Король и Шавка

Ветер с востока принес пронзительный холод и снег, больше похожий на стальные опилки, которые впивались в шкуру даже сквозь плотную, свалявшуюся за три зимы шерсть. Он стоял неподвижно на своем посту у забора с отогнутой секцией, и шерсть на его загривке медленно леденела.

Его владения простирались от заброшенного кирпичного цеха с разбитыми окнами до старого завода с ржавой крышей и великой помойкой, где всегда можно было отыскать надкусанный пирожок, а в дни особого везения даже обглоданные остатки курицы. Король был смешанных кровей, в его предках числились благородные северные псы и дворовые бродяги.

Он знал расписание грузовиков у склада «Восток-Снаб» точнее любого диспетчера. В шесть утра - фура с мясными обрезками, шофер, добрый, пах мокрой шерстью и табаком. Можно было стоять рядом и втягивать носом манящие запахи, а иногда он даже бросал какой-нибудь кусок мяса пожирнее, приговаривая: «На, бродяга, хоть пожрешь...» В десять - рефрижератор с рыбой, водила всегда и нервный, бросал только камни и орал что-то неразборчиво. Король никогда не бежал за ним - он отступал с демонстративной неспешностью, помня, что каждый камень когда-нибудь устанет лететь.

Он чуял метель раньше всех. За несколько часов воздух становился вязким, и залысина на левом боку - память о встрече с местной овчаркой Греттой - покрывалась мурашками, предупреждая о скорой стуже. Даже местные псы во главе с той самой Греттой, ведущей свою родословную от сторожевых псов, и тремя вечно голодными дворнягами с бойни, обходили его стороной.

К утру второго дня знакомые очертания цехов окончательно утратили четкость, превращаясь в мираж. Ржавые балки стали похожи на призраков, а куча металлолома у гаража - на снежный мавзолей.

Король пошел обходить свои владения. Лапы, никогда не проводившие его, сегодня проваливались в сугробы по самую грудь. Сухая ниша под бетонной плитой, где он обычно пережидал непогоду, была завалена снегом и придавлена сорвавшейся с крыши ржавой балкой. Труба котельной, рядом с которой он иногда спал в теплом дыхании дома, стала похожа на большой сугроб. Старая будка у проходной была занята Греттой, она зарычала на него из своего укрытия. Даже расписание грузовиков смешалось - сегодня ни рыба, ни мясо не приехали.

К обеду он вернулся на свой пост у забора. Сквозь пелену снега он видел, как метель засыпала его королевство. Он лег, свернувшись клубком, пытаясь сохранить последнее тепло, но холод шел изнутри — от пустого желудка и от уставших мышц. Ему хотелось остаться здесь навсегда, стать одним из этих сугробов, но инстинкт заставил его подняться. Нужно было двигаться. Идти хоть куда-нибудь.

Он побрёл вдоль забора, проваливаясь в сугробы. Снег забивался в подушечки лап, приходилось постоянно останавливаться и выгрызать его. Ветер донёс до него странный, непривычный запах. Единственный раз он нюхал что-то подобное, когда его занесло в шумный центр города. Там, за стеклом лежало что-то резко пахнущее и явно не съедобное. В тот раз его чуть не сбила машина и он больно получил лопатой по хребту.

Короля вёл нос. Он свернул к полуразрушенной теплице. С одной стороны стекла давно выбили, и снег нанёсло внутрь причудливыми сугробами. Там, в дальнем углу, он увидел Шавку.

Это был растрепанный, трясущийся комок шерсти. Казалось он вот-вот развалится от страха. На шее у него болталась нелепая ленточка, сейчас больше напоминавшая высохшую шкурку от старой колбасы. Увидев Короля, шавка дернулась. Она подняла голову, и он увидел её глаза — огромные, выпуклые, как две чёрные бусины, полные немого ужаса. Откуда-то из глубины вырвался жалкий, хриплый звук, нечто среднее между всхлипом и попыткой рыка. Она попыталась ощетиниться, но её тело, измученное холодом и голодом, не послушалось. Вместо угрожающей позы получилось лишь неуклюжее подёргивание.

