Королевский Финансист

Королевский Финансист

Том 1: АКТИВЫ И ПАССИВЫ

Глава 1. Поглощение

Артур Локвуд смотрел на хаос с спокойствием обреченного. Его пентхаус на верхотуре башни из стекла и стали, некогда символ абсолютной победы, теперь напоминал торговый зал биржи в день обвала. Повсюду валялись папки с помеченными грифом «УНИЧТОЖИТЬ» документами, пустые хрустальные бокалы, в которых еще догорали следы дорогого виски, и мертвые экраны восьми мониторов. Воздух был густ от запаха страха, который источали его немногочисленные, еще не сбежавшие помощники. Самого страха Артур не чувствовал. Лишь легкую досаду, словно он поставил на безоговорочного фаворита, а тот неожиданно слил бой в первом раунде.

Его телефон, титановый кирпичик, связывавший его с миром, вибрировавший последний раз. Сообщение от ненадежного партнера, того, что из прокуратуры: «Артур, беги. Ордер уже печатают».

Он усмехнулся. Бежать? Куда? От себя не убежишь. Вся его жизнь была грандиозной, великолепной пирамидой, построенной на песке доверия и страха. Пирамидой, которую он сам же и обрушил, просто потому что ему стало скучно. Скучно выигрывать по чужим правилам. Он провел пальцами по столешнице из черного дерева, ощущая холодную полировку. Пять миллиардов. Пять миллиардов доверчивых чужих денежек, испаренных в результате сложной цепи офшоров, деривативов и простого, чистого мошенничества. Это была не кража. Это было искусство.

В кармане его идеально сидящего пиджака лежала серебряная флешка. На ней — цифровой ключ к одному из тех самых офшоров, на который он слил скромные двадцать миллионов. «Черный день», как он это называл. Страховка от полного банкротства. Он мысленно представил, как агенты ФБР будут ломать голову над схемой его последней сделки, и его щеки дрогнули в подобии улыбки.

Именно в этот момент мир за окном, сияющий огнями мегаполиса, дрогнул. Не метафорически, а физически. Воздух в комнате загудел, заставив дребезжать хрустальную люстру. Артур почувствовал, как его собственное сердце, обычно работавшее с размеренным ритмом метронома, вдруг сорвалось в бешеную тахикардию. Глаза застилала пелена — не черная, а состоящая из миллиардов мерцающих цифр, бегущих строк котировок и формул. Это было похоже на системный сбой в самой реальности.

«Инсульт? — промелькнула последняя ясная мысль. — Банально».

Он не потерял сознание. Он его… перезагрузил.

Сознание вернулось к нему волной боли, тошноты и вони. Вонь была сложной, многослойной: влажная плесень, немытое тело, древесный дым и что-то кислое, напоминающее о забродившем супе. Артур попытался сесть, но его тело не слушалось. Оно было чужим — слабым, костлявым и ледяным.

Он лежал на чем-то жестком, прикрытый грубым, колючим одеялом. Сквозь полуприкрытые веки он увидел низкий потолок, сложенный из темных балок, между которыми клубилась паутина. Воздух был холодным и сырым. Он медленно, с невероятным усилием повернул голову.

Комната. Каменные стены, закопченные огнем факела, который чадил в железном держателе. Мебель — грубый стол, пара табуретов, сундук. Все было старым, бедным и покрытым толстым слоем пыли и запустения. Это был не госпиталь. Это была даже не тюрьма. Это было нечто из средневекового исторического фильма, снятого на скромный бюджет.

«Похищение? — анализировал он, мозг автоматически запуская режим оценки рисков. — Нет. Слишком… аутентично».

В горле першило. Он попытался издать звук, и получился лишь хриплый стон.

Тень отделилась от стены в углу. К его ложу подошел человек. Пожилой, с изможденным лицом и в простой, поношенной одежде. Его глаза были полны смеси жалости и страха.

— Лорд Каэлан? Вы… вы пришли в себя? — голос у старика был скрипучим, но тихим, почти подобострастным.

