Кошачьи

Резкая трель будильника вырвала меня из сна. За окном только вставало солнце, но сон как рукой сняло: отпуск официально начался.

Потянувшись в постели, я вытащил из-под себя одеяло и обернулся — никого рядом не оказалось. У выхода в коридор, за белой дверью со стеклянным окошком, шумела вода. В мягком полумраке комнаты можно было разглядеть беспорядок, который мы устроили за эту неделю, пока усердно работали, приходя домой только чтобы приготовить еду и лечь спать: стопки книг на столе, упаковка из-под печенья, накрытый свитером рюкзак и примятый коричневый ковёр с длинным ворсом посреди комнаты вовсе не свидетельствовали о чистоплотности обитателей.

Мерный шорох воды затих и вскоре сменился на шум фена. Я отпил воды из стакана с тумбы рядом и сел на постели в ожидании, когда ванная освободится, поглядывая на часы и чувствуя спиной мягкие лучи солнца. Наконец дверь открылась, ослепив отражением из окошка, и на пороге показалась Катя.

— С добрым утром, хороший мой, дорогой, — пропела она и подошла ближе, небрежно сбросив полотенце на постель рядом и оставшись в одних только очках и белых трусах с бантиками по бокам.

— Привет... чего не выключила будильник?

— Да я забыла, — сказала она и потупила взгляд, не желая смотреть мне в глаза.

— Прости.

— Ничего, всё равно уже пора вставать. Иди ко мне.

Я раздвинул колени и похлопал по постели, подзывая подругу. Катя была молодой полукошкой с золотыми волосами до плеч, высокими ушами с кисточками и пушистым хвостом, которым сейчас медленно махала прямо перед моим лицом. Поправив его и убрав в сторону, я усадил Катю поближе и достал небольшую сумку из тумбы. Внутри было много всего — от шампуня для шерсти и палочек с ватой до ножниц и разных колтунорезов. Выбрав широкую расчёску, я расправил кошачьи уши и стал медленно чесать макушку, приводя в порядок ещё влажные волосы.

— Как поспала?

— Неплохо... странно — Катя подалась ближе к рукам, — мне снилось что-то про поезд и опоздание.

— Что?

— Не помню, что-то, что было зимой.

Расчёска мерно проходила по ровным волосам, расслабляя их хозяйку. Я делал маленькие круговые движения на затылке и ближе к вискам, будто накручивая шевелюру на пластиковые зубья, а потом плавно распускал, слушая то, как Катя тихо мурчит, затем стал прочёсывать всю длину и распрямлять мокрые локоны.

Расчесав подругу вдоволь, я запустил руки под волосы и стал разминать шею, то надавливая пальцами, то мягко оттягивая кожу и растирая в том же месте. Катя улыбнулась, зажмурившись, и положила руки мне на колени, пока я поочерёдно сжимал и разжимал ладони на её плечах и проводил большими пальцами к лопаткам: из-за разницы в наших размерах и миниатюрности кошкодевочки мне было совсем нетрудно трогать её всю. Выпустив когти, я стал чесать спину с выпирающим позвоночником, пока по коже под пальцами бегут мурашки. Не выдержав, Катя встряхнулась.

— А ещё мне снились котята.

— Снова?

— Да. Маленькие и пушистые, они ещё мило пищали.

Я улыбнулся, представив её в голубом платье с фартуком, снующую среди маленьких кроваток и раздающую бутылочки с молоком непоседливым котятам в пижамах. Ещё немного размяв спину, достал другую расчёску с крупными деревянными зубьями и провёл ею вдоль хвоста, заставив кошку вздрогнуть. В шерсти оказалось совсем немного пуха, который я вычищал плавными движениями с тихим шорохом. Не то из-за мыслей о материнстве, не то от ощущений расчёски в хвосте, Катя начала ёрзать на месте и болтать ногами, всё чаще задевая меня своим задом.

— Сиди смирно.

