В подробностях не помню, как именно это случилось впервые. Я сейчас о несуразностях со временем. Вроде бы опаздывал на работу на свой завод. Ехал в троллейбусе и ругал себя за то, что проспал, и теперь до 07:00 никак не смогу отметить пропуск на проходной.

До того в тот раз распсиховался, что перестал замечать, что творилось вокруг. Хорошо, что молча и без вреда для окружающих, таких же работяг и прочих завсегдатаев раннего общественного транспорта.

Когда пришёл в себя – сначала не поверил своим глазам, потому что неведомо как очутился на заводском виадуке, который через железнодорожные пути.

Как выходил из троллейбуса – не помнил, но это ещё цветочки. Также не помнил, как добежал до виадука и поднялся по его мудрёной и очень неудобной лестнице.

Главным сюрпризом было то, что в тот день не опоздал и отметил пропуск в 06:42. Вот только я точно помнил и до сих пор помню, что вышел из дома в 06:45. Потом бежал три квартала до улицы Шмидта, потом нервно шагал на остановку.

Шагал, потому что нужного мне троллейбуса на дороге не было видно. Он подошёл минут через пять.

Я ещё взглянул на свою «Электронику». Она показывала 06:56. После этого вошёл в троллейбус и начал играть в бушующего Фантомаса… И, само собой, рефлексировать.

Когда спустился с виадука и добежал на проходную, там была небольшая заминка из предъявлявших пропуска коллег. Думал, что они тоже из проспавших и опоздавших.

Потом сюрприз в виде отметки в Журнале Инструментального цеха: «Прибыл на завод в “06:42”»

Вытаращился на «Электронику», и она подтвердила, что случилось…

Нет, не чудо. Какие могут быть чудеса с токарем-расточником третьего разряда? Да ещё и в 80-х двадцатого века. Случилось нечто необъяснимое, которое поспешил истолковать недосыпом и прочим вздором, что разучился понимать цифры. Или глюком новёхоньких модных часов.

Вот только в то утро глючили и домашние часики. Настенные. С раскатистым боем. Почти как у кремлёвских курантов. Но думать обо всём этом, как о сверхъестественном, категорически не хотелось.

И не хотелось ровно до того момента… До того раза, когда снова проспал на работу. И, разумеется, снова разнервничался.

Сразу по выходу из дома начал закипать и рычать на себя, а после того как ввалился в троллейбус…

Фокус с откатом времени и катапультированием на заводской виадук повторился. Не точь-в-точь, как в первый раз, но, всё равно, очень похоже. Вышел из дома в 06:51, а отметился на проходной в 06:47.

Все последующие просыпания, грозившие опозданием на работу, уже не так скрупулёзно контролировал и запоминал время, прочие подробности.

Сколько их было? Ещё не меньше четырёх раз.

Точно. Два и четыре – это шесть. А вот на седьмой раз…

На седьмое моё просыпание и привычный разгон эмоций я попал как кур в ощип: явился Он!

Всё началось, как обычно. Выскочил, добежал, дождался троллейбус, ввалился в него, и…

И услышал за спиной спокойный, но строгий мужской голос:

— Молодой человек, вы что-нибудь слышали о суггестии? По-русски – это внушение, передача другому человеку или группе людей каких-либо ментальных установок. Убеждений, ощущений, представлений или побуждений.

Когда повернулся к вопрошавшему, огрызаться даже не думал, хотя родные потроха уже начинали дёргаться в предвкушении… Неизвестно чего.

— Какая ещё суггестия? Какое внушение и… Миндалины остановки? Вы кто, дяденька? — ошалел я от появившегося из ниоткуда мужчины в странном, скорее всего, иностранном, одеянии, похожем на униформу какой-нибудь арабской страны.

Брюки и пиджак бородатого незнакомца были серо-синего цвета, а странная серенькая рубашка имела невысокий стоячий воротник с неприметными пуговицами.

— Меня зовут... Кличут Поликарпом, и я здесь из-за ваших чудачеств. Да-да. Вы что с утра пораньше вытворяете? Мало того, что совмещаете пространственные прыжки с откатом времени… Хорошо, что на минимальные отрезки.

Вы же об окружающих вас людях не думаете! Каково им лицезреть исчезновение взрослого человека, с последующими завихрениями пространства и времени?