Артур… нет, не Артур. Мозг получил первый пакет данных. Каэлан. Его зовут Каэлан. Лорд Каэлан из рода… рода… информация не поступала. Просто «лорд».

— Вода, — сумел выдавить он.

Старик засуетился, принес деревянную кружку с мутной жидкостью. Артур-Каэлан отпил. Вода была прохладной и имела легкий землистый привкус. Ничего. Пить можно. Актив.

— Где я? — спросил он, и его собственный голос удивил его — молодой, но слабый, лишенный каких-либо низких обертонов власти.

— В ваших покоях, милорд. В родовом поместье, — старик смотрел на него с тревогой. — Вы уже третий день без памяти… После… после приступа.

«Приступ». Ключевое слово. Значит, у этого тела, у этого «лорда Каэлана», есть история. Медицинская история. Пассив.

Артур сделал еще глоток, отдавая команду телу расслабиться, принять горизонтальное положение. Его взгляд скользнул по старику.
— Твое имя?

— Годфри, милорд. Я ваш… управитель, — старик поперхнулся на этом слове. Управитель чего? Этой рухляди?

«Управитель. Значит, менеджер среднего звена», — мысленно констатировал Артур. Он оценил одежду Годфри — бедная, потрепанная. Лицо — усталое, но не злое. В глазах читалась какая-то преданность. «Вероятно, не вор. Или очень хороший актер. Требует проверки. Потенциальный актив, но с высоким риском эмоциональности».

— Доктор? — спросил Артур, тестируя почву.

— Алхимик из деревни приходил, — Годфри потупил взгляд. — Сказал, что ваша… хворь неизлечима. Что дух вашего рода проклят и угасает. Он взял последние серебряные за свое зелье.

«Алхимик. Проклятие. Отлично. Медицина на уровне суеверий, а моё новое тело списано со счетов как безнадежный актив». Внутри Артура что-то екнуло, но не от страха, а от азарта. Это была худшая стартовая позиция, которую он только мог представить. Полный ноль. Минус, даже. Чистый убыток.

Но именно это и делало игру по-настоящему интересной.

Он закрыл глаза, делая вид, что слаб. Ему нужно было остаться наедине с собой. Проанализировать баланс.

— Спасибо, Годфри. Я отдохну.

Когда шаги управителя затихли за дверью, Артур снова открыл глаза. Он медленно поднял свою новую руку — бледную, с длинными пальцами и проступающими синими жилами. Он сжал ее в кулак. Слабо. Очень слабо.

«Итак, констатация фактов, — мысленно начал он свой первый отчет самому себе. — Произошло враждебное поглощение. Мое сознание, мой интеллект, поглотило актив под названием «Тело Лорда Каэлана». Актив находится в состоянии, близком к банкротству. Физическое состояние: отрицательная доходность. Материальные активы: поместье (предположительно, требует капитального ремонта), предметы обстановки (низколиквидные). Нематериальные активы: титул (потенциально полезен, но в текущих условиях, вероятно, обесценен), верный управляющий (малочисленный, но стабильный денежный поток в виде лояльности). Кредиторы: неизвестны. Конкуренция: неизвестны. Рыночная среда: неизвестна».

Уголки его губ дрогнули. Не улыбка. Скорее, оскал волка, учуявшего самую отчаянную, самую безумную в своей жизни охоту.

«Пассивы зашкаливают. Активы стремится к нулю. Рыночная доля — нулевая. Идеальные условия для стартапа».

Он повернул голову и увидел в слабом свете факела свое отражение в потускневшей поверхности металлического таза в углу комнаты. Юношеское, бледное, почти красивое лицо с большими, слишком яркими глазами, в которых теперь горел совсем не безумный, а холодный, расчетливый огонь гения финансовых бездн.

«Ну что ж, лорд Каэлан, — обратился он к своему отражению. — Поздравляю нас с ребрендингом. С сегодняшнего дня ваш убыточный семейный бизнес переходит под мое управление. И я превращу это проклятое захолустье в монополию».

