– Найдите двадцать человек – офицеров, обязательно дворян. Используйте архив герольдии; он пока доступен – цокольный этаж, зеркальный зал. Даю вам полчаса на розыски по документам.

– Слушаюсь, Ваша Светлость.

– Это должны быть люди, владеющие любым оружием, готовые убивать и знающие, что такое «приказ».

– Понимаю, Ваша Светлость. Таких немало. После войны многие служили в колониальных частях…

– Иностранных граждан не брать. Разрешаю привлекать подданных Его Величества, заключённых или ожидающих казни – и гарантирую амнистию, когда они выполнят свой долг до конца. Но если провалят дело, могут сразу пускать себе пулю в лоб. Так и скажите каждому из них. Торопитесь; времени у вас в обрез.

Егермейстер понял, что высшая мера наказания распространяется и на него. Герцог в мирное время жесток, а на войне он беспощаден.

– Вот ваш мандат и копия высочайшего ордонанса об освобождении из-под стражи любого, кто вам потребуется. Жду личного отчёта вечером, в восемь ноль-ноль.

Закончив краткий монолог, герцог Лоннуа вручил егермейстеру пакет и едва заметным жестом отпустил порученца из кабинета.

На часах была четверть первого, яркий день; за окнами пышно зеленел апрель.

В апартаментах герцога было людно и шумно – здесь работала полевая радиостанция, шли телефонные переговоры, по паркету тянулись провода, молчаливые служители входили и выкладывали на брезент оружие. За столами несколько человек торопливо заполняли магазины ручных пулемётов. Снаружи урчали моторами тяжёлые грузовики.

– Есть новости?

– Плохие, Ваша Светлость. Немцы взяли Кёнгбек, а на юге вышли к Гальдису.

– Быстро движутся, – молвил герцог холодно, словно волна захватчиков катилась по чьей-то чужой стране. Танки и мотопехота, полностью моторизованная армия! Генералы Гитлера, бывшие в прошлую войну юными лейтенантами, хорошо усвоили уроки поражения и ныне испытывали на соседях новую стратегию, блицкриг.

– Завтра или послезавтра они будут здесь, в Эрле. Через два часа архив герольдии должен быть запакован и вывезен по назначению.

– Ваша Светлость! Его Величество вызывает Вас для личной беседы.

– Да, Ваше Величество. Да. Скорблю вместе с Вами. Я надеюсь на лучшее. Пока святой Дамиан хранит корону Меровингов и Ваш народ, страна будет жива. Приложу все усилия. Я присоединюсь к Вам, как только смогу.

Опуская трубку, герцог ощутил внезапный приступ изнеможения, волну предательской слабости.

То же самое было четверть века назад, когда кронпринц призвал его среди ночи и объявил, покусывая бледные губы: «Монсьер, я умолил государя-отца вручить мне бразды правления. Честь короны под угрозой; народ в отчаянии и гневе от того, что мы пропускаем армию кайзера через свои земли. Я решил объявить войну Германской империи. Вы поддержите меня? Ваш полк готов к бою?»

Тогда смятение было минутным, полковник преодолел его и отчеканил: «Располагайте мной, Ваше Величество!»

А теперь давешний храбрый принц произнёс условную фразу, означающую бегство августейшей семьи за рубеж. Даже если германские агенты прослушивают телефон, смысл фразы останется тайной.

Герцог Лоннуа понял, что он стар и одинок. Что он со всеми его людьми брошен на произвол судьбы. Минуло время принципов и чести, настал век выгоды и расчёта. Век велит оставить дворец, погрузиться на машины и что есть духу мчать к ближайшему аэродрому или в порт, чтобы воссоединиться с государем в эмиграции. Главное, оторваться от прыткой мотопехоты Гитлера и не попасть под удар пикирующих бомбардировщиков.

– Продолжать работу, – сурово обвёл он взглядом людей, на миг затихших в ожидании. – В назначенное время все докладывают об исполнении.

Бомбёжки герцог не страшился. У него была своя война, он отлично знал цели и методы противников. Они хотят заполучить Эрльский дворец без малейших повреждений, со всем его содержимым. Наверняка пилоты Люфтваффе получили приказ облетать герцогскую резиденцию стороной.

