Контрбеллум

Торговый квартал встречал визгами и гомоном сотен глоток. Толпа на рынке сбилась в плотное кольцо, внутри которого стайка беспризорников с улюлюканьем лупила палками по чему-то маленькому и жалобно визжащему. Сперва я принял это за собаку, но моргнув пару раз, разглядел в визгливом создании девчонку неопределённого возраста. Грязную, тощую и с разбитым в мясо лицом.

Пока она извивалась на земле и визжала под ударами, взрослая половина города затеяла нечто вроде народного собрания. Перекрывая визги жертвы, они с жаром голосовали за её дальнейшую судьбу:

— Ноги ей прострелить и в лесу бросить! — вопил похмельный мужик. — Пущай волки догрызают!

— Ну догрызут, а нам какой прок?! — взвилась немолодая тётка. — Говорю, повесить надо! На дереве у дороги! Как знак, как предупреждение, чтобы другие и близко к городу сунуться боялись!

— Сже-е-ечь!!! — перекрыла всех седая, с лицом как у ведьмы с детской книжки. — Живьём спалить тварину и на суку подвесить! Уж такое выродков проучит, такое их ввек отвадит!

Толпа переглянулась, споры стихли. Идея пришлась по вкусу всем. Кроме самой девушки:

— Нет!!!

Она вскочила и попыталась пробиться через детей, но её тщедушное тельце не могло справиться даже с ними. Получив палкой по лицу и едва не потеряв глаз, она отшатнулась к овощному ларьку:

— Пустите, я уйду! — извиваясь под ударами, она истошно визжала. — Я никогда не вернусь, обещаю! Только не надо, пожа-а-алуйста!!!

Ответом стал детский смех. Чумазая детвора на миг забыла про палки и принялась корчить рожи, передразнивая её мольбы писклявыми голосами.

Тем временем взрослые уже деловито скидывались на керосин для казни. В подставленную на прилавок сумку сыпались спичечные коробки, гвозди, сломанный револьвер и прочий хлам, что собирали всей толпой для бартера.

Наблюдая за этим с другого конца рынка, я помотал головой. Не помогло. Город как съехал с катушек, так и ехал, а гражданские всерьёз собрались сжечь эту девчонку. Оставляя меня гадать, чего же она такого натворила, раз местные на топливо расщедриться решили? В обычный день тут и нахрен бесплатно не пошлют, а сейчас вон как благотворительность всем жопу защекотала.

— Ну ничего, я вам сейчас та-а-ак пощекочу…

Я плюнул и проверил кобуру — пистолет был на месте. Заряженный и готовый напомнить всем идиотам в радиусе километра, кто в их городе комендант и как он относится к неоправданной жестокости.

Я сделал шаг навстречу толпе, но оборвал чужой голос:

— Сэр, вы куда?

Вздрогнув и едва не выронив пистолет, я обнаружил рядом низкую девчонку, чьи ярко-рыжие волосы контрастировали с чёрной униформой, а миловидное лицо разрезала глазная повязка.

— Тьфу. — я выдохнул, опознав в ней своего адъютанта. — Я уж и забыл что ты здесь.

— Виновата, сэр. Впредь стану более заметной.

По её сухому тону было невозможно понять она извиняется или издевается. Но разбираться было некогда — новый визг прорезал воздух.

Визжала избитая девушка в толпе, когда пара краснорожих мужиков за волосы вытащила её из-под прилавка и поволокла меж торговых рядов, а вслед за ними, как утята за уткой последовала остальная толпа.

Собрав нужную для керосина «сумму», горожане всей гурьбой повалили к пустырю за пределами рынка. Туда, где стояли ржавые машины дальнобойщиков. Похоже, именно у них эти доморощенные линчеватели собирались разжиться горючим для казни.

Я заспешил на перехват, но вдруг дорогу загородила солдат:

— Сэр, вы куда?

— А сама-то как думаешь?! — я пытался обойти, но солдат настойчиво лезла под ноги. — Да уйди, чего пристала?!

— Хочу уточнить ваш план, сэр. Что вы задумали?

Плана у меня не было, как и желания это признать:

— Мой план: не стоять и не дрочить, пока во-о-он там заживо сжигают человека!

Конскрипт и бровью не повела, продолжая блокировать дорогу.

— Отличный план, сэр. — она смотрела так, будто вот-вот попросит отсыпать. — Однако, как ваш адъютант должна уточнить: необдуманное вмешательство приведёт лишь к двум смертям взамен одной. Гражданские скорее сожгут вас вместе с женщиной, чем подчинятся требованию прекратить.

