Копейка штука

— Барвар Кузьмич, милости прошу, тут у меня огурчики свежепросольные. Сам растил, сам солил. Хрен за огородом копал, за смородинным листом в рощу бегал, он там ароматней, чем в саду. Соль водочной стопкой отмерял. Полная кадушка огурцов, копейка штука.

Барвар Кузьмич запустил лапу в кадушку, вытащил огурчик, зашвырнул в пасть.

— Не просолились ишшо! — добыл второй огурец и ушёл, не заплатив.

А чего платить, не покупал же, на пробу взял. Ещё бы он пару арбузов на пробу бесплатно взял, огурец это не сморода — ягодку взял — и не заметно. Опять же, в кадушку немытой рукой лазать не полагается, для того ковшик есть.

Утречком я отправился к берегу моря, закинул невод, как старики учили, и вытащил хищную рыбу мурену. Вообще, мне хватило бы и речной щуки, но щука рыба пресноводная, в рассоле ей будет нехорошо. А ковшик я припрятал, незачем ему на виду лежать.

В скором времени появился Барвар Кузьмич.

— Милости прошу! Огурчики просолились в самую пору. Цена — копейка за штуку. С вас, по знакомству — пятачок.

Барвар Кузьмич схавал на пробу один огурец, полез за вторым, и в этот момент мурена вспомнила, что недаром считается самой кусачей среди хищных рыб, и вцепилась в руку Барвару Кузьмичу, намереваясь отъесть её напрочь.

Кровь хлестала потоком. Барвар Кузьмич вопил и хлестал муреной о край кадушки, но даже сейчас не разжимал пальцев, которыми держал второй огурец. Мурена молчала, но зубов тоже разжимать не хотела. Всё вместе представляло прекрасно спаянную композицию.

В конце концов, каждый получил своё. Мурена, вырвав довольный шмат мяса, отцепилась от руки и булькнула в кадушку с рассолом. Барвар Кузьмич запихал в пасть второй огурец ипрочавкал:
— Дрянь у тебя огурцы! Тмина мало…

— Огурцы хорошие, — возразил я, — и недорогие. Копейка за штуку. С вас, уважаемый, по знакомству и, учитывая ранее съеденное, пятиалтынный с огурца.

Барвар Кузьмич не ответил и ушёл, орошая землю рассолом и собственной кровью.

Мурену я вытащил из кадушки и отпустил в синее море. Она меня ни о чём не просила, но хорошо исполнила свой долг. Оставалось надеяться, что жадный до огурцов сосед больше не придёт.

Барвар Кузьмич явился рано утром. Больная рука была на совесть замотана чистым полотенцем. Можно было не гадать, почему полотенце в деревнях называют рушником.

— Огурчики хрусткие, — похвалил я свой товар, — с укропом, с чёрным тмином. Копейка штука. С вас, любезный, за штуку двугривенный.. Советую расплатиться сейчас, завтра будет дороже.

Не полезет же он больной рукой в рассол. Опять же, откуда ему знать, может мурена всё ещё плавает в кадушке.

— Огурчик на пробу, — объявил Барвар Кузьмич, — стоит ли покупать… — Из-за пазухи он вытащил старинный безмен: железную палку с петлёй посредине. На одном конце — чашка для товара, на другом — подвижная гирька, обозначающая вес. Держа за петлю, опустил механизм в кадку и принялся шуровать, стараясь зацепить чашкой огурец. Было ясно, что железо рыбьих зубов не боится. Ничего не боялся и добытчик.

Хотел бы я знать, сколько огурцов осталось в кадушке не съеденными? Если ни одного, я надену кадку на башку Барвару Кузьмичу, и пусть весь хрен достанется ему.

Что-то в кадушке было. Во всяком случае, безмен застрял и не проявлял желания появляться на свет. Разинув от натуги рот, Барвар Кузьмич тянул за проволочную петлю. Наконец, усилия его увенчались успехом. Безмен одним боком выскочил из рассола. Огурец, лежавший на чашке, сорвался, сходу влетел в распахнутый рот и был проглочен целиком, не разжёвывая. Безмен развернулся и влепил гирькой в покатый лоб Барвара Кузьмича.

Звук был такой, словно ударил бандитский кистень. Собственно говоря, гирька на цепочке, которой бьёт разбойник, мало отличается от гирьки с безмена. Бесцветные глазки Барвара Кузьмича описали круг и собрались в кучку. Ничего не соображая, сосед полез больной рукой за новым огурцом.

— Я так полагаю, — сказал я, — что цена у нас ровно полтинник за каждый съеденный в предыдущие дни и сегодня огурцы. Советую заплатить сейчас, а то в следующий раз цена до целкового доберётся.