— Ой... — тихо сказала она и замерла, но вскоре снова стала двигать тазом, будто от неудобства.

Наспех закончив утренний моцион, я убрал расчёски обратно в сумку и обнял подругу, нарочно не трогая обнажённую грудь.

— Так хорошо... — прошептала подруга, положив свою руку на мою и тихо мурлыкая, всё ещё продолжая едва заметно двигать бёдрами на месте. Положив голову на тонкое плечо я посмотрел вниз, на плоский живот Кати, и заметил пятно влаги на белом белье.

— Значит, тебе снятся котята?.. — я едва заметно ухмыльнулся, вздохнул возле золотого ушка и взял снизу небольшую грудь девушки одной рукой, провёл большим пальцем по розовому соску.

— Да, маленькие... и пищащие...

Присев ближе, я поправил хвост Кати и прижался к её спине, обнял крепче, делясь теплом после холодного душа. Тело под ладонями отвечало, согреваясь изнутри всё сильнее и будто размякая под моими прикосновениями; розовые соски затвердели, их стало проще обводить вокруг и несильно тянуть. Катя вздохнула, снова потрогала мою руку и присела поближе, стала медленно тереться задом. Я продолжал гладить и массировать грудь, будто бы немного увеличившуюся за последний месяц, медленно сжимал и разжимал, представляя, будто выдаиваю подругу. После вдоха приятного запаха от чистого тела мне захотелось её укусить.

— Так тепло и приятно, — задумчиво промурлыкала Катя, притираясь снизу настойчивее. Я лишь улыбнулся в ответ и потрогал высокие ушки, убрал волосы на левое плечо и прижался щекой к белой шейке. Тёплое тело манило запахом: закрыв глаза, я провёл влажными губами по коже и мягко укусил, всё ещё держа кошкодевочку за талию. Новый вздох — и на шее остался розоватый кружок со следами зубов. Я оставил дорожку мокрых и нежных поцелуев вниз до плеча, мягко укусил ключицу, чувствуя трение внизу и волны возбуждения.

— Думаю, пора заняться тобой серьёзнее.

— Да? — Катя улыбнулась, гладя меня по руке и болтая ногами.

— У тебя течка, но я не уверен... это нужно проверить.

Усадив кошку на постель, я мягко толкнул её на подушки и сел между ног, которые тоже нуждались во внимании. Не спеша с "проверкой" я прогладил мягкие бёдра снаружи, затем внутри, внимательно следя за реакцией молодой особы, стыдливо прикрывающей красные щёки ладонью.

— Моя хорошая девочка, давно я тебя не мял... — тихо шептал я, гладя плоский живот и бедро.

— Моя умница...

Я знаю, как сделать ей приятно — не действиями, словами, но сейчас нужно было комбинировать оба способа, чтобы добиться лучшего результата. Течка кошкодевушки отличается от обычной животной, тем более, если испытывающая эту течку самка неопытна и стеснительна.

Прогладив по бёдрам, я взял Катю за попу и сжал обеими руками — мягко, осторожно, чтобы не причинить дискомфорт — и медленно стянул испачканное бельё вниз, обнажив гладко выбритый лобок.

— Ох, моя золотая кошечка подготовилась?

Катя нервно усмехнулась, всё ещё прикрывая лицо рукой, но теперь тоже следя за тем, что я делаю. Внизу уже было достаточно смазки, но небольшая ласка всё равно бы не помешала расслабить домашнюю женщину-кошку. Положив руки Кате на пояс, я осторожно раздвинул губы большими пальцами и стал медленно их гладить, провёл по середине пальцами без коготков и задел клитор, не спеша стимулировал его тоже, продолжая успокаивать притихшую девушку.

— Вот так, хорошо... не больно? Всё в порядке?

Бессловесный кивок в ответ.