— Ой, не драматизируй! Местные не настолько меня ненавидят.

Бровь девушки изогнулась так, что почти наползла на её чёрный берет. Она молчала, но я всё равно слышал саркастичное «это сейчас серьёзно?».

— Ну ладно может и настолько, но… — я остановился и фыркнул. — Что ты предлагаешь? Пройти мимо? Идти на дорожный пост и проверять фермерские повозки дозиметром? Считать рентгены в картошке и притворяться, что мы нихрена не видели?

Судя по мимолётной паузе, именно этого конскрипт и хотела. Но вслух соврала:

— Сэр, мы должны вернуться в гарнизон за подкреплением.

— Отличная идея! Главное только кетчуп захватить, ибо вернёмся только к шашлыку.

— Вы правы, сэр. Если продолжим стоять и тратить время на споры вместо того чтобы спешить, то точно не успеем.

Упрёк звучал настолько убедительно, что я почти повёлся. Но «почти» не считается.

— Ёлки, Бедная, ты же просто пытаешься увести меня отсюда, прежде чем я очередную херню натворю!

Пойманная на горячем, она отвела взгляд:

— Нет, сэр, это не «просто», но я стараюс… Отличный удар, сэр.

— Не удар, а подзатыльник! — я раздражённо тёр переносицу. — Всё, закройся уже! Мне надо подумать…

Конскрипт ничего не ответила, продолжая намертво загораживать дорогу.

Признавать не хотелось, но у Бедной были причины для упёртости. Любой дурак понимает, что нельзя бежать с пистолетом наперевес и героически вставать между толпой и той девчонкой. Это вольный город, здесь другие порядки. И горожане срать хотели на законы Альянса или мой офицерский мундир. Моё вмешательство их скорее спровоцирует, чем вразумит.

В лучшем случае меня пошлют нахер, и что тогда? Пожелаю хорошего отдыха и уйду? Или ещё хуже, начну размахивать оружием и командовать? Ну удачи мне с этим. Это в бравурных историях при виде шерифа линчеватели сразу обсираются. В реальности обосрётся только шериф, ибо у гражданских тоже пушки есть.

Понимая, что вариантов не остаётся, я сокрушённо вздохнул:

— Ты права, мы ничего не можем сделать.

Словно в протест с пустыря донёсся очередной крик. Девчонка уже не просила её отпустить, а лишь вымаливала пулю вместо огня. Но поздно — керосин уже купили.

Заметив моё выражение, Бедная подошла ближе и заглянула в глаза:

— Не расстраивайтесь, сэр. — её голос звучал почти участливо. — Ведь мы даже не знаем, в чём обвиняют эту женщину. Учитывая сплочённость горожан и жестокость выбранной казни, вероятно она… Сэр!!!

Конскрипт спохватилась, но было поздно. Я рванул места, оставляя её поражаться моей скорости и умению изображать скорбную рожу. Ни схватить, ни перегородить дорогу она уже не успевала.

— Бегом в гарнизон! — я командовал не оборачиваясь. — Поднимай роту в ружьё, а я попробую их заболтать!

Идея — полный бред, но уж всяко лучше чем стоять и нихрена не делать.

— Сэр, нет!!!

— Конскрипта ответ! Бегом-марш!!!

Бедная что-то кричала вслед и вроде даже пыталась нагнать, но я уже слишком оторвался. Лавируя между прилавками, телегами, чужими локтями и лошадиными зубами, я как мог спешил к стоянке автомобилей. И не я один — что городские, что приехавшие на базарный день деревенские, все стекались с рынка к пустырю. В отличие от меня, они спешили не остановить казнь, а занять зрительские места получше. Всё-таки не каждый день удаётся поглядеть как кого-то сжигают заживо.

Кто-то из гражданских даже тащил с собой детей, не стесняясь подсаживать их на плечи для лучшего обзора. А самой вишенкой служила ушлая деваха, что сновала между зрителями и предлагала свиные колбаски на палочках:

— Горячи-и-ие! Сочны-ы-ые! Беру в оплату патроны, спички, векселя-Я-Я-Я!!!

От столкновения с моей тушей, торговка с визгом улетела, а взмывший с её рук фонтан колбасок тут же стал добычей чумазых беспризорников. Ощущая себя чем-то средним между Робин Гудом и бронепоездом, я продолжил пробиваться сквозь толпу.

Но как бы не старался, как бы лихо не таранил и не распихивал штатских — вовремя не успел. К моменту как мне удалось пробиться внутрь живого кольца, зажженная спичка уже коснулась облитой керосином женщины.

