Корректор. Назад в СССР.

Дзынь, тррр, дзынь, трр, ворвалась в мой мозг трель будильника. И сразу же вслед за этой трелью мою голову от виска до виска пронзила игла острой боли.

Е -мое какая такая сволочь притащила в палату эту мерзость, и мало того притащила еще и поставила мне под самое ухо, или кто-то со смартфоном балуется?

Я глухо простонал. Треск не прекращался, а игла в голове уступила место пульсирующей боли.

Я еще раз простонал и не открывая глаз глухо произнес:-Ну все мужики, кончай прикалываться. Ни минуты покоя от вас нет. Дайте подремать. Черт как голова трещит! Опять, что-ли давление скакнуло?

Однако никакого ответа на мои слова так и не последовало. А будильник все продолжал трещать и заливаться и его треск каким-то загадочным для меня образом синхронизировался с толчками боли в моей несчастной голове.

Я медленно открыл слипшееся веки и первое, что увидел,был обшарпанный бок тумбочки стоявшей рядом с кроватью на которой возлежало мое бренное тело. Наверное с минуту я недоуменно глядел на этот предмет мебели который каким-то чудесным образом оказался в палате довольно не дешевой московской клиники куда я загремел на днях с очередным гипертоническим кризом.

Криз настиг меня утром когда я пошатываясь от головокружения направлялся в ванную. До нее я так и не дошел и спустя минуту осознал себя лежащим с разбитым лицом на полу в коридоре.

Кое как приобретя вертикальное положение и даже не вытерев струившуюся по лицу из рассеченной брови кровь, я трясущимися руками набрал номер Аллы моей то ли поклонницы, то ли (временами) сожительницы.

-Алла, если сможешь приезжай. Мне, что-то совсем хреново,- только нашел сил сказать я в трубку.

Не прошло и часа как в мою квартиру влетела Алла весьма симпатичная, обладающая богатыми формами брюнетка сорока шести лет от роду. Я познакомился с ней на одной из встреч с читателями и поклонниками моего с позволения сказать творчества. Кстати забыл сказать, что я принадлежу к многочисленному племени писателей-фантастов обильно расплодившемуся к двадцатым годам двадцать первого века на тучных нивах интернета и промышлявших ставшем весьма популярном в России жанре «про попаданцев». В этом жанре я довольно быстро с ваял около двух десятков весьма объемных «нетленок» и как ни странно для меня было по началу довольно быстро обзавелся весьма многочисленной когортой поклонников. Занятие которое представлялось мне вначале некоим невинным хобби, вскоре стало приносить мне вполне ощутимые материальные дивиденды, а посему подумав, я махнул на все рукой и пустился, что называется на «вольные хлеба», решив, что прибыли которую приносят мои усилия в сфере графомании мне вполне хватит на жизнь.

Подобно настоящему писателю я время от времени был вынужден вылезать на встречи со своими читателями, основную часть аудитории которых составляли люди в возрасте 40 +. На одной из которых я и познакомился с Аллой.

Алла была видной как говорили в прошлом «со следами былой красоты» женщиной. Как и у меня у нее за плечами было два развода, отсутствие детей и полностью не устроенная личная жизнь. Кстати в довершение всего она оказалась очень не глупым человеком, и первой сумела объяснить мне причины популярности того жанра в котором я создавал свои опусы, причем популярности главным образом среди определенной возрастной категории.

-Понимаете Виктор, когда люди читают ваши книги они мысленно ставят себя на место ваших героев. Вы ведь пишете про попаданцев в совсем не далекое прошлое, в такое которое помнит практически каждый ваш читатель. Ваши читатели видят как персонажи созданные вами исправляют ошибки и огрехи допущенные ими же в своей молодости, а таких ошибок и огрехов в жизни каждого человека имеется масса. Просто огромное количество.

И рано или поздно люди начинают вспоминать эти свои ошибки и думать: «А если бы я тогда поступил бы так-то и так-то. А если бы я сделал то, а не это? Может быть моя жизнь сложилась бы иначе? Может быть сейчас я был бы счастливее?» И многие, очень многие в своих мечтах переигрывают если не свою жизнь целиком, то по крайней мере ее отдельные эпизоды. А в своих книгах вы не замахиваетесь на глобальные задачи и проблемы. Ваши герои не спасают СССР, не делают Российскую империю владычицей мира. Они самые простые люди, с самыми простыми желаниями. И получив возможность прожить жизнь заново они стараются исправить те свои ошибки и помарки которые по их мнению они допустили в своей первой жизни. А, чтобы не говорили для большинства людей все эти великие задачи и порывы, в лучшем случае абстракция не более того. Понятно, что сделано, то сделано и допущенных ошибок и промахов уже не исправить, да и честно говоря еще не известно к каким бы последствиям привело их исправление, но людям иногда так хочется помечтать о лучшей доле, особенно если учесть то, что текущей реальностью очень мало кто доволен на все сто процентов. Ваши книги так или иначе помогают людям безопасно удовлетворить эту мечту о лучшей доле, поэтому-то они пользуются популярностью и поэтому они так нужны.

