Кошки-Мышки

Старик Кирилл знал, что город не спит. Это была не метафора, а холодный, неоспоримый факт, выгравированный неоновыми шрамами на теле этого многоуровневого гиганта. С его балкона на двадцать третьем уровне, где воздух был уже достаточно разбавлен от едкой кислотности нижних секторов, но все еще нес в себе запахи синтетической еды, озона и отдаленной гари, мегаполис расстилался безграничным, пульсирующим океаном огней.

Вверху, на заоблачных шпилях Корпоративных Цитаделей, алмазные башни пронзали