Король замер в проёме. Инстинкт велел рычать, гнать чужака со своей территории. Но чем была теперь его территория? Он смотрел на это нелепое, беспомощное создание. Оно было голодно, но не рыскало носом по земле. Оно мерзло, но не пыталось вырыть нору в снегу. Оно просто сидело, дрожало и словно бы вопило: «Где мой человек?».

Он сделал шаг вперёд. Существо жалобно пискнуло. Сквозь запах страха вдруг пробилась нотка, от которой Королю захотелось завыть. Запах своей стаи. Запах давно потерянного дома. Он развернулся и вышел обратно на ветер. Нужно было добыть хоть какую-то еду, иначе оно сдохнет и перестанет так пахнуть.

Он направился в свои главные охотничьи угодья - к помойке завода. Рыкнув для порядка на свору мелких визгливых псов, он отогнал их от ошметков вареной курицы. Обратный путь оказался не прост. Он нёс в пасти этот разваливающийся хребет, запинаясь о сугробы, иногда останавливаясь и жадно глотая отваливающиеся куски. То, что удалось донести он положил перед шавкой и лег неподалеку, демонстративно отвернувшись. Та отпрянула, потом, не сводя с него испуганного взгляда, потянулась к хребту носом. Неуверенно лизнула. Казалось, она просто не понимала, что с этим делать. Но голод — великий учитель. Через мгновение она уже грызла хрящ, отчаянно и беспомощно дёргая головой.

Король наблюдал за шавкой. Он снова был королём. Но теперь не завоевателем, а защитником. Он тяжело лёг у входа в теплицу, спиной к ветру, заслоняя телом своего единственного подданного.

*****

Теплица, несмотря на разбитое стекло, стала их крепостью. Дыру замело снегом и внутри царил покой.

Шавка всё ещё дрожала, но теперь не от страха, а от холода. Её лапы были совершенно не приспособлены к снегу, а шерсть, раньше такая теплая и пушистая, слиплась в жалкие сосульки. Король слышал, как стучат её зубы, как она переступает с лапы на лапу, пытаясь устроиться поудобнее. Он не выдержал и глухо рыкнул. Стук зубов сменился громким поскуливанием.

Король тяжело вздохнул, поднялся и, потянувшись, медленно подошёл к ней. Шавка застыла, в её глазах снова вспыхнула паника. Король обнюхал её, развернулся и лёг рядом, прижавшись к ней своим мощным, тёплым боком. Сначала она замерла, притворившись мертвой. Потом, понемногу, её тело начало расслабляться и прижалось к нему, ища источник тепла. Ему было неудобно, он боялся повернуться и неловким движением раздавить ее.

******

Утром метель немного утихла, превратившись в ленивую круговерть снежинок. Король встал, наружу его погнал голод. Возвращался он сытый и с добычей. Сегодня ему повезло, он нашел огромную пачку сосисок. С ней, конечно, пришлось повозиться и сосиски немного попахивали даже для него, но были ещё вполне съедобными. Одну он притащил её Шавке. Та набросилась на еду с такой жадностью, что куски выпадали на снег. Тогда она кидалась подбирать их и, не сходя с места, жадно заглатывала.

Король молча наблюдал за этой странной трапезой. Как эта тварь вообще живет? Она не умеет есть. Не умеет беречь тепло. Не умеет ничего.

Он снова отправился на промысел, на сей раз целенаправленно, к помойке. Он порыскал среди мусорных баков и схватил брошенную кем-то огромную меховую рукавицу, рваную, грязную, и потащил её в теплицу.

Шавка кинулась к нему от дальней стены, забавно подскакивая на всех четырех лапах. Первым делом она сунула свой любопытный нос к рукавице. Король разжал зубы и рукавица тяжёлым комком шлёпнулась в углу. Она пахла человеком. Шавка сначала наступила на неё лапой, потом попыталась зарыться в неё мордой. Покружившись раза три внутри варежки, она свернулась калачиком и наконец-то перестала трястись.

*******

Через день голод снова заставил Короля из выбраться из безветренного убежища. От пачки сосисок осталась лишь вмерзшая в снег прозрачная плёнка.

Он вышел на охоту. Промзона, заметённая снегом, была негостеприимна. У склада «Восток-Снаб» не было ни души. Помойка у столовой оказалась засыпана снегом и разграблена другими голодными обитателями. Он уже готов был смириться с новым голодным днём и повернуть обратно, но тут он уловил запах. Слабый, почти неощутимый, но самый желанный — запах свежей рыбы.