Душераздирающий крик гвоздём впился в висок, а лёгкие обожгло вонью палёных волос. Грязные обноски женщины вспыхнули словно от струи огнемёта. Объятое пламенем тело закаталось на земле, суча разбитым коленом.

Неподалёку дальнобойщик оттирал монтировку от крови:

— А вы всё: «связать её надо, не то огонь собьёт»… Хрен я на неё верёвку дам! И без того треть канистры сверх платы накину… Эй, мужик, какого хера?!

Его обветренное лицо недоумённо вытянулось, когда я толкнул его в сторону и принялся молотить по горящей девице кителем, сорванным с себя. Не помогало. Лишаясь кислорода, пламя на мгновение гасло, но тут же разгоралось вновь, стоило только поднять тряпку для нового удара.

Нет, керосин так не сбить. Тут либо ведро воды, либо накрывать всё пламя разом. Воды нет, ссать я не хочу, так что…

— Замри! — я пытался поймать девушку в распахнутый китель. — Да стой, дура, хватит дёргаться!

Бесполезно. Визжа в агонии, женщина каталась по земле, разбрасывая капли горящего керосина. А заодно заставляя меня бегать как за обезглавленной курицей.

Люди в толпе неуверенно переглядывались — это было явно не то зрелище, на которое они рассчитывали.

— Да чтоб вас всех!

Не в силах больше сносить истошные вопли девушки, я рухнул прямо на неё. Насильно сгребая в китель и хороня под своим телом. Жар впился в кожу, а сквозь визги проступил треск собственных бровей. Но я не отстранялся, а наоборот, сильнее прижимался к тощей девчонке. Грубо кутая её в китель и лишая огонь кислорода.

Придавленная в землю девица уже не могла кричать, но я всё равно слышал вопли. Близкий запах её опалённой кожи пробуждал давно забытые образы. Лица раненных сослуживцев, которых пришлось оставить в блиндаже. Бросить под натиском штурмовой пехоты, следом за которой из утреннего тумана выплывали фигуры в противогазах. Блестя белоснежными плащами из асбеста и неся за спиной огнемётные ранцы, они выжигали траншею за траншеей, оставляя после себя чёрный дым, смрад палёной плоти и вопли заживо сгорающих.

Ностальгия прервалась ощущением грубого ботинка на нежной заднице:

— Ты чё творишь, урод?! — надо мной нависла монтировка дальнобойщика. — Нахера затушил?!

— Затушил?

Я чуть приподнялся. Тощая девчонка хныкала под кителем, бубня «больно, мама, как же больно». Но гореть отказывалась.

Блин, реально сработало!

Нахваливая себя за находчивость, я едва не пропустил момент, когда сразу две пары рук стиснула мои плечи. Дальнобойщики рванули меня с девчонки, заставляя встать на ноги.

Вдарившая в грудь монтировка прозрачно намекнула — хорошие дела не хотят оставаться безнаказанными.

— Ты другалёк ейный?! — дальнобойщик больно ткнул меня ещё раз. — На выручку прибежал?!

Не утруждая меня ответом, он тут же вмазал коленом в живот, заставляя согнуться и закашлять. Я бы и вовсе упал, но пара пропахших машинным маслом шофёров крепко удерживала на месте.

Толпа сердито гудела, проклиная за впустую потраченный керосин и подбадривая дальнобойщиков избивать меня, пока из жопы новый не польётся. Но не все зрители разделяли их веру в чудо. Минимум половина гражданских напряжённо молчала, а то и вовсе протискивалась назад, спеша убраться с пустыря и увести детей.

Эти были местными и, в отличие от приезжих, сразу опознали мою рожу и обгорелый китель. Опознали и разумно предпочли сдриснуть подальше, ибо как бы сильно горожане меня не ненавидели, боялись они ещё сильнее.

Жаль дальнобойщики ещё не в курсе, почему.

Вдарив мне ещё пару раз, мужик с монтировкой вдруг удивлённо посмотрел на девицу:

— Ох едрить! — он ткнул в неё чёрным пальцем. — Зырьте-зырьте как хватается! Ну точно папашка ейный, мля буду!

Все взгляды устремились на обожжённую девчонку, что вцепилась в мою штанины. Испуганно жмурясь и жалобно попискивая, она хваталась за меня, будто от этого зависела её жизнь. В принципе, так оно и было, но могла бы и понежнее — ногти у неё, блин…

— Ну всё, урод, вот ты и попался! — оскалился дальнобойщик. — А ну, мужики, крепче держите! За руки, за руки! Сейчас я его раздену и если там… Ох, ёкарный бабай!!!