У меня не было большого опыта в уходе за кошкодевочками, но кое-чему я уже научился. Опустившись ниже, осторожно ввёл два пальца внутрь, одновременно согревая влажное лоно дыханием, и раздвинул белые бёдра в стороны, укладываясь вплотную к ним. Согнув оба пальца внутри, я стал аккуратно стимулировать Катю изнутри, подразнивая клитор большим пальцем и одновременно с этим поглаживая по ножке. Пришлось помолчать некоторое время, пока я собирал слюну на сухом языке, прежде чем коснуться им промежности и собрать вязкую смазку. Равномерными движениями я водил им снизу вверх, пока двигал пальцами внутри то глубже, то выше, сгибая и стимулируя стенки влагалища, когда почувствовал тёплые прикосновения к ушам. Катя собрала рукой мои волосы одной рукой, а другой трогала сложенные назад уши, будто бы не желая отпускать от себя. Украдкой улыбнувшись таким незатейливым ласкам, я двигал языком интенсивнее, вводя пальцы выше и настойчивее, затем развёл их в стороны и медленно вынул, небрежно обтёр смазку о бедро.

— Да, ты точно готова.

— К чему?

Я поджал губы, думая о том, играет Катя невинную кошкодевочку или правда не понимает, к чему я веду.

— К бридингу, конечно. Ты ведь уже взрослая киса, и тебе пора заиметь весенних котят... а мне — пометить свою кошку моим запахом, чтобы никто не посмел даже смотреть на тебя.

Вытеревшись рукой, я навис над Катей и поцеловал маленькие губки. Тонкие руки легли мне на плечи, мягко притягивая вниз, и мне пришлось встать на локти, чтобы не придавить миниатюрный гибрид животного и человека собственным весом. Влажный язычок неумело касался моего, Катя норовила ухватить мою нижнюю губу своими, но я не позволял сделать этого и просто целовал её, напряжённо сложив уши и медленно виляя хвостом из стороны в сторону.

— Ты хочешь сделать это прямо сейчас?

— А когда же? У нас отпуск, и никто не помешает мне оплодотворить мою хорошую девочку.

Катя неловко улыбнулась — красная, как помидор; расчёсанные волосы растрепались по подушкам. Я привстал над ней на коленях и разделся сам, обнажив набухший от возбуждения красноватый член, и стянул подругу вниз за бёдра, полностью уложив на постель.

— Я же всё испачкаю... — начала было она, но я приложил палец к мягким губам, призывая Катю замолчать.

Тонкий, но длинный ствол подрагивал от напряжения. Оглядев обнажённую кошкодевочку ещё раз, я устроился поудобнее и раскрыл округлую головку, направил её в разгорячённую промежность. Мы занимались этим раньше, но сегодня, в разгар сезона спаривания — впервые без защиты. Внутри оказалось ещё горячее, чем в прошлые разы, и я закусил губу, наслаждаясь приятным сжатием со всех сторон. Катя покорно замерла подо мной, и мне пришлось взять девушку за руку, чтобы немного расслабить и успокоить. Придвинувшись плотнее, я вошёл наполовину, медленно растягивая юное девичье лоно, и стал двигаться. Даже несмотря на мою неплохую физическую форму выбранная поза на деле оказалась неудобной: нависнув сверху, я упирался ладонями в подушки и двигал тазом, стремясь войти поглубже, пока Катя ёрзала снизу, то насаживаясь на ствол сама, то отодвигаясь и делая проникновение труднее. Всё же мне удалось поймать удобный нам обоим темп и плавно двигаться, постепенно пробираясь дальше и напирая на свою бридинговую кошку всё настойчивее. Закрыв глаза, я считал про себя, соблюдая чёткий ритм и слушая тихое хлюпанье снизу.