Щепотка юмора, как и просили, заключалась в том, что величайший финансовый вор XXI века теперь должен был начать с того, чтобы разобраться, как не умереть с голоду в мире, где, судя по всему, не было даже понятия «процент по кредиту».

Следующие несколько дней Артур-Каэлан посвятил тотальному аудиту. Он не вставал с постели, притворяясь слабее, чем был на самом деле, и превратил свою болезненную немощь в стратегический актив. Это давало ему легитимную возможность задавать вопросы, быть бестактным и наблюдать, оставаясь в тени.

Годфри был его главным, хотя и невольным, информантом. Старик, казалось, испытывал странную смесь долга и жалости к своему молодому господину, чей род заканчивался так бесславно. Артур выжимал из него информацию медленно, капля за каплей, как выжимают сок из сухого фрукта.

— Годфри, мой друг, — начал он однажды утром, голос все так же слабый, но с новой, едва уловимой ноткой доверительности, которую он включал как инструмент. — Моя память… она возвращается обрывками. Этот приступ… Я помню лишь, что перед этим был в столице. На аудиенции у герцога?

Он блефовал, но блефовал обоснованно. Мелкий аристократ в упадке? Его единственный шанс — искать милости у сюзерена.

Годфри помрачнел, поправляя грубое шерстяное одеяло на Артуре.
— Не у герцога, милорд. Вы… вы были у ростовщика Малькома. Снова просили отсрочки по долгу вашего покойного отца.

Артур почувствовал, как в его сознании щелкает первый серьезный пассив. Долг. Прекрасно. Это была знакомая территория.

— И каков размер этого… обязательства? — произнес он осторожно.

— Три тысячи крон, милорд, — прошептал Годфри, словно боясь, что сами стены донесут эту цифру. — Плюс проценты. За последний год они… они выросли.

«Проценты. Значит, понятие есть. Интересно, сложные они или простые? Скорее всего, последние, но даже это в условиях примитивной экономики — кабала».

— А наши активы? — Артур жестом окинул комнату. — Что можно реализовать? Земля? Лес? Рудники?

Годфри горько усмехнулся, и этот звук был красноречивее любых слов.
— Земля, милорд, — это три сотни акров каменистых склонов, на которых растет лишь чертополох да колючка. Лес был вырублен вашим дедом на постройку боевых галер для короля, который потом проиграл войну и не заплатил. Рудников у нас нет. Есть лишь титул да это поместье. И оно… оно уже тоже в залоге у Малькома.

Артур закрыл глаза, делая вид, что устал, но на самом деле чтобы скрыть вспыхнувший в них азарт. Идеальный шторм. Абсолютный ноль. Его новый «бизнес» был не просто убыточным; он был погребен под долгами, не имел доходных активов и существовал в правовой среде, где единственным арбитром была грубая сила или расположение вышестоящего сюзерена. Это был вызов, достойный его гения.

Он приказал Годфри принести все имеющиеся документы: грамоты на землю, долговые расписки, инвентарные списки. Старик нехотя подчинился, принеся несколько потрепанных свитков и потрескавшуюся кожаную папку. Чтение заняло у Артура весь день. Письменность была странной, но, к его удивлению, он читал ее легко — еще один подарок от прежнего Каэлана, чьи базовые знания потихоньку ассимилировались в его сознании.

Документы были образцом юридической и финансовой примитивности. Долговая расписка, выданная ростовщиком Малькомом его отцу, лорду Альтрику, была шедевром безысходности: «…обязуюсь вернуть три тысячи крон серебром или золотом по требованию заимодавца, с годовым ростом в двадцать частей от ста…». «20% годовых. Простые. Жестко, но не смертельно для работающего бизнеса. Для этого… это смертный приговор».

