Это место вселяло неподдельный ужас. Столь мрачное и темное, оно пробирало мое тело до мурашек, а мысли в нем спутывались в один большой клубок. Мерные шаги по дощатому полу — единственное, что окружало меня, не считая серых и бесконечно длинных стен. И часто я не могла понять, настолько мое тело низко, или настолько высок потолок, что мои руки не могли достать до него, он был спрятан от моих глаз во тьме. Даже в тех местах, где тускло горели светильники возле сотен дверей, невозможно было разглядеть потолок. Думаю, он и правда был очень высок. И почему я не заглядывала ни в одну из этих комнат? Странно. Сколько бы ни шла, а даже желания открыть хоть какую-нибудь дверь не возникало. Ноги просто вели мое бренное тело по длинному и темному коридору. Без цели, без повода и без смысла. Почему же они не останавливались? И зачем я с таким спокойствием проходила все это? Словно все это было большим сном. Ведь само место мне знакомо. Ах, я тут одна, и всегда разговаривала с собой. Хорошо, что мой голос был отчетливо мне слышен. Помимо всего этого я любила вслушиваться в диалоги дверей. Они шептались такими холодными речами. Это место становилось все более невыносимо. А я продолжала идти. Глаза по прежнему смотрели в пустоту. На момент казалось, мое тело воспарило над полом, и поплыло. Медленно, плавно и спокойно, словно на волнах его несло к неизвестному берегу. В ушах звенело, но не долго. Это продолжалось буквально минуту, после чего наступала гробовая тишина. Ее ничего не нарушало. Ни мой внутренний голос, ни холодный шепот дверей, ни мерные шаги по дощатому полу. Все было спокойно. Это мечта каждого. Многие бы отдали за такое благословение свою жизнь. Минута в этом месте стоила больше, чем тонны ценных камней мира. И все же это продолжалось не долго, мимолетно пролетела тишина. После которой двери снова начали шептать друг другу. Гадко и не разборчиво. Хотело ударить их, разбить в кровь кулак, прорвав сухожилия. Залить кровью это чертово место, разорвать кожу на лице, дабы оголить зубы, выразить глаза и нос, показать этому месту то, какая я внутри. Вывалить на пол кишки, ко всему этому добавить своего дерьма. Вызвать рвоту, чтобы та смешалась в этой едкой куче органов, кожи, фекалий и крови. Этому месту хотелось показать то, что внутри. Вплоть до самых костей. И все же. Зачем я продолжала идти? Каждый раз задавалась я этим вопросом, не находя ответа. Более того, не находя в ответе смысла. Я просто шла, разваливаясь на куски. Вот отвалился мизинец на левой руке и покатился по полу, словно начал новую жизнь, в которой он сам себе хозяин, не зависимый и гордый. А вот и кисть погналась вдогонку. А после целая рука по плечо с грохотом упала на пол, и подобна змее, поползла за кистью, которая уже догнала мизинец и приставила обратно к себе. Ах, я уже скучала. Без левой руки жизнь не имела смысл. А имела ли она его с ней? Не так важно, сейчас ее нет. И можно насладиться этим. Так почему я продолжала идти? Почему я не могла сказать ни слова этим дверям по правую и левую стороны от меня? Они так много говорили! «Что вам от меня нужно?» только и крутилось в голове, по случаю сравнимо с шестеренкой, что вращает своих медных братьев. А ведь даже маленькая шестерня может заставить большую вращаться. Так почему весь этот тихий шум так сильно угнетал меня? Было бы отлично узнать в нем себя. Что я и пыталась сделать, разгребая огромную кучу мыслей. На деле она была не больше, чем рюмка, наполненная апельсиновым соком. И действительно. Мне очень нравились апельсины. Иногда мое утро начиналось со стакана свежевыжатого сока и парочки хрустящих тостов с кусочком сливочного масла. Тогда солнце било лучами в мое окно, и я окончательно просыпалась. Но что я делала тут? Ответ был очень прост. Хотя вопрос столь сильно тяготил. Я сравнивала его с сумкой, набитой кирпичами. С одной стороны идти становится тяжелее, а с другой ты становишься крепче. Вот и я становилась крепче под тяжестью вопроса. Но в сравнении с его тяжестью, ответ был легче разноцветного перышка. «Шла» — тот самый ответ. Он был смешон и глуп. Хотелось кричать от смеха, пока не лопнет живот или не треснет горло. Но я молчала. Продолжала идти, перебирая пальцами правой руки холодный воздух. Внезапно так сильно ударила мысль захлопать в ладоши, что рефлекторно правая рука начала ударять воздух, но, не найдя свою подругу, быстро оторвалась от тела, и с такой же быстротой уползла во тьму. Что ж, имело ли это смысл? И снова было не важно. Ноги медленно волочили мое тело дальше. Теперь с каждым пройденным шагом оно становилось уже, а голова склонялась все ниже к груди. Вот я уже видела свои ребра, они выпирали из-под футболки. И сразу в голову закралась мысль о кровавом орле. Интересно, ждет ли мое тело та же участь? Теперь же голова настолько сильно склонилась, что попросту отделилась от тела. Покатилась вперед, а после вправо, прижавшись к стене рядом с дверью. Ноги продолжали вести вперед уже не тело, а кости, с которых медленно сползала футболка вместе с кожей. Взглядом я проводила то, что некогда было мной в пустоту, и закрыла глаза. Вновь настала тишина. Двери замолкли, шаги затихли, внутренний голос умер. Осталась только я, тусклый свет светильников и холодный воздух. Интересно, сколько стоит эта тишина? И смогла бы я продать ее на рынке? Но это было уже не важно, не имело никакого смысла.