нибудь, где нет Сталина с его антипартийной бюрократией – сыронизировал Вольф.
-Это просьба? – уточнил собеседник. Непонятная конструкция на его плечах зашевелилась, и Александр понял, что это всё же крылья, а не накидка. Мелькнула совершенно идиотская мысль про демона или какого иного дьявола.
-Да – неожиданно для самого себя развеселился человек.
-Такой вариант возможен. Удовлетворяющие всем параметрам точки пространства определены. Среди них имеется, в том числе, и совершенно недоступная сталинской антипартийной бюрократии в ближайшие несколько веков.
-Не понял.
-Она находится за пределами планеты Земля. На другой планете – охотно пояснил обладатель кожистых крыльев.
-И как ты нас туда переместишь? – поинтересовался Вольф.
-Я не смогу это объяснить, исходя из тех научных знаний, которыми обладает ваша раса в данный момент. Просто прими как данность, что мне по силам переместить территорию вашего лагпункта со всеми живыми существам и строениями.
-Давай, перемещай – махнул на всё рукой Вольф.
-Выполняю – сказал крылатый – Через две ваших минуты наш контакт прервётся. Больше я не смогу тебе ничем помочь. Возможно, вы сумеете создать то, что называется у вас коммунизмом. Главное, определитесь, кто из тех двухсот сорока шести человек, считающих себя сторонниками коммунизма, кто перенесётся вместе с тобой, настоящий коммунист – в последних словах Вольфу послышалась заметная ирония.