Он в ужасе отпрыгнул, когда моя рука вдруг разделилась на две части. На набитую ватой перчатку, что осталась в хватке недоумённого шофёра и на забинтованную культю, что уже летела в лицо его коллеги.

Сворачивая обрубком чужой нос набок, я впервые подумал, что ампутация левой кисти была не такой уж плохой идеей.

— Ахтыж… — запоздалая вспышка боли от удара едва не заставила откусить язык. — Не-не, хреновая идея была… Как жжёт-то, господи!

И с какого чёрта я решил, что бить незажившей культёй это хорошая мысль? Ах да, других же не было…

Шипя от боли и хватаясь за отбитую культю, я не сразу сообразил, что моя правая рука тоже свободна, а державший её дальнобойщик фонтанирует кровью из носа.

Мимолётному триумфу помешал мужик с монтировкой:

— Так ты трёхрукий, сучонок?! Двумя дрочишь, третьей жопу щекочешь?! Ну сейчас я тебе пощеко…

Он осёкся, уставившись в дуло моего пистолета. В спешке я даже не успел снять с предохранителя, но мужику было всё равно:

— Воу-воу, полегче парень! — он бросил инструмент и поднял руки. — Яж за ствол не хватаюсь?!

— У тебя его и нет! — из-за адреналина моя рука дрожала, отчего пистолет метил ему то в грудь, то в лицо, то в яйца. — Руки за голову и встал спиной ко мне! Быстро!!!

— Я понял, мужик, я всё понял! Только не шмаляй, лады? У меня семья, мужик, ну не шмаляй, а?

Я его уже не слушал, переключаясь других водителей. Так же угрожая им оружием и заставляя встать между мной и толпой. Превратиться в живой барьер, отделяющий мою обожженную рожу от кустарных обрезов и ржавых самопалов, за которыми уже тянулись окружавшие нас зрители.

Можно было подумать, что люди проявляют гражданскую сознательность и хотят выручить дальнобойщиков, но от меня не ускользали их взгляды. На водителей никто не смотрел, все уставились на мой пистолет. С жадностью и желанием заполучить.

Их можно понять, это не трёхзарядный револьвер народников и не громоздкий уродец Альянса, а довоенный пистолет. Настоящий, ещё с доатомных времён, когда человечество не стеснялось качественной оружейной стали и хромированием. Такой раритет стоит дороже всех припаркованных тут газогенераторных драндулетов вместе с их водителями.

Даже если поделить куш на всю толпу, доля с трофея получится немалой.

— Брось! — я пытался контролировать толпу, прячась за дальнобойщиками. — Эй-эй, а ты куда полез! Руку с кармана убрал!

Бесполезно. На каждый брошенный ствол в толпе появлялось сразу два. Вопрос пули в мою спину становился делом времени. Очень скорого времени.

Ощущая себя тараканом на сковородке, я как мог оттягивал неизбежное. Всё что мне оставалось, это прятаться за спинами, тыкать стволом в толпу и бороться со странным ощущением ниже пояса. Будто что-то тёплое бежало по ноге.

Чудесно, я ещё и обоссался! Хотя нет, погоди, это вроде… Кровь?

— Не понял.

В голове что-то щёлкнуло и заставило вспомнить про девчонку, которая продолжала скулить и цепляться за мою ногу. Её пальцы вгрызались так сильно, что на штанине проступали алые пятна.

Приглядевшись к её рукам, я аж подпрыгнул:

— Ёпт твою ма…

— Лежать, суки!!!

Пустырь разорвался раскатами грома, а небо прочертили зелёные молнии. Длинная очередь из трассирующих пуль заставила всех мигом забыть и про меня, и про пистолет, и про всё на свете.

На полном ходу в толпу врывалось полдюжины солдат в чёрной униформе. И пусть все они были женщинами, вели себя отнюдь не по-женски.

— В землю, мразь!!! — деревянный приклад вмазался в лицо пожилой тётки, превращая его в кашу. — В землю, суки, говно носом жрать!!!

А-а-а, так вот чего я ждал… Бедная всё же сходила за подкреплением. Или, что вероятнее, сбегала до наряда на КПП.

Новая очередь прошла ещё ниже первой. От уханья ружья-пулемёта над самой головой не то что гражданским, а даже мне прилечь захотелось. Но мешали вцепившиеся пальцы девицы и понимание, что всё бессмысленно.

Конскрипт была права с самого начала. Даже пытаться не стоило.