Он повёл Шавку, осторожно пробираясь по самым утоптанным тропам. Запах привёл их к старому цеху, где когда-то чинили грузовики. В полуразрушенной пристройке, в ящике с опилками, кто-то устроил тайник. И этот кто-то был здесь.

Из темноты на них уставились два узких зелёных фонаря, послышалось низкое, предупреждающее урчание, переходящее в шипение. Кошка. Большая, рыжая, с ободранным ухом и взглядом, полным холодной ярости. А за её спиной, в том же ящике, кто-то пищал и копошился.

Король замер. Голод велел отобрать рыбу. Если бы рядом с кошкой не было котят, он прогнал её одним мощным рыком. Но вся её поза, вздыбленная шерсть и горловое рычание давали понять, что за своих детёнышей она будет драться насмерть.

Он медленно отступил на шаг. Кошка продолжала гнуть спину, но её шипение стало тише.

Король развернулся и увёл Шавку прочь.

Вечером он снова отправился к цеху. Один. Он нёс в зубах кусок заветренного сала, найденный у забора. Осторожно положив кусок сала на землю снова он медленно отступил. Просто оставил его и ушёл.

На следующий день он принёс картофельные очистки, всё равно от них не было никакого толку. Снова положил и ушёл. Он действовал настойчиво и терпеливо, по велению глухого инстинкта. Так одинокий хищник дает понять другому, что пришел с миром.

На третий день, подходя к цеху, он не услышал привычного шипения. Кошка сидела на своём месте, вылизывая котёнка. Она лишь на мгновение замерла, а затем коротко и тихо мяукнула. Из-под её брюха, из тёмной щели ящика, высунулись два крошечных рыжих носика. Котята, подчиняясь непонятному для них зову матери, сделали несколько неуверенных шажков в его сторону, тычась носами в воздух.

Король замер, затаив дыхание и боясь наступить на один из этих крошечных комочков. Он понял, кошка приняла его дары и вручила ему свой. Только это не еда.

Он мотнул хвостом, аккуратно развернулся и пошёл прочь.

*******

С этого дня в промзоне воцарилось новое, хрупкое перемирие. Король, Шавка и кошачье семейство сосуществовали на расстоянии, соблюдая границы, но больше не видя друг в друге врагов. Иногда Король, возвращаясь с охоты, видел, как рыжий хвост мелькает в сумерках, направляясь к их теплице. А утром на пороге могла лежать дохлая мышь или воробей — кошачья дань уважения.

Он чувствовал, как расширяются его владения. Раньше они были размером с его теплый бок, согревающий Шавку. Теперь их границы растянулись, чтобы вместить старую кошку и её котят в ящике с опилками.

Утром, когда снег розовел в первых лучах солнца, Король и Шавка отправлялись на промысел. Сначала они поджидали машины с мясом и рыбой.

В выходные они шли к дальней свалке на окраине города. Король, массивный и невозмутимый, подходил к помойке и вставал как вкопанный, его ледяной взгляд был направлен в пустоту. Это гипнотизировало сторожа. А в это время Шавка, дрожащая тень, проскальзывала мимо и, проворно работая зубами, вытаскивала из мусорных пакетов самые лакомые куски — обёртки с остатками фарша, кожу от курицы.

Однажды она, опьяненная удачей, переоценила свои силы, и попыталась стащить целый пакет. Он грохотом разорвался, мусор покатился по снегу. Сторож вздрогнул, очнулся и с руганью схватился за лопату. Шавка в ужасе застыла, прижав уши, с добычей в зубах.

И в этот миг раздался странный звук. Властный и протяжный, как удар по пустой металлической бочке. Король, не сдвинувшись с места, не сводя со сторожа своего леденящего взгляда, поднял морду к небу и начал разразился гортанными лаем, переходящими в вой. Сторож застыл с занесенной лопатой. Он был не трус, но и не самоубийца. Медленно, не сводя с пса глаз, он начал отступать к своей будке, бормоча проклятия. Этой паре, видно, было нечего терять. А у него — смена, которая заканчивалась через полчаса.