Инвентарная опись поместья заставила его сдержанно выдохнуть. Пять слуг, включая Годфри и его жену, которая работала кухаркой. Две старые клячи. Четыре коровы. Десяток овец. Запасы зерна в подвале, по грубым прикидкам, должны были закончиться через две-три недели. Оружия — несколько ржавых мечей и копий, висящих в большом зале как реликвии. Никаких признаков магии, волшебных артефактов или чего-то, что хоть отдаленно напоминало о «высокомагическом» мире, о котором говорилось в его изначальном плане. Пока что это был мир грязи, железа и отчаяния.

Вечером, когда Годфри принес ему скудный ужин — похлебку с кусочком черного хлеба и кружку кислого пива — Артур решился на первый, крошечный шаг.

— Годфри, кто в поместье отвечает за скот? За овец?

— Это Эдгар, милорд. Пастух. Сын его, Лайам, помогает.

— Пришли ко мне Эдгара.

Пастух оказался угрюмым мужчиной лет пятидесяти, с обветренным лицом и руками, покрытыми старыми шрамами. Он стоял у порога, не решаясь войти дальше, и смотрел на Артура с нескрываемым подозрением.

— Эдгар, — начал Артур, его слабый голос звучал тихо, но властно. — Скажи мне, когда в последний раз стригли овец?

Эдгар нахмурился, удивленный вопросом.
— Весной, милорд. Как положено.

— И что сделали с шерстью?
— Сдали перекупщику, милорд. Из города. Он забрал по осеннему заморозку.
— По какой цене?
Эдгар беспомощно пожал плечами.
— Он сказал — две серебряные за весь удой. Мы и рады были. Деньги нужны были на соль да на уплату подати сборщику.

Артур почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Не от болезни. От возмущения. «Две серебряные? За шерсть с десятка овец? Это даже не себестоимость, это даром! Перекупщик воспользовался их абсолютной некомпетентностью и отчаянием».

— Ясно, — медленно произнес Артур. — Спасибо, Эдгар. Можешь идти.

Когда пастух ушел, Артур откинулся на подушки. Его мозг, привыкший оперировать миллиардами, теперь сфокусировался на десятке овец и двух серебряных монетах. Это был его первый кейс. Его первый актив, который приносил убыток.

— Годфри, — позвал он управителя. — Этот перекупщик. Он приезжает каждый год?

— Так точно, милорд. Больше нам сбыть шерсть некому. До города три дня пути, а свой ткацкий станок мы… продали еще при вашем отце.

«Отсутствие логистики и собственного производства. Классика», — мысленно вздохнул Артур.

Он лежал и смотрел на потолок, где в щелях между балками шевелилась тень. Он был прикован к постели, окружен нищетой и долгами, его считали слабоумным и проклятым. Но впервые за долгие годы, с того самого момента, как его первая афера принесла ему первый миллион, он чувствовал себя по-настоящему живым. Потому что перед ним была задача, которая не имела готового решения в учебнике по экономике. Ему предстояло написать этот учебник с чистого листа.

И первый урок будет посвящен тому, как превратить десять овец из убыточного актива в стартовый капитал. Пусть даже этот капитал будет равен всего лишь горсти медяков. С чего-то надо начинать. И он знал, что начинать надо не с меча, а с калькуляций.

Мысль о десяти убыточных овцах не давала ему покоя всю ночь. Его мозг, настроенный на оптимизацию сложнейших финансовых инструментов, теперь с маниакальным упорством пытался решить задачу с тремя переменными: нищие пастухи, жадный перекупщик и товар, который никто не умел правильно оценивать. Он ворочался на жесткой кровати, прикидывая варианты. Продажа шерсти — это денежный поток, но мизерный. Забой овец на мясо — получение разового актива, но уничтожение производственного капитала. Глупо.

К утру в его голове вызрел зародыш плана. Примитивный, почти стыдный для его уровня, но идеально подходящий для текущих условий. Это был план по созданию минимальной добавленной стоимости.

Когда Годфри принес ему завтрак — такую же жидкую похлебку и кусок черствого хлеба, — Артур не стал есть. Он отодвинул миску и посмотрел на управителя с новым, деловым выражением на своем бледном лице.