Я потерял счёт времени, когда услышал шумное дыхание: открыв глаза я встретился взглядом с Катей. С красным лицом и запотевшими очками она лежала на мокрой простыни и обнимала меня ногами. Сжатие вокруг ствола стало сильнее, и я плавно ускорил фрикции. Более глубокое проникновение перестало быть проблемой — Катя выделяла больше смазки, сейчас мокро чавкавшей при каждом движении, и принимала меня почти целиком. Внутри, на уровне пояса, появилось приятное покалывание; я опустился ниже и почти лёг на юное разгорячённое тело, двигаясь быстрее и агрессивнее. Только сейчас я смог почувствовать горячее катино дыхание, приятно щекочущее плечо и шею. Обняв меня снова, кошкодевочка выгнула спинку и замерла, пока я продолжал вдалбливаться в неё снизу в стремлении войти как можно глубже, по самые яйца.

— М-м... м-м...

Катя стонала сквозь плотно сомкнутые губы, будто заклеенные скотчем. Короткие коготки впились мне в шею и вызвали неприятные мурашки по всей спине, что только подстегнуло входить в неё ещё и ещё: набухший член приятно сжимался ритмично сокращающимися мышцами, доводя до исступления. Войдя особенно глубоко я почувствовал, как изменились ощущения, когда кончик упёрся в твёрдую стенку матки. Несколькими резкими движениями я приблизился к финалу, то почти вынимая красный ствол, то снова вводя его полностью и касаясь набухшими яйцами влажных девичьих губ. Тугие струи медленно поднимались по члену вверх и выходили наружу рывками, быстро заполняли всё внутри; Катя застыла на постели всё ещё держась за плечи и постепенно обмякла, расслабляясь на подушках. Я продвинулся ещё несколько раз в резко ставшем ещё у́же лоне, чувствуя, как горячая сперма вытекает наружу и падает на простынь большими густыми каплями.

— Фух... это было трудно... — я усмехнулся, поправив волосы и вернув уши в их обычное состояние.

Катя лежала, глядя куда-то в потолок через запотевшие очки, и облизывала пересохшие губки, больше не постанывая и лишь размеренно дыша. Её хвост распушился сильнее прежнего и теперь выглядел как большая щётка или пипидастр, которым горничные стирают пыль в отелях. Я потянулся было за салфеткой, но кошка прервала меня, потянула к себе и поцеловала — настойчиво и страстно, касаясь маленьким язычком губ и зубов, одновременно гладя по затылку обеими руками. Затем, будто смутившись, отстранилась и нервно усмехнулась:

— У тебя было такое смешное лицо!

— И что смешного? Мне было неудобно висеть над тобой, — сказал я и снова потянулся за салфетками, чтобы оттереть испачканный член от быстро засыхающих жидкостей.

— Ну просто смешное. Ты не устал ещё?

— Нет, совсем нет. Но и вставать пока не хочу. Иди сюда...

Я потянул Катю к себе за руки, помог сесть напротив; сняв мокрые очки, обнял за талию и поцеловал — теперь более нежно и ласково, будто мы были на свидании, а не занимались её оплодотворением.

— Теперь ты будешь кошкомамой.

— Правда? — Катя неловко улыбнулась, нервно стуча хвостом по постели. Прикрыв промежность ладонью, она свела ноги вместе, стараясь сберечь обилие спермы внутри себя.

— Ага. И выносишь много хороших пушистых котят.

— Маленьких и пищащих?

— Маленьких и пищащих.

Катя утянула меня за собой обратно на постель, и я перевернулся на спину, пока обнимал её за талию. Устроившись вместе на широкой кровати, мы смотрели на то, как солнце быстро восходит над лесом, освещая комнату тёплыми слепящими лучами. Кошкодевочка, теперь будущая мама, иногда поворачивала меня к себе и коротко целовала в губы гладя по животу и ещё твёрдому от перевозбуждения члену, пока я не прикрыл его одеялом, похоже, огорчив этим свою новоиспечённую жену.

— Чем мы будем завтракать? — наконец спросила она.

— Не знаю... что там полезно детям?

Катя лишь коротко посмеялась в ответ.

Впереди нас ждала цветущая весна, полная забот о новорожденных детях и молодой маме.