Алла много раз говорила мне в подобном ключе. В конце концов она сумела убедить меня в нужности и полезности моего писательского труда. Конечно я не Толстой и Достоевский, но тоже кое-что могу. Хотя и не претендую на роль живого классика. В результате таких наших бесед наши отношения очень быстро из чисто дружеских перешли вполне себе любовные. Однако зафиксировать их большого желания лично у меня не возникало. С одной стороны Алла была женщиной еще вполне себе симпатичной, как выяснилось из моего общения с ней очень не глупой, с другой стороны, воспоминания о моих двух предшествующих браках как-то не вдохновляли предпринять новую попытку подобного рода. Алла вполне устраивала меня в качестве такой «приходящей женщины» тем более, что в наше время стал вполне себе распространенным явлением так называемый «гостевой брак». Вот нечто подобное в конце концов оформилось у меня с Аллой. Кроме того, будучи интровертом я очень избирательно подходил к контактам с людьми и тем более к допуску нового человека в свой ближний круг общения. Мне казалось, что Алла будучи женщиной очень не глупой понимала это, по крайней мере частично, тем более, что мы совпадали с ней по психологическому типу. Во всяком случае никаких речей о необходимости похода в ЗАГС для придания нашим отношениям некоего официального статуса за все время нашего близкого знакомства я не слышал. В конце концов я уже сам стал подумывать о том,чтобы сделать наконец предложение Алле как вдруг меня настиг этот самый гипертонический криз. Когда Алла вбежала в мою квартиру и увидела меня лежащим на кровати с окровавленной физиономией, то она сразу без лишних слов и невзирая на мои слабые протесты вызвала «скорую помощь». Она приехала на удивление быстро. Врач измерил мне давление, покачал головой и сказал:

-Необходима госпитализация. Возможно развитие инсульта. Я бы на вашем месте с такими вещами шутить не стал бы.

Алла немедленно согласилась с врачом, совершенно не обращая внимание на мои возражения. Правда честно говоря, я чувствовал себя так скверно, что каких-то больших сил на эти возражения у меня не было.

Меня погрузили в машину Скорой помощи и отвезли в близлежащую больницу. Через несколько дней когда мне стало уже получше и непосредственная опасность инсульта по заверению лечащих меня эскулапов уже миновала, Алла сумела уговорить меня лечь в одну не плохую и самое главное не самую дорогую частную клинику, где наконец -то пройти капитальное обследование моего порядком износившегося организма. Спорить с Аллой никакого желания у меня не было и хотя я считал ее предложение обычной блажью пришлось на него согласится.

В этой клинике (которая на мой взгляд оказалась весьма недурной) я провел уже почти неделю. Чувствовал я себя уже совсем хорошо и стал понемногу заговаривать о выписке. Алла однако уговаривала меня «потерпеть еще не много и обследоваться как следует». Всякий раз я уступал ее уговорам и соглашался «потерпеть». Все в принципе шло не плохо, самочувствие мое уже совсем было наладилось, когда в один из дней после обеда я улегся на койку с намерением вздремнуть часок-другой, а в результате проснулся неизвестно где от мерзкого дребезжащего звука будильника, да еще и с жуткой головной болью.

Осознав, что происходит, что-то неладное я невзирая на головную боль рывком привел свое тело из горизонтального в сидячее положение, окончательно продрал глаза обвел взглядом окружающую меня обстановку и почувствовал как душа в буквальном смысле уходит у меня в пятки.

Вместо трехместной палаты московской клиники я увидел пребывающим себя в довольно грязной комнате живо напомнившей собой комнату под номером триста девятнадцать общежития номер три Краснознаменского педагогического института в которой я прожил целых три года во время обучения на историческом факультете данного института. Который и закончил в 1986 году получив диплом учителя истории и права. Как и в той комнате в которой я провел три далеко не самых худших года своей молодости в помещении в котором я пребывал сейчас находились четыре, наспех заправленные койки со стоящими рядом довольно обшарпанными тумбочками, шкаф, а посередине стоял накрытый клеенкой стол, с расставленными возле него стульями. В принципе обстановка соответствовала той обстановке к которой я привык за время своего проживания в комнате номер триста девятнадцать.

