Город Константина, столица Священной Империи Ромеев, бурлил и колобродил, бурно переживая последние политические события.
Но в кабинете Великого логофета1 Исидора Ангела в его собственном городском особняке было тихо, несмотря на то, что находился он к востоку от Константинова форума — рукой подать до Большого дворца. Даже пение птиц не доносилось через арочные окна, выходящие во внутренний двор. Ветерок не играл лениво колокольчиками слуг, не шелестели бумаги на тяжелом палисандровом столе. Ничто не тревожило нас.
— Вы хорошо служили мне эти четыре года, — размеренно произнес старейшина рода Ангелов, второе лицо в государстве. — Но срок нашего контракта еще не истек.
— Все верно, — сказала я с вялостью, которую, приложив известную долю воображения, можно было принять за подобающую кротость. — Мы заключали договор на десять лет.
Великий логофет стоял у окна, заложив руки за спину. Один Бог ведает, что он там разглядывал: собственный внутренний двор должен был быть знаком ему до последней мозаичной плитки. Я сидела в тяжелом резном кресле, сложив руки на коленях, как положено скромной юной деве. Девой я все еще была, хоть и нелегко было сохранять телесную чистоту четыре года в Пурпурном дворце. Скромной и юной — уже, к сожалению, нет. Два месяца назад мне исполнилось двадцать два года. Не то чтобы слишком поздно для брака: в торговых и купеческих семьях, бывает, выдают дочерей и позднее. Но невинным созданием назвать уже язык не повернется.
Позу же я приняла автоматически, повинуясь придворной выучке. Так же автоматически я сидела абсолютно прямо, на краешке сиденья, и моя спина не касалась спинки.
На логофета я осмеливалась поглядывать лишь краешком глаза. Хоть я верно служила ему уже несколько лет, встречались лично мы редко, и я не знала, насколько мне следует быть осторожной в его присутствии. В основном же я разглядывала тяжелый персидский ковер на полу: превосходный, бело-голубой, с узором в виде стилизованных верблюдов по краю. Ковер был подобран так, чтобы не входить в дисгармонию с полом из мозаичной плитки и перекликаться с двумя высокими бело-голубыми вазами в простенках между окнами. Великий логофет ценил изысканные вещи. В его кабинете не видно было золота и серебра, не посвященный бы даже счел его вызывающе скромным, будто хозяин радел за древнее языческое благочестие, — если не знать, что поверхность стола сделана из редчайшего закаленного стекла, производимого единственным в Деспотии мастером, а пресс-папье из белого, чуть светящегося на просвет камня подарено посольством из далекой восточной страны Чжун и, навернрое, даже в Большом дворце нет ничего подобного.
— Как хороший патрон я, безусловно, должен подыскать вам другое место, — продолжил хозяин этого выдающегося кабинета. — Раз уж ваше прежнее стало недоступным так… э-э… скоропостижно.
— А нельзя ли просто счесть условия контракта выполненным раньше? — спросила я с некоторой надеждой. — Ведь моя главная роль более не востребована
— Не беспокойтесь, у меня для вас давно готова другая… — Великий логофет вздохнул. — Вот что, Нина. Как вы смотрите на то, чтобы на весь оставшийся срок сыграть роль моей жены?
Украдкой я прижала ноготь к коже запястья так сильно, что остался розовый след. Не помогло.
— Сыграть роль? — непонимающе проговорила я. — Зачем это вам? Вас кто-то принуждает к браку?
Едва ли его, как старшего в роду, мог кто-то принудить! Семейство Ангелов немногочисленно. Ни у кого из них нет богатства и власти в такой мере, чтобы хоть в малейшей мере причинить неприятности Исидору — это даже если не брать во внимание его дружбу с басилеем2.
— И кроме того, — продолжила я, — никто не поверит в этот брак! Посмотрите на себя и на меня!
Любой наблюдатель с первого взгляда мог бы сказать, что я, Нина Дукиня-Ховарида, дочь варварского князя и внучка опального звездочета, не пара Исидору Ангелу. Для визита в его особняк я оделась в мой лучший повседневный наряд, выбрав бледно-голубую длиннорукавную тунику из тончайшего полотна, чтобы она выглядывала из-под короткорукавной синей шелковой столы, вышитой по всем кромкам дорогим разноцветным бисером. Из украшений я выбрала удерживающие рукава туники наручи черненого серебра, украшенные голубоватыми цирконами и непарные, но очень похожие узорные эмалевые серьги, тоже с близкими по цвету цирконами. Голову я покрыла привозным агарянским платом из тончайшей полупрозрачной ткани, без всякого узора, но красиво переливающейся на свету — самая, пожалуй, изысканная и дорогая деталь моего туалета. К прическе из уложенных сзади в узел кос его крепили серебряные заколки.