— Годфри, я хочу видеть всю шерсть, что есть в наличии. Ту, что состригли весной.
— Но, милорд, она же… она уже в сарае, готовится к отправке перекупщику, когда он приедет.
— Именно поэтому я и хочу ее видеть. Сейчас.

В голосе Каэлана прозвучала сталь, к которой Годфри был не готов. Это был не каприз больного, а приказ. Старик заморгал, но покорно кивнул.

Через полчаса Артур, закутавшись в поношенный, но теплый плащ поверх ночной рубахи, стоял, опираясь на палку, в темном, пропахшем овчиной и пылью сарае. Годфри и Эдгар с сыном смотрели на него как на сумасшедшего. В углу лежали несколько больших, грубо сшитых мешков, набитых неочищенной шерстью. Она была грязной, свалявшейся, с остатками репейника и соломы.

— Вот она, милорд, — мрачно произнес Эдгар. — Две серебряные. И то спасибо.

Артур молча подошел, сунул руку в мешок и вытащил клок. Шерсть была грубой, но густой. Он потеребил ее пальцами, оценивая длину волокна и прочность.

— Эдгар, сколько времени уходит на то, чтобы очистить шерсть от этого мусора, промыть и расчесать? — спросил он, поворачиваясь к пастуху.

Эдгар снова пожал плечами, его универсальный жест для выражения непонимания и покорности судьбе.
— Не знаю, милорд. Мы никогда не чистим. На это нужны руки, время... Зачем? Перекупщик и так берет.

«Именно потому и берет, что вы ее не чистите, — мысленно парировал Артур. — Он покупает сырье по цене грязи, а потом его люди очищают и продают втридорога ткачам. Вы платите ему за то, чтобы он избавил вас от работы, которую сами же и выполняете, теряя прибыль».

— Представь, — Артур говорил медленно, вдалбливая каждое слово, — что мы потратим время. Ты, твой сын, твоя жена. Мы почистим эту шерсть. Всю. Как думаешь, сколько мы сможем попросить за нее тогда?

Эдгар и Годфри переглянулись. Идея была настолько чужеродной их реальности, что они не могли ее сразу осознать.

— Может, три серебряные? — нерешительно предположил Лайам, сын Эдгара, юноша лет шестнадцати, до этого молча стоявший в тени.

Артур покачал головой, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, что зажигался в зале совета директоров перед объявлением о враждебном поглощении.
— Нет, Лайам. Мы не будем «просить». Мы установим цену. Пять серебряных за мешок очищенной и расчесанной шерсти.

В сарае повисло ошеломленное молчание. Пять серебряных! Это была немыслимая сумма.

— Но он не заплатит! — выдохнул Годфри. — Мальком… он же знает, что у нас нет выбора!

— У нас всегда есть выбор, Годфри, — холодно возразил Артур. — Просто иногда этот выбор между плохим и очень плохим. А иногда… иногда можно создать новый выбор. Третий вариант.

Он повернулся и, все еще опираясь на палку, пошел обратно к своему ложу. Он оставил их в сарае — переваривать его слова, спорить, сомневаться. Ему не нужна была их немедленная вера. Ему нужна была их работа. И он дал им простой, понятный стимул: прибавку к мизерному доходу. Не надежду, не абстрактную идею, а конкретные цифры. Разницу между двумя и пятью серебряными. Это был язык, который понимали все, даже в этом богом забытом мире.

Вернувшись в комнату, он чувствовал себя изможденным, но довольным. Это был первый шаг. Микроскопический, но критически важный. Он не просто приказал. Он заложил основу для будущей мотивации. Он создал первое, примитивное KPI — Key Performance Indicator, ключевой показатель эффективности для своих «сотрудников».

Следующие несколько дней поместье жило в странном напряжении. Слухи о «приступе» лорда Каэлана, сменившемся странной деловой активностью, поползли среди немногочисленной челяди. Артур продолжал свой аудит, вызывая к себе по одному всех слуг. Кухарку Марту он расспрашивал о запасах провизии и о том, что можно собрать в окрестных лесах. Конюха — о состоянии двух кляч и телеги. Старую экономку, которая была вдовой бывшего оруженосца его отца, — о том, какие связи еще остались у семьи в столице, кому и какие долги должны они сами.