Но сокровище, хранящееся в Эрле, должно остаться в руках державы. Ради этого герцог вытребовал у короля особый ордонанс и готов был взять на службу даже запятнавших себя уголовным преступлением. Лишь бы они умели быстро стрелять и принимать дерзкие решения. Плюс благородная кровь.

– Ваша Светлость, двадцать два человека! – с гордостью доложил егермейстер в восемь часов пополудни. – Пожалуйста, ознакомьтесь со списком.

Наткнувшись на очень знакомую фамилию, герцог помрачнел. Этот человек всюду, где речь заходит о святынях!.. Тоже лоннуазец; земляков с порога гнать не полагается. Придётся выслушать его.

– Пусть входят по одному.

Первый, второй, третий. Да, те самые щенки, понюхавшие пороху в 1914-ом. Теперь это были волки со стальными, слегка поржавевшими глазами.

В самом деле, двое оказались в штатском платье со следами сгибов – так хранят одежду на тюремном складе, пока хозяин носит робу заключённого.

Травлёные газами, битые, рваные, грубо зашитые зауряд-врачами, познавшие сыпной тиф и сифилис, победу и горечь ненужности. Они пили и кололись, вступали в иностранные легионы, лезли в самое пекло, чтобы вновь ощутить жар потерянной молодости.

Герцогу показалось, будто возвращаются его солдаты, давно ставшие землёй.

«Господа офицеры, сегодня я верну вам молодость».

– Где вы служили?

– Командовал ротой в лёгком пехотном полку Меермонда. Уволен в отставку с почётом, в звании обер-лейтенанта.

– Где получили золотой крест?

– На Мюнском выступе, в пятнадцатом году.

– А, это вы вели взвод в атаку на высоту двести четыре.

– Завидую вашей памяти, монсьер герцог.

– Я помню все наградные списки. Вы приняты. Следующий!

Вот и он, который всегда оказывается рядом с величайшими ценностями.

– Один вопрос, кавалер диа Лангерет…

– Вы хотите спросить, Ваша Светлость – как я узнал о готовящейся акции? Всё просто: мне известны ваши обязанности и то, что некоторые предметы запрещено вывозить на чужбину. Я приехал в Эрль и ждал, когда вы решитесь скрыть реликвию. Мои ожидания полностью оправдались. Должен ли я докладывать о своём военном опыте?

– Оставьте, кавалер. Фузилёрный полк Лафора, затем служба в колониях, путешествия… Зачем вы вернулись в Европу?

– Я предчувствовал. Наверняка это знакомо Вашей Светлости. Мучительное, беспричинное волнение, когда не находишь себе места и тревожишься из-за самых мелких, пустячных событий. Хотя в моём случае вряд ли это можно отнести к особой чуткости. Ждали все. Наконец, буря грянула.

– Вы приняты. По крайней мере, в отряде будет один действительно сведущий человек. Я надеюсь на вас.

– Вражда – та же дружба, только в других одеждах. Будьте спокойны.

Им выдавали бельгийские «митральетты» и американские «томми-ганы», гранаты, штык-ножи и пистолеты. Боеприпасов было вдоволь. Четверо получили снайперские винтовки, шестеро – ручные пулемёты. Они переговаривались со злобной радостью и ласкали вычищенное, надёжное оружие.

Егермейстер собрал их для инструктажа в отдельной комнате. Пока герцог излагал суть дела, бойцовское возбуждение покидало особый отряд, уступая место напряжённому вниманию.

– Вы возьмёте два грузовика и легковое авто. Они гражданского образца, но с мощными моторами. Отправитесь ночью. Останавливаться только на сигналы светофоров и по требованию полиции. При малейшей попытке задержать или разоружить вас – любым способом устраните помеху и двигайтесь дальше. Цель поездки должны знать только вы, больше никто. Машины отогнать как можно дальше и уничтожить. Адреса, где вам предстоит скрываться, пароли – прочитать, запомнить и сдать егермейстеру. Вы должны оставаться на страже до победы.

– Ваша Светлость, – спросил обер-лейтенант из полка Меермонда, – вы верите, что победа возможна?

– Да – пока вы на своих постах. Каждый, кто бросит пост или предастся врагу, обречён скорой смерти в нынешней жизни и адскому пламени в грядущей.