Великий логофет же даже в собственном кабинете щеголял в длинном, до пола, черном парчовом далмакии, расшитом сплошь, причем так густо, что даже ткани не разглядеть, с золотыми наручами и воротом, а его висящий сейчас на вешалке у двери алый плащ украшен был пурпурной каймой — согласно особой милости, дарованной покойным деспотом, поскольку Исидор при всей его знатности все же не принадлежал к царскому роду.
Разница в одежде вполне отражала разницу в нашем положении. Нет, как придворной даме мне, конечно, полагался придворный наряд из густо расшитой алой парчи, да и моя добрая госпожа частенько дарила мне золотые и серебряные драгоценности, украшенные самоцветами, — но это даже близко не могло сравниться с роскошью, которая ежедневно окружала логофета!
В своих самых смелых мечтах я не представляла себя в подобных одеждах, в подобном доме.
— Вы не так поняли, — спокойно поправил он. — Не «изобразить мою жену» для стороннего наблюдателя, как актер на сцене. А стать моей женой. И принять на себя все права и обязанности, сопутствующие этому положению. Если же вы волнуетесь о разнице наших статусов, то замечу, что вы все же потомок знатного семейства, в роду которого были императоры.
— Только по женской линии, да и матушка ведь из побочной ветви!
— Это неважно, — он величественно повел рукой по воздуху. — Заверяю вас, что если бы мне пришла фантазия жениться на нищенке, просящей подаяние у Храма Премудрости божьей, никто не посмел бы возразить.
Мне снова захотелось себя ущипнуть, но я сдержалась.
— Хорошо, но почему вдруг именно мне выпала такая честь? Все нищенки у главного собора слишком стары и уродливы? — ни с кем другим я не позволила бы себе такого тона, но мой наниматель всегда любил, когда я показывала зубы.
— Несколько причин, — мне показалось, что он едва заметно одобрительно улыбнулся в ответ на мою грубость. — Главная из них такова. За эти годы я хорошо изучил вас и не сомневаюсь, что вы сумеете управлять моими имениями и не опозорите наш род. Вы же, со своей стороны, нажили могущественного врага. Мое имя станет от него достаточной защитой.
Несмотря на усталость, в душе у меня всколыхнулся гнев.
— То есть если один высокопоставленный вельможа не вынудил меня к браку, то вынудит другой? Благодарю покорно!
Исидор поглядел на меня уже с открытой усмешкой.
— Он вас не к браку принуждал.
Крыть было нечем.
— Подумайте еще вот о чем, — вкрадчиво продолжил мой патрон. — Вы думаете, что сумеете сохранить свое место при дворе? Маловероятно! Теперь статус всех патрикий3 под вопросом. Вам повезет, если против вас не начнут судебный процесс. Вы слишком уязвимы для обвинений в государственной измене. Полагаю, мне не надо рассказывать вам о причинах?
Я покачала головой. На душе ярость боролись с отчаянием.
— Разве я не заслужила вашу защиту? — спросила я. — Ведь я стала уязвимой на вашей службе.
— Если вы откажетесь от новой задачи, то больше не будете у меня на службе, — заметил Исидор безразличным тоном. — Что, разумеется, жаль. Но я следую заветам Церкви и уважаю свободу выбора каждого человека, даже если это очень глупый выбор.
Великий логофет в своем стиле! «Выходи за меня — или иди в темницу». Спасибо большое, я бывала там, больше не хочется.
— Неужели я не заслужила от вас большего? — спросила я слабым тоном.
— Вы? Вы заслужили от меня самого лучшего. Поэтому я предлагаю вам все, что имею.
Тут злость во мне взяла верх над отчаянием, и я спросила с нескрываемым сарказмом:
— На шесть лет?
— Если за шесть лет мне не удастся вас убедить стать моей супругой бессрочно, испросите развод по причине бесплодия мужа4. У меня нет детей на стороне, так что это не вызовет вопросов. Разумеется, при этом вы получите достойное содержание.
— Прошу прощения, — наряду со смехом во мне начинал закипать гнев, — но если бы вы действительно оценили мою работу, вы наградили бы меня, как условлено!
— Вы добились слишком больших успехов, — парировал он. — Мне теперь не хочется вас отпускать.
— Мой магистр, — сказала я самым покорным и усталым тоном, на который была способна, — прошу вас о снисходительности! Последние годы нелегко мне дались. Если вы не хотите выдать мне оговоренное вознаграждение, позвольте хотя бы уйти в монастырь строгого устава, и подальше от столицы. Полагаю, там мои враги и обвинения в измене меня не достанут!