Будильник наконец то прекратил свой трезвон. Я скосил взгляд вбок и увидел, что он стоит на листке бумаги на котором было, что-то написано. Не задумываясь ни секунды чисто автоматически я приподнял будильник и взял лежащую под ним записку. С огромным удивлением переходящим в самый настоящий ужас я прочел в ней следующее:

-Витек! Мы будили тебя, да так и не разбудили. Поставили будильник на десять часов а сами поехали в институт. Не забывай, что сегодня на четвертой паре у нас семинар у Козловского. Будет плохо, бутылка пива на подоконнике. Приезжай к четвертой паре! Юра, Серега.

-Что за черт? ошарашено подумал я,- это, что розыгрыш такой? Какой семинар? Какой Козловский? Единственный Козловский которого я знал, мой крайне ядовитый препод по истории Средних веков во время моего обучения на историческом факультете умер лет так двадцать пять назад. Он еще любил вперить взгляд в студента который снискал его не удовольствие и сказать при этом весьма зловещим тоном:-Мне кажется, что вы молодой человек, изволите посещать мои занятия квадратно- гнездовым методом.

Данная фраза, как правило означала, что тому к кому она была обращена предстоят большие сложности при сдаче предмета читаемого доцентом Козловским причем в самую ближайшую сессию. Парочка таких «квадратно-гнездовиков» с моего курса вылетело из института стараниями именно этого доцента. Козловский вообще был своего рода «грозой факультета». Его лекции и семинары старались посещать все, включая самых отъявленных раздолбаев.

-Обалдеть!- произнес я вслух, еще раз обведя взглядом окружающую меня обстановку,- что происходит? Где я нахожусь? Что-то окружающая меня действительность мало напоминает палату в частной московской клинике. Или мои соседи по палате, пока я спал решили разыграть меня? Отнесли мою койку в какую-ни будь подсобку, поставили будильник, написали эту дурацкую записку...Да нет это какой-то бред! Серьезные мужики вроде! Во всяком случае казались такими. А Юра и Серега кто такие? Неужели Юрка Мирошниченко и Серега Васильев? Да я не видел их уже минимум лет двадцать. С Юркой мы еще переписывались одно время в «Контакте», но эта переписка заглохла лет семь назад. Как они могли оказаться здесь? В московской клинике? А если они и лежали там, то почему я их не встретил? Нет это какой-то бред!

Юрка Мирошниченко и Серега Васильев были моими однокурсниками и приятелями во время нашего совместного обучения на историческом факультете педагогического института города Краснознаменска. Как и я они поступили в ВУЗ после армии, поучившись предварительно на Подготовительном отделении. После нашего зачисления на первый курс мы «армейцы» по крайней мере старались держаться вместе (кроме нас троих на нашем курсе таковых было еще двое) и приятельские отношения возникшие между нами еще во время обучения на Подготовительном отделении переросли в хорошую, крепкую дружбу, которая увы быстро сошла на нет после окончания института. Откинув одеяло я кинулся к окну, благо,что койка на которой я возлежал не известно сколько времени находилась со всем рядом с ним. Перегнувшись через тумбочку я отдернул занавеску и выглянул наружу. Тут я испытал еще большее потрясение чем то когда осознал себя, находящимся в не знакомой комнате ( а может быть наоборот слишком хорошо знакомой, но относящейся к моему далекому прошлому) и когда прочел записку подложенную под будильник.

Вместо картины раннего лета, я узрел за окном пейзаж глубокой осени. Окно выходило во двор, перекрытый стеной возле которой стояли мусорные баки. Этот с позволения сказать пейзаж был, что называется до боли знаком мне. Я сразу же узнал его. Именно такую картину я наблюдал все три года пока проживал в комнате номер триста девятнадцать третьего общежития пединститута города Краснознаменска.

Какая уже сказал вместо вида цветущей природы столь характерной для начала июня (времени когда меня настиг очередной гипертонический криз и я угодил в больницу), я узрел хмурое осеннее небо, голый тополь и асфальт засыпанный желтыми листьями. Все это решительно не напоминало собой июнь. Тем более его самое начало. Это скорее всего напоминало октябрь. Причем как минимум, его середину. Раскрыв от потрясения рот я несколько минут безмолвно наблюдал происходящее за окном. Затем скосив взгляд в сторону я увидел стоящую на подоконнике бутылку «Жигулевского». Схватив ее я не задумываясь ни на секунду сорвал пробку зубами и практически одним глотком выпил почти половину бутылки. Затем не выпуская ее из рук я буквально рухнул обратно на кровать и застыл пребывая в некоем подобии ступора. Увиденное за окном повергло меня буквально в состоянии шока. Окружающая меня действительность, вернее радикальные перемены которые произошли в ней подействовали на меня так, что я почувствовал, что решительно не понимаю где я нахожусь и что произошло с окружающим меня мирозданием которое еще несколько часов назад казалось мне совершенно и я бы сказал фундаментально незыблемым. В моей голове исчезли все мысли кроме одной: -Что за ерунда? Где в конце концов я нахожусь?