Может, при иных обстоятельствах они усмехнулись бы его угрозам – люди, прошедшие огонь, смерть и ад, – но вверенный им предмет заранее гасил все ухмылки. Ещё сильны легенды, впитанные с молоком матери.

Впрочем, герцог был убеждён, что внутренне абсолютно серьёзен остался лишь диа Лангерет. То, что после войны многим казалось бесполезным старьём, мишурой и рухлядью канувшей в Лету эпохи монархий, упрямый кавалер воспринимал как единственное, достойное почтения.

– Теперь клянитесь, как подобает воинам. Вы принесли то, что я велел? – обернулся сьер Эрля к егермейстеру.

– Да, Ваша Светлость, – тот двумя руками подал старинный меч в ножнах, с массивным крестообразным эфесом.

Торжественно взяв меч за рукоять, герцог обнажил широкий зеркально-белый клинок.

– Это оружие моих предков. Оно чуждо измене и трусости.

Офицеры обменивались недоумёнными взглядами; один пожимал плечами, другой в замешательстве прятал в карман пачку сигарет. Герцог смотрел свысока и требовательно, словно магистр какого-нибудь ордена.

– Чёрт подери, – буркнул обер-лейтенант, вместе со всеми преклоняя колено и перекладывая пистолет-пулемёт Томпсона в левую руку, – думал ли я, что такое возможно?

– Ещё можно уйти, пока клятва не сказана, – тихо сказал диа Лангерет.

Обер-лейтенант едва повёл зрачками в его сторону. Из глаз бывшего командира роты напрочь исчезла ржавчина; теперь они сверкали, отражая гладь меча.

– Я рыцарь по рождению. Надеюсь, вы тоже.

Вместо ответа кавалер поднял правую руку для клятвы.

– С Богом, – напутствовал герцог своих волонтёров.

Вскоре дворец опустел.

День спустя в Эрль ворвались немцы – лёгкие танки и мотоциклы с установленными на колясках пулемётами. Дворец герцогов был немедленно оцеплен, внутрь стремительно ворвались эсэсовцы; начался поспешный, однако весьма тщательный обыск. Командир специальной группы велел осмотреть все помещения, включая чердаки и подземелье, простучать стены в поисках тайников, а также найти и допросить дворцовую прислугу, где бы она не пряталась.

– Герр гауптштурмфюрер, взгляните… – пригласил командира один из унтеров.

На стене аккуратными крупными буквами было выведено:

«Моё глубочайшее сочувствие обществу Аненербе и его бесплодным поискам. Мы вернёмся. Ландольф VI, герцог Лоннуа и сьер Эрльский».

– Подлая скотина, – выдохнул капитан-эсэсман. Значит, и герцог ушёл! Он значился под № 1 в секретном списке А, который сам рейхсфюрер СС озаглавил строкой: «Найти и доставить живыми».

Вскоре штаб, обосновавшийся в Эрле, потерял радиосвязь с командой, посланной на разведку к северо-западу, в сторону Молон-а-Ривена. Поскольку это направление было важным в плане наступления на Ламонт, вдоль трассы отправился самолёт; он-то и обнаружил машины разведчиков, в беспорядке разбросанные по обочинам пустынной дороги, перевёрнутые и ещё дымящиеся.

Командование заподозрило наличие здесь скрытого оборонительного рубежа и бросило сюда крупные силы, однако удалось найти лишь полсотни дезертиров, неприкаянно блуждавших по лесам предгорья. Кое-кто слышал звуки короткого боя, но старался держаться от него подальше.

Более пристальное изучение места схватки выявило удручающие для вермахта подробности – стрелковый взвод полёг, едва успев открыть ответный огонь. Впечатление было такое, что они наткнулись на засаду, устроенную десятком опытных и хладнокровных убийц, не знающих промаха и вооружённых до зубов.

Разумеется, это требовало проведения карательной акции для устрашения жителей, как велит «новый порядок».

Ужас и траур простёрлись над Лоннуа.

Однако, как ни угнетало людей горе оккупации и чужеземного насилия, откуда-то, словно из-под земли, стали сочиться слухи. Они превращались в едва слышимые шёпоты, затем в приглушённые разговоры, рождавшие потаённую, но крепкую уверенность:

«Корона врагу не досталась. Корона Меровингов с нами. Боши погибнут на нашей земле».

Загрузка...