Картина вырисовывалась безрадостная, но целостная. Его «компания» была в предбанкротном состоянии, с отрицательным денежный потоком, полным отсутствием оборотных средств и тотальной демотивацией персонала. Но в этом отчаянии он видел и возможности. Эти люди были на дне. У них не было ничего, чтобы терять. А значит, они могли рискнуть. Они могли поверить в сумасшедшего господина, который обещал им из горсти грязной шерсти выжать лишние три серебряные.

Через неделю, когда Артур уже начал понемногу ходить по замку, укрепляя свое новое тело, Годфри с сияющими глазами принес ему первый отчет. Эдгар, Лайам и их жена, воодушевленные возможностью заработать, работали с заходом солнца. Они очистили и расчесали уже почти целый мешок шерсти. Она лежала в сарае, белая, пушистая и чистая, разительно отличаясь от грязных комьев в остальных мешках.

— Они говорят, милорд, что из такого руна можно спрясть куда более тонкую и прочную нить! — с восторгом докладывал Годфри, впервые за долгое время говоря о чем-то с надеждой.

Артур кивнул, удовлетворенно. Он подошел к узкому окну своей опочивальни и выглянул наружу. Шел мелкий, противный дождь. За стенами замка простирались те самые триста акров «каменистых склонов», покрытые чахлым кустарником. Но теперь он смотрел на них не как на пассив, а как на потенциальный актив. Возможно, эта земля была плоха для пшеницы, но что, если на ней можно было выращивать что-то другое? Какую-то техническую культуру? Или… разводить больше овец?

Он мысленно составлял бизнес-план. Первый этап: увеличить маржу на основном, пока что единственном, продукте (шерсти) за счет минимальной переработки. Второй этап: диверсификация. Найти другой источник дохода. Третий этап: реинвестирование прибыли и масштабирование.

Это было просто. Элементарно. Но в этом мире, застрявшем в феодальном варварстве, такие идеи были сродни магии.

Он почувствовал легкое головокружение от голода и усталости. Его тело все еще было слабым. Но его разум был острее бритвы. Он повернулся к Годфри.

— Хорошо. Это только начало. Когда приедет перекупщик, ты не веди с ним переговоры. Пришли его ко мне.

В глазах старика мелькнул страх. «Ко мне» означало, что лорд Каэлан собирается лично иметь дело с купцом. А это могло обернуться скандалом, оскорблением и потерей даже тех двух серебряных, что они имели.

— Милорд, может, лучше я… — начал было Годфри.

— Нет, Годфри, — Артур мягко, но неоспоримо прервал его. — С этого дня все переговоры о деньгах веду я. Это не твоя задача. Твоя задача — обеспечивать операционную деятельность. Моя — генерировать прибыль.

Он говорил на своем, непонятном для Годфри языке, но тон был столь властным и уверенным, что старик лишь кивнул.

После его ухода Артур снова остался один. Дождь стучал по ставням. В камине скудно потрескивали сырые поленья. Он подошел к тому самому тазу, в котором видел свое отражение. Лицо все еще было бледным и исхудавшим, но в глазах больше не было безумия. Там был расчет. Там была стратегия.

Он поймал себя на мысли, что с нетерпением ждет визита перекупщика. Это будет его первая битва в этом мире. И его оружием будет не меч, а простая экономическая теория спроса и предложения, подкрепленная крошечным, но качественно улучшенным активом.

«Готовься, господин Мальком, — мысленно обратился он к неизвестному пока ростовщику. — Скоро у тебя появится проблемный актив в виде долга. А у меня… появится идея, как его у тебя выкупить. С огромным дисконтом».

Он усмехнулся в тишине комнаты. Звук был тихим, но полным предвкушения. Игра действительно началась. И первая фигура — маленькая, чистая овечья шерсть — уже была на доске.