Коробушка

На обложке фото Евсина Ивана Александровича, источник: https://www.moypolk.ru/soldier/evsin-ivan-aleksandrovich

Коробушка

Вот уже целых пятнадцать минут Дениска мучил старенький баян. Баян был терпелив – скрипел, охал, но устало выводил: «Ой, полна, полна моя коробушка…»

– Ба, ну можно я гулять пойду? – проблеял внучок, жалобным голосом подражая своему инструменту.

– Нет, мама сказала – хотя бы по полчаса в день, – бабушка Вера красноречиво указала ложкой на электронное табло микроволновки.

Дениска тяжело вздохнул, правый глаз так и шнырял во двор, где приятели, уже усевшись галками на заборе, тыкали экраны смартфончиков и над чем-то дружно хохотали. Пальцы забегали по кнопкам: «Ой, полным, полна-а-а… скрип… хрип… моя короб-б-б-шка».

– Ба!

– Играй.

В коридоре послышались тяжелые шаркающие шаги.

– Мама, ну зачем ты сама поднялась? – всполошилась бабушка Вера, откидывая ложку, чтобы скорее подхватить под локоть и довести до стула прабабушку Зину. – У тебя же голова с утра кружилась, позвонила бы в колокольчик, я бы прибежала.

– Стану я как барыня в колокольчики звонить, – отшутилась баба Зина, осторожно присаживаясь на стул. – Вот пришла внучка послушать, как играет, – она сложила высохшие тонкие руки на коленях.

– Все жилы вытянул мне и баяну, вот как играет, – кинула суровый взгляд на внука баба Вера.

– Да будет тебе, Верочка. Хорошо играет. «Коробушка»? – ласково улыбнулась баба Зина правнуку.

– Угу, – шмыгнул носом Денис.

– А ведь мне «Коробушка» жизнь спасла.

– Да ну? – правнук сразу же отставил баян, изображая сильную заинтересованность. – А как песня может спасти, в атаку тебя вдохновила, да?

– Ну что ты, – засмеялась баба Зина, отчего ее морщинистое лицо прояснилось и стало моложе. – Я на войне не была. Мы тогда на торфу работали.

– А что такое «торфу»? – уже искренне заинтересовавшись, раскрыл рот мальчишка.

– Торф – это топливо такое, – поспешила объяснить баба Вера, – его из земли добывали и топились им.

– Да, время до войны в колхозах тяжелое было, голодное, – согласно закивала бабушка Зина, – многие из молодежи на торф вербовались. Ну и я, шестнадцати годков, со старшими подружками увязалась. У мамаши с папашей, кроме меня, еще восемь ребятишек мал-мала меньше; поворчали родители мои, но отпустили.

Отправили нас под Ленинград, а тут война, немец попер. Но мы до последнего работали, уж когда Ленинград в кольцо взяли, нас вывозить кинулись. А дорога только через Ладогу, море такое.

– Баб Зин, Ладога – это озеро, – авторитетно влез Денис.

– Ну, может и озеро, – добродушно согласилась прабабка, – а только для нас как море, такое бескрайнее было. Вода холодная, сентябрь на севере уже студеный. Так вот, добрались до маяка, пристань там была. Ждем погрузки. Стоит баржа и пароход, значит, тянуть ее. Баржи, они сами не ходят, их тащить надо. А народу собралось, всем не влезть. Морячков погрузили, ремесленных, офицеры семьи вывозили, их тоже на борт взяли, а на нас места уже не хватило, поздно добрались. Говорят – завтра по утру отправим. А на берегу народ волнуется, в любой момент самолеты могут немецкие налететь. А с нами такая Нинка пробивная была. Она нас с Анютой за руку и кричит как будто кому-то на барже:

– Дядь Паш, мы тут, дядь Паш, шумни, чтоб нас пропустили, – и прошли по сходням, никто нас и не остановил. Всем не до нас было.

– Это вы «морду кирпичом» сделали, – опять вставил Денис, – Витек так Сергеев в маршрутке бесплатно ездит.

– Ну, может, – прабабка никогда не спорила с правнуком, – вот мы, значит, забрались, а баржа все не отчаливает и не отчаливает. Ждут там чего-то. Вроде как шторм обещали, а небо ясное, ну и заспорило начальство – отплывать или нет. Уж мы все измаялись. И тут на берегу вот эта самая «Коробушка» полилась, да так складно. А я музыку страсть как с детства любила. Был у нас в деревне гармонист, дед Митрошка, ох, хорошо «Барыню» играл, ноги сами в пляс бежали. Ну, я на берег и запросилась, поближе послушать, все равно стоим. Подошла к матросику и говорю: «Дяденька, а если я вниз спущусь, вы меня обратно впустите?» А он смеется: «Что, уже укачало? Ну беги, пущу». Я девчонкам махнула и на берег.

Музыка льется, а кто играет не видно, толпа кругом собралась. Но я худенькая, шустрая была, пролезла все ж. А гармонист-то вовсе и не дед старый, а солдатик совсем молоденький, а глазищи голубые, что небушко над Ладогой. Увидел меня, курносую, подмигнул и еще быстрей пальцами перебирать стал. И казалось мне, что это он только для меня играет…

Баба Зина замолчала, погруженная в свои мысли.

– Ба, а дальше-то что? – напомнил Дениска.

– Что-что, уплыла моя баржа и чемоданчик мой как у городской, еще до войны купленный, и подарки братишкам и сестренкам, и вещи, и документы. Ох, как же я тогда рыдала, как рыдала, Бога гневила. Отплыли мы только на следующий день. Плывем, а на воде обломки досок, канистры… детские панамочки плавают. Ночью шторм на «озере» этом разыгрался, волны до неба заходили, трос от парохода оборвался, в барже обшивка треснула, почти все души невинные на дно ушли, кто и плавать умел потонули, вода больно холодная была. Они на помощь звали, сигналы подавали, а прилетели немцы, еще и обстреливать страдальцев стали. Тысячу «людиночек» разом. И подружки мои там остались. Так вот.

Установилась тишина. Обе бабули перекрестились.

– Баб Зин, а гармонист тот, ну что на берегу играл?

– А как гармонист тот играл, краше я больше и не слышала, – улыбнулась прабабушка.

– Да, он умел играть, не то, что некоторые, – шутливо махнула в сторону внука полотенцем баба Вера.

Дочь помогла матери подняться, обе они застыли, глядя на фотографию на стене. На ней еще крепкий старик с озорной улыбкой растягивал меха совсем еще «молодого» баяна.

– Да, а та гармонь не сохранилась, – вздохнула баба Зина, – как раненого из-под Ельни вывозили, затерялась где-то. Ему мой папаша на нашу свадьбу баян подарил, не этот, конечно, другой, попроще.

– Уж как папа играл, теперь никто так не играет, – погладила Вера мать по плечу, – душой выводил. Светлая ему память.

Р.S. 17 сентября 1941 г. во время шторма в водах Ладожского озера затонула баржа за номером 752. Спаслось 240 человек, погибло около тысячи. В историю событие вошло как гибель Ладожского «Титаника». Юным торфяницам, в том числе и бабушке моего мужа, места на барже не хватило, это спасло им жизнь. По воспоминаниям очевидцев на берегу, чтобы побороть панические настроения, звучала «Коробушка».