Я снова проснулась в теле Надин— всё на месте, но не моё. Мышцы слушаются, но слишком живые, слишком мягкие. Тепло кожи, ритм сердца — нелепые напоминания, что это не я. Но сейчас мне это нужно. Для неё — я Надин. Для всех — тоже.
Воздух в покоях Аллат напоян чем-то сладким, цветочным, искусственным.
Аллат спит закинув ногу на меня, ресницы чуть подрагивают, но я чувствую — она уже насторожилась.
— Рано для тревоги, — говорит она тихо. Голос всё тот же: вязкий, низкий, уверенный. — Или ты, капитан, не спишь, когда рядом кто-то опасней вакуума?
Я улыбаюсь. Издевательски машу рукой.
— Привет, Латти.
Пауза.
Как я люблю эту паузу. В ней всегда рождается страх.
— Кора… — выдыхает она.
— Почти, — отвечаю.
Я встаю, обнаженная, смотрю на неё — она всё такая же. Хищница, сталь в шёлке, любящая власть так, как ничто другое.
Было время, когда мы убивали вместе. Было — когда пытались убить друг друга. Всё это в прошлом, но прошлое я не выбрасываю.
— У тебя кое-что есть, — говорю я спокойно. —Мне нужно.
Она усмехается.
— Ты даже не притворяешься.
— Я вообще редко притворяюсь. Это твоя специализация.
Аллат тянется за диадемой нейрогарнитуры, валяющейся на подушке. Медленно, будто лениво, небрежно, но я вижу, как дрожат её пальцы.
Я улыбаюсь и грожу ей пальчиком. Аллат понимает — я убью её одним движением, прежде, чем она успеет…
— И что ты предлагаешь, старая подруга?
— Обмен. Для всех я — Надин. Её тело, её профиль, её тессера… Я отдаю тебе альтианку…— Я наклоняюсь ближе, чтобы она почувствовала дыхание Надин на своей коже. — Я не шучу, Латти. Я вытащила «Орсо» прямо к твоей ловушке. Только благодаря мне твоя игра вообще состоялась. Не будь меня …
— Зачем это тебе?
— Потому, что я устала быть голосом. Я хочу тело. Настоящее. Вы же теперь даже эмпатический слой научились передавать, да? Проект «Голос», если не ошибаюсь.
Она молчит, и я вижу — считает. В голове у неё всегда цифры, риски, проценты. Аллат не верит в чувства, только в расчёт.
— А если я скажу «нет»?
— Тогда я убью тебя, — буднично, даже весело, говорю я.
На миг между нами тишина. Только шум вентиляции и биение сердца чужого тела.
Аллат садится в постели, чуть откидывается назад, берёт бокал, делает глоток.
— Мы же обе знаем, — внешне она спокойна, но это лишь игра. — Ты никогда не умеешь останавливаться.
Я улыбаюсь, не пряча зубы.
— Мы обе этого не умеем, Латти. Просто сейчас мой ход.
Она молчит. Затем, вкрадчиво, словно раздумывая:
— Ты хочешь копирование души. Настоящее, не цифровое.
Я киваю.
— Тело. Свободу. Новое начало. Называй, как хочешь. Это всё, что мне нужно.
— И ты думаешь, я поверю, что после этого ты просто уйдёшь? — Аллат, поднимается с постели, обнаженная, как и я. Сказочно прекрасная.
В ней уже нет страха, только ледяное внимание.
Моя улыбка становится почти ласковой.
— Мы обе знаем, что между нами никогда не бывает «после»…
***
Когда Кора исчезла, мне показалось, что воздух стал плотным, звенящим, как струна.
Я стояла, слушая, и не слыша ничего, кроме тихого гудения фильтров.
Тело Надин обмякло, упало на постель, голова запроктнулась, зрачки закатилось дыхание стало прерывистым.
Я не прикасалась.Слишком хорошо знала Кору.
Рука сама потянулась к бокалу. Вино дрожало в стекле — пальцы всё ещё плохо слушались…
Старое, забытое. Страх.
— Сайф, — сказала я наконец. Голос безупречен, ни одной фальшивой ноты.
Из динамика отозвался хрипловатый бас.
— Слушаю, госпожа.
— Кора здесь.
Короткая пауза.
— Вы уверены, госпожа?
— Если бы я не была уверена, коммандер, я бы не звонила тебе в три часа цикла. Пришли мне группу нейротехников. Только тех, кто не продался никому, кроме меня.
— Принято. Десять минут.
Я выдохнула, позволив себе только это — один выдох.
Потом шагнула к протаявшему в стене зеркалу.
На меня смотрела та же Аллат — собранная, сильная, холодная.
Только в глазах мелькала тень — воспоминание о юной девушке, которая когда-то держала пистолет в одной руке, а Кору за горло — другой. И не смогла закончить…
Я провела пальцем по ободку бокала и усмехнулась.
— Добро пожаловать домой, тварь, — тихо сказала я вслух. — Но на этот раз правила устанавливаю я.