Он склонил голову и несколько минут разглядывал меня, вот так, по-вороньи. Даже странно, что его фамилия не Врана, а Ангел. Кстати, в роду Вранов мало кто похож на воронов: как мне рассказывали, там все блондины последние три поколения.
— Разумеется, я не могу запретить вам принять постриг, — сказал он. — Однако если вы надеетесь, что стены какого угодно монастыря станут надежной защитой, рекомендую вам вспомнить историю нашей благословенной Империи!
Признаться, я не настолько хорошо помню хронистов, чтобы на ум сразу приходили имена проигравших в дворцовых схватках вельмож, которых не спасли ни грубый хитон, ни монастырские стены. Зато я вспомнила услышанную как-то на диктанте историю монахини Омонизы5, которую сделал своей наложницей Сицилийский тумарх6 — что в итоге привело к захвату всего острова арабами. Арабская оккупация продолжалась почти две сотни лет, пока не так давно отец Льва Девятого, деспот Самуил Первый, не вернул ее обратно Империи.7
— Есть и другое соображение, — продолжал Великий логофет размеренным тоном. — Так сложилось, что мне и в самом деле очень нужна жена. И больше именно жена, чем наследник. Хотя последний так же был бы чрезвычайно желателен.
Внезапно ярость моя, остро вспыхнув, прогорела, оставив одни уголья.
— Как вам угодно, магистр, — сказала я.
Мне правда было все равно.
Великий логофет и правда одна из лучших партий в этом вшивом городишке. Он умен, приятен глазу: у него тонкие, аристократические черты лица, очень выразительные черные брови, идеальная осанка, красивый голос и четко поставленная речь. Говорят, голову он бреет потому, что рано начал лысеть, но это не такой уж большой недостаток. В остальном же он выглядит сильным и здоровым, хоть и старше меня на пятнадцать лет.
— Вы опасаетесь брачного ложа? — он приподнял эти свои прекрасные брови. — Не стоит. Я не намерен причинять вам ни малейшей обиды или унижать ваше достоинство, ни в спальне, ни вне ее.
— Нет, магистр, я не опасаюсь вас, — покачала я головой.
Какая разница, что он сделает с моим телом? До души не добраться и настоящему посланнику божьему, не то что земному мужчине с древней фамилией!
— Еще какие-нибудь возражения у вас остались? — ирония в его словах, безусловно, была, но упрятанная очень глубоко. На первом же плане осталось лишь вполне искреннее желание выяснить, почему я не согласна с ним и дать мне исчерпывающие и обезоруживающие ответы.
Я глубоко вздохнула.
— Зачем? На любое мое возражение у вас есть десяток аргументов, а противопоставить вам мне нечего.
— Логика всегда была вашей сильной стороной, госпожа патрикия. Ну что ж… — он отошел от окна. Его высокий статный силуэт на миг потерялся в полутьме кабинета, и голос произнес словно бы из пустоты: — Тогда начинайте подготовку к брачным торжествам. Я пришлю в дом вашей тетки своих доверенных слуг. Это, конечно, нарушение традиций, но ни у вас, ни у меня нет матерей, которые могли бы этим заняться. Кроме того, при ваших способностях и умениях было бы напрасными хлопотами искать других организаторов.
Моя голова склонилась еще ниже.
— Как скажете, магистр.
Похоже, мне предстояло быть вдобавок своей собственной свахой, хотя больше всего на свете хотелось просто лежать и спать целыми днями, врачуя разбитое сердце и многолетнюю усталость.
Но что поделать? Во всем городе — нет, во всей стране — не было такого дома и такого ложа, в которой я могла бы исполнить это свое желание. Если не считать дома и ложа, принадлежащих Исидору Ангелу.
В тот день я вышла из его городского особняка невестой — лишенная не только всяческого предвкушения, но и иллюзий о том, из чего будет состоять моя брачная жизнь.
Кто бы мог представить это четыре года назад, когда я входила туда впервые, полная смутных надежд!
____
1 Великий логофет — высший государственный чиновник, аналог премьер-министра для монархий и президентских республик.
2 Басилей — то же, что и император, и деспот. Эти титулы будут использоваться как полные эквиваленты. Женские варианты: басилисса, императрица, деспотиня.
3 Патрикия — вообще-то высокий женский придворный чин, но в нашем случае так называют просто всех придворных дам вне зависимости от ранга.
4 Удивительно, но в Византии развод предоставлялся только по причине мужского бесплодия, а не женского. С бесплодной женой развестись было нельзя.
5 Если верить интернету, историю эту приводит хронист Продожатель Феофана, но самого его Нина его не читала. А на диктантах учителя и репетиторы в Византии точно так же зачитывали тексты откуда придется.
6 Воинская должность.
7 Последнего события, конечно, в нашем варианте истории не происходило, и никакого басилея Самуила Первого в природе не существовало.