Очередной вечер Клода был мучителен и тягуч. Он сидел в кресле и наблюдал как сумерки за окном поглощают очертания серых крыш. В ушах стоял навязчивый, неумолкающий гул — симфония из обрывков мелодий, строк, образов, которые рождались в его голове без спроса и разрешения — чтобы их никто никогда не услышал, не прочитал, не увидел...
Тишину разрезал настойчивый звонок в дверь. Никто не приходил к Клоду уже очень давно. Помешкав, Клод поднялся, подошел, открыл. На пороге стоял немолодой мужчина, в безупречном костюме цвета воронова крыла.
— Клод? Ждешь меня? Я пришел. Позволишь войти?
Клод отступил, пропуская гостя в комнату.
— Позволю, — он усмехнулся. — Жду тебя очень долго. Целую жизнь, как мне иногда кажется.
— Ну, вот и я, — гость осмотрел скромную обстановку, задержал взгляд на рояле, заваленном нотами, на столе с папками, из которых выглядывали исписанные листы, на мольберте, на котором мерцала недорисованная картина. — Ну что же, Клод. Говори, — он сел в кресло. — Что гнетет тебя? Что заставило призвать темные силы?
Клод тяжело опустился в свое.
— Посмотри! — его голос задрожал. — Видишь эти ноты? Это гениальная музыка. Она действительно гениальна, и я говорю не потому, что сам ее написал, ты знаешь. Но никто не слышал ее! И никто, боюсь, не услышит... А эти тексты? Вот эта, например, папка. Роман который перевернул бы литературу. И я, опять же, утверждаю не потому, что сам его написал, ты знаешь. Он лежит, пылится, никто его не читает... А эта, например, картина? Ты видишь, что она не уступит кисти величайших мастеров человечества, а в чем-то, может быть, и превзойдет... Я — источник, который бьет в глухом, запертом под землей склепе. Я творю — потому что не могу не творить. Этот огонь в мозгу, эта невыносимая боль... Каждая новая идея — новый гвоздь в крышку моего гроба, потому что я уже знаю — ей суждено умереть здесь, вместе со мной. Сколько сил, времени, денег я потратил! На то чтобы хоть как-то донести это все до людей...
Он перевел дух.
— А люди? Сначала — симпатия, интерес, восторг, затем отторжение... Девушки улыбаются, счастливы, обещают. Потом... Потом они просто уходят. Без объяснений. Без причин. Я не делаю никому ничего плохого! А этот мир... Этот безумный, порочный мир! Ты знаешь... Каждая новость о войне, о жестокости, о подлости — как раскаленный нож. Я чувствую это физически. Я неделями не могу прийти в себя. А ведь со мной-то ничего не происходит! Я в безопасности, в этой клетке, у меня нет никаких серьезных проблем, все хорошо...
— В клетке?
— Да! — Клод указал на окно. — Я не могу никуда пойти. Проблемы со здоровьем, врачи разводят руками. Мой дом — моя тюрьма. Иногда неделями не могу показаться людям. Я даже не могу съездить куда-то отвлечься, сам, хотя бы на сутки, привязан к дому... И знаешь в чем самый ужас? Однажды я попытался сбежать. Выпил таблеток. Столько, что шансов просто не было, быть не могло... И проснулся. Словно какая-то сила вышвырнула меня обратно, из-за порога смерти. Словно кто-то сказал: «Нет, дружок, мучайся дальше...» Поэтому я и позвал тебя. Забери мою душу. Возьми ее! Дай мне хоть что-то взамен. Пусть мое творчество вырвется, из этого склепа. Пусть мир узнает его. Остальное... Остальное мне неважно. Сделай хотя бы это! Это ведь самая страшная мука! Я готов платить. Я хочу платить. Я готов продать тебе душу, только останови этот ад!
Теперь вздохнул дьявол.
— Понимаешь, Клод... Я всегда помогаю — когда человек действительно думает, что ему нужна моя помощь. И я вижу, что ты думаешь так не напрасно. Тебе на самом деле надо помочь. Но я не могу.
— Но ты же дьявол! — Клод замер. — Ты можешь все!
— Не все, — дьявол достал из внутреннего кармана сверток пергамента, старый, потертый, с обтрепанными краями. — Вот. Твой контракт. Заключен в твоей прошлой жизни. Ты, надо сказать, был куда более амбициозен.
Клод взял пергамент. Глаза пробежали по вычурным буквам. «Я, нижеподписавшийся, передаю свою бессмертную душу во владение Князю Тьмы в обмен на: высокую власть в великой империи, большие богатства, гарем из сотен любовников и любовниц, безнаказанность за свои деяния... Оплата по настоящему договору производится единовременно в полном объеме. После смерти заказчика его душа подлежит немедленному заключению в Ад».
Клод поднял на гостя недоумевающий взгляд.
— Ты уже продал душу. За все те блага что перечислены в договоре. Ты получил их, все. Ты был администратором великой империи, о котором сегодня не умолчит ни один исследователь жестокости и порока. Ты растоптал множество судеб. Ты утопал в золоте и разврате. Словом, ты получил все что просил. И теперь ты платишь по счету... Эта жизнь, Клод, — твоя расплата. Ты не можешь попасть в Ад, отсюда. Это уже Ад, для тебя... Твои нереализованные таланты, твой закопанный в землю гений — это огонь, который будет жечь тебя не давая забыться. Отторжение, о котором ты говоришь, — одиночество грешника, проклятого на вечное изгнание. Твоя болезненная чувствительность к миру — напоминание о каждой слезе, пролитой из-за тебя. А та попытка самоубийства... — дьявол усмехнулся. — Самоубийство в Аду? Это как?
Он встал.
— Мне нечего тебе предложить. Тебе осталось одно — жить. В этом аду, который ты выбрал сам. Пока не выполнишь обязательства по контракту. А сколько может на это уйти — не знаю, поверь, даже я.
Дьявол повернулся, направился к выходу. На пороге он обернулся.
— Думаю не оспоришь, что я свои обязательства выполнил... Ад — это когда оказывается, что ты живешь не в том мире в котором должен. Причин такой ошибки может быть несколько, но одна из главных — когда не знаешь подлинную цену вещам. Приятных мук, Клод. До свидания.
Дверь закрылась с мягким щелчком. Клод остался сидеть в своем кресле, в полной тиши, от которой теперь стало больно в ушах. Он оглядел, ноты, папки, мольберт. В голове зазвучала очередная удивительная мелодия, которую никто никогда не услышит.