Сей же час выходите со мной на остановке! Сей же час! И о сегодняшних попутчиках не беспокойтесь – я с ними уже «поработал». Использовал суггестию, и никто из них нас с вами не видит и не слышит, — заявил свалившийся на мою голову «Сюрвейер по соблюдению правил пользования Временем и Пространством».

Оказалось, что и такие контролёры бывают в нашем советском общественном транспорте. Причём, с утра-пораньше, да ещё и в будние дни.

Как только мы со строгим сюр-инспектором вышли из троллейбуса на остановке «Кинотеатр Родина», ко мне возвратился дар речи, и я спросил у нового знакомого:

— А что, разве эти фокусы со временем можно контролировать? То есть, сознательно вытворять по желанию?

— Разумеется, можно. Точнее, нужно. Только не при свидетелях. А если, вдруг, старт или финал вашего пространственного перемещения увидят посторонние – вы обязаны подвергнуть их суггестии. Загипнотизировать, другими словами. Без этих базовых навыков подобными пространственно-временными талантами пользоваться категорически запрещено. Я за этим слежу и все нарушения сразу пресекаю. И в Советском Союзе я не один такой…

«Здрасти вам, приехали! Пресекает он. Интересно, каким образом? На лету сбивает? Или время обратно прибавляет?» — подумал я и почему-то похолодел всем нутром.

— Кстати. Вы кем работаете? — продолжал гипнотизёр наше знакомство, а сам целеустремлённо шагал куда-то в сторону, противоположную моему заводу.

— Токарем. Не простым, а расточником. Третий разряд. Но выполняю работу и пятого. Благо, что координатно-расточной станок позволяет некоторое творчество. Правда, зарплату мне пока не платят. Мол, рано ещё. Сто пятьдесят рублей рисуют, и ни копейки больше. Сволочи, одним словом.

Госприёмку ещё какую-то придумали. ОТК им мало, гадам. Думаю, смыться на мебельный. Там на горячем прессе обещают четыреста рэ. Буду клепать плиты ДСП, — разоткровенничался я с какой-то стати и вдруг сообразил, что и меня этот «сюр» загипнотизировал, а потом шлифанул по темечку неведомой суггестией, от которой готов открыть все свои тайны и секреты, как какой-нибудь плохиш.

— Координатно-расточной станок, говорите? Хм… И когда, интересно, вы обнаружили в себе талант ориентации в пространстве по координатам? В первый, так сказать, раз? С чего начинается родина, можете мне растолковать? — пристал сюр со странными расспросами, а я вдруг осознал, что мы оба оказались на тротуаре у проходной моего завода.

Пока соображал о том, как мистер Поликарп смог катапультировать нас в нужное мне место, в памяти всплыли первые странности с шутками и несуразностями пространства родного края, случившиеся в розовом детстве.

Мне тогда было лет семь, не больше. В бабушкиной станице случилось сие неслыханное происшествие, после которого начались мои эксперименты с реальностью и пространством, во только не со временем. Но об этом расскажу чуть позже. А тогда я ни с того ни с сего наплевал на все условности-запреты и, будучи на рыбалке, обнаглел до такой степени, что попёрся на колхозный пруд-запретку и наловил там огромных карпов. Невмоготу стало сидеть на соседнем водоёме-отстойнике и ловить пескарей и мелкую краснопёрку. Вот я и охамел во всех смыслах, чего до этого отродясь не случалось.

По-хозяйски пришёл на дамбу, через которую переливалась вода в низину с чередой зарыбленных прудов и на кусочки горбушки хлеба быстро выхватил трёх огромных рыбин, крутившихся плотным косяком у самой дамбы. А домик сторожа, охранявшего пруды от лихих мальчишек и наглых приезжих, стоял прямо у дамбы на берегу протоки, прорытой от пруда-отстойника к череде зарыбленных водоёмов. От меня до сторожки по прямой было метров в двадцать, не больше.

Когда сторож увидел меня с бамбуковым хлыстом у запретки и начал громко ругаться, мол, сейчас уши обтреплю и пенделями задницу попотчую, я сразу же удалился. Причём, налегке. А холщовую сумку с уловом оставил в зарослях молодого камыша.

Немного погодя, когда сторож пропал с видимости, я, уже без удочки, быстренько сбегал за сумкой с честно украденными карпами и был таков. Отцу соврал, что поймал их на отстойнике, а в качестве наживки использовал плавленый сырок с мякишем белого хлеба.