Через мгновение Шавка, не выпуская из зубов сосиски, уже неслась к своему королю. Тот развернулся и тяжелой, неторопливой рысью повел ее прочь, даже не оглянувшись.

*****

Днём теплица затихала, оставаясь на попечении кошки. Она являлась бесшумной тенью, обходила владения, замирала у щели и подолгу сидела там, лишь кончик её рыжего хвоста мелко подрагивал, улавливая каждый шорох. Она была их стражем, её зелёные глаза-фонари видели то, что было недоступно собачьему носу. Однажды она встретила их тревожным, отрывистым мурчанием, и Король успел увести Шавку в укрытие, прежде чем из-за угла появился дворник с лопатой.

Они ели всегда и везде, где находили пищу. Сразу, не отходя ни на шаг. Король брал своё по праву сильного, Шавка подбирала остатки. Если особенно везло, он приносил и «кошачью долю» — кусочек обглоданной рыбы, который оставлял на видном месте. Утром еда бесследно исчезала.

Потом к этому безобразию подключились котята. Три рыжих комочка принялись гонять по теплице притащенные Королем вещи. Таскать что-то в зубах было у него в крови. Вот он и таскал — шарик, мишуру, носок. Кошка, свернувшись калачиком, лишь лениво следила за ними, она уже не шипела при его появлении.

В один из вечеров Шавка, наевшись, как обычно пристроилась к его боку. Король лишь фыркнул для порядка, но отодвигаться не стал. Снаружи всё так же выл ветер, но здесь, в теплице, было вполне терпимо. И хотя он ни за что бы в этом не признался, спать в одиночку оказалось куда менее надежно, чем под аккомпанемент тихого посапывания у своего бока.

******

Тишина в королевстве длилась недолго. Её разорвал близкий рокот мотора. Это было странно, обычно с трассы сюда не заезжали. Машина остановилась где-то за поворотом. Хлопнула дверца. По снегу зашуршали чьи-то шаги — тяжёлые, неторопливые. Король поднял голову. Шавка тут же спряталась за него. Даже кошка насторожилась, готовая в любой миг унести котят вглубь развалин.

Шаги удалялись в сторону завода. Но тут любопытство оказалось сильнее страха. Шавка, всегда такая осторожная на охоте, не удержалась. Она рванула к дыре в стене, просунула свою мордочку наружу и замерла: подрагивал только кончик её крошечного носа. В следующую секунду, увидев спину человека, она с пронзительным визгом отпрыгнула назад и кинулась вглубь теплицы, к Королю.

Шаги резко изменили направление, в проёме теплицы, заваленном снегом, показалась фигура в толстой куртке. Молодой мужчина с бородой и удивлёнными глазами. Он замер на пороге, давая им время привыкнуть к его запаху — запаху машинного масла, овчины и чего-то очень вкусного.

Король не рычал. Он просто стоял, закрывая собой Шавку, и смотрел.

— Тихо, тихо, я свой... — успокаивающе проговорил человек.

Он медленно, очень медленно опустил руку в карман. Король напрягся, готовый к броску. Но человек вытащил из кармана только несколько сухих, плотных лепёшек. От них пахло зерном, мясом и чем-то чужым, непривычным. Не делая резких движений, он бросил их на пол, на почтительном расстоянии.

Запах был незнакомым, но соблазнительным. Шавка безнадёжно засопела носом, но не двинулась с места. Король даже не шелохнулся. Еда была предложением. Возможно, ловушкой. Платой за которую могла стать его воля.

Но он, Король, не был готов её отдать.

Человек, кажется, понял это. Он не стал настаивать. Он постоял ещё мгновение, его взгляд скользнул по ёлочному шарику, по рукавице, по кошке с котятами.

— Ладно... Не буду мешать, — тихо сказал он. — Я ещё вернусь.

Он так же медленно развернулся и ушёл. Звук его шагов затих вдали, опять раздался рев мотора, и машина уехала.

Король лёг на своё место, и Шавка тут же прижалась к нему, всё ещё дрожа. Он лизнул ей ухо — короткий, грубый жест утешения. Он не знал, вернется ли этот человек. Но он знал границы своего королевства, и теперь они проходили ровно по тому месту, где кончалось тепло его тела. За эти границы он никого не пустит.