Спустя пару недель папка вместе со мной попытался поймать на отстойнике таких же огромных карпов, что и я совсем недавно. Даже плавленый сырок с белым батоном приготовил. Но всё было тщетно. Раз за разом наживка оставалась нетронутой.

Когда отец забросил рыбалку и ушёл к нашему походному «Москвичу», чтобы поваляться в тени, а потом приготовить небольшой перекус с чаем из термоса, я взялся за безнадёжное дело сам. В этот раз мы были далеко от дамбы и зарыбленных прудов, поэтому сбегать туда и снова совершить воровство шансов у меня не было.

После долгих размышлений и экспериментов с наживкой я осознал, что вожделенные карпы поймаются только если снова насадить на крючок кусочек горбушки и закинуть снасть в то место с течением и кишащими рыбинами.

Как это сделать? Разумеется, никак. Но помечтать… Представить себе, что это возможно, никто мне запретить не мог. И я представил.

До того в тот раз расфантазировался, что сижу с удочкой всё на том же безрыбном месте, а леску с поплавком, грузиком и крючком закинул в протоку за дамбой. Даже воочию увидел, как при очередном забросе моя снасть будто бы улетела за пару километров и шлёпнулась не в паре метров в отстойнике, а в протоку с карпами и сазанами.

Потом смачная поклёвка, рывок, и вот я уже благим матом зову отца, чтобы помог вытащить огромную рыбину из пруда.

«У меня получилось! Получилось!» - кипел тогда мой разум вдохновлённый. Причём, ещё трёх карпов на придуманный мною сырок поймал отец. Я просто стоял рядом с ним и усилием воли, помноженной на неуёмную фантазию, помогал папке «закидывать» снасть с плавленым сырком в далёкое место к голодным рыбам.

«Карпы… Карпы… Поликарпы!» - пришёл я в себя уже стоя у своего координатно-расточного станка. Оказывается, мы с сюрвейером Поликарпом давным-давно прошли проходную завода и ввалились в инструментальный цех. А я всё это время без умолку болтал и безвольно выдавал тайны «золотого ключика» о природе своего таланта по использованию гуттаперчевого пространства.

— Интересно-интересно. Значит, вы способны силой воли… В избирательном направлении искривлять пространство… Даже не так. Вы научились не просто творить нечто локальное, похожее на «ВАРП», а… А что-то доселе неизвестное, — задумался вслух мой собеседник. — Вы как бы проделывали окошко… Нужно подробное описание этих ваших рыбацких чудачеств. Но вернёмся к вопросу о координатах. Когда вы впервые в жизни использовали широту и долготу? Или, скажем, ординату и абсциссу? Что или кто сподвигнул вас на изучение данной темы?

— После пионерлагеря в Анапе. Там я крабиков ловил. Ну, как ловил. Пытался вместе со всеми мальчишками в отряде, но ничего не получалось. А в напарниках был один паренёк с Камчатки – Серёга Кирсанов. Все уши прожужжал, рассказывая про камчатских крабов. Мол, черноморские – мелочь, не стоящая ни гроша. А у них там и «синие», и серо-буро-малиновые, которые «камчатские», и «волосатики», и «колючки», и «равношипые», и глубоководные «стригуны».

Так вот. Однажды ночью мы всей нашей пионер-бандой сбежали на море. Вооружились фонариками, взяли ведёрко с пожарного щита, и умчались за забор. Пробрались сквозь лесополосу из зарослей лоха серебристого, потом был марш-бросок через дюны, и мы на берегу. Долго не решались включать фонари, потому что опасались погони. Но потом расслабились и полезли в воду.

Кто-то стоял по пояс в тёплой воде и светил фонарями, а кто-то с маской нырял и пытался увидеть крабов.

По слухам, эти крабы, которые крупные, на ночь выбирались на мелководье, чтобы поохотиться на всякую требуху. Но ни у кого из нас так и не получилось поймать более-менее достойного краба.

Добыли с десяток плавунцов. Их там и днём полным-полно. Полдюжины мраморных «цыган», пару «фиолетовых», одного «аркового» и одного «волосатого», размером с напёрсток.

Потом выбрались и пошли к тайному месту, где заранее приготовили дрова для костра. Почти всех крабов закинули в пожарное ведро, в которое набрали чистой морской воды, собираясь сварить их и съесть.

Кирсан всё это время мохнатил наши уши и полировал затылки на счёт своего пойманного «волосатика», который размером с таракана. Мол, в Тихом океане такой волосатик вырастает размером чуть ли не четверть метра. И является супер-пупер деликатесом. Особенно его печень, которая у того в карапаксе. А карапакс – это его панцирь, похожий на щит с хитиновыми шерстинками-волосами.

Когда мне надоело ждать закипания нашей ночной «ухи» и слушать басни о тихоокеанских крабах, размером с пожарную каланчу, я разнервничался и сгоряча пообещал этому пустобрёху из Петропавловска-Камчатского, что пойду и без всяких фонариков наловлю столько крупных крабов-волосатиков, сколько смогу удержать в руках и засунуть в пазуху рубашки.

В общем, под общий хохот друзей я удалился в кромешную тьму. Опомнился только когда оказался по пояс в воде, похожей на чернила, и которую сначала не почувствовал. Ведь за день она нагрелась…

Пару раз нырял и наугад шарил руками по песчаному дну. Разумеется, никого не нащупал. Потом задумался и вспомнил о своём способе «дотягиваться» далеко-далеко. До соседнего пруда…

У меня и после станичной запретки в других местах тоже получалось закидывать удочку не пойми куда, и вылавливать огромных сазанов и карпов.

Потом представил, что в шаге от меня ни с того ни с сего появилась форточка в Тихий океан. Прямо на берег, кишащий всякими крабами и какими-то съедобными улитками «трубачами». И форточка на самом деле возникла!

Я конечно ошалел от такого сюрприза. Мало того, что в шаге от меня возникла прозрачнейшая морская вода с десятком крабов «волосатиков», гуляющих по камням и водорослям. Мало того, что в этом пространственном окне светило полуденное солнце! Так ещё и температура морской воды была нестерпимо холодной!

Представляете? Всего в одном шаге – день, а не ночь! В воде холодно, как в декабре. Зато огромные крабы «волосатики» чуть ли не друг по дружке ползают…

Короче, схватил я только пару штук, причём не самых крупных, и мигом попятился в спасительную тьму, которая ждала за спиной. А через пару секунд сломя голову, не разбирая дороги побежал на берег, потому что показалось, что морская вода вот-вот закипит. Обожгло меня родное Чёрное море…

Про удивление пацанов рассказывать не буду. Сварили мы тех волосатиков на костре и съели их лапки, клешни и ту коричневую… В общем, их печень. Потом я на спор…

Через пару дней я поспорил, что в одного схожу на пляж и пожарным багром вытащу на берег камчатского краба, размером с огромную алюминиевую кастрюлю, в которой нам компот в столовке варят. И всё у меня получилось!

Не дожидаясь «отбоя» сбежал из пионерлагеря, и через двадцать минут притащил пацанам монстра с полуметровым карапаксом и клешнями под метр с лишним. Они ещё орали на меня за то, что не взял их с собой. И сокрушались, что карапакс у краба был дырявый, хотя он и с дырявым шевелился, пугая их до дрожи в коленцах.

А как бы я умудрился, не заходя в ледяную воду, забагрить такого монстра и вытащить его из Тихого океана на черноморский берег?

Пришлось нам тогда снова бежать на ночной берег и разводить костёр, чтобы в три приёма сварить пожарном ведре крабовые лапы. Вкус был сумасшедшим… Одним словом, деликатес.

Вот после тех приключений я и взялся за изучение географии с её широтами и долготами. Кирсан всё объяснял, что на Камчатке время на восемь часов больше, чем в Краснодаре и Анапе. Что до его дома что-то около восьми тысяч километров. Что вода в океане даже летом холодная и в нём никто не купается… Зато полным-полно рыбы и крабов.

Много чего непонятного рассказывал, а я мотал на ус и… И потом втихаря «заглядывал» в разные места Советского Союза. Так я и стал…

— Координатчиком. Теперь у тебя будет такой псевдоним. Токарь-координатчик. Или расточник-форточник. Ха-ха-ха!— рассмеялся тогда сюр-собеседник, после чего стал моим наставником и научил секретным премудростям, помогавшим оставаться «невидимкой».

А ещё совершать управляемые и контролируемые прыжки во времени и пространстве. Но об этом расскажу в другой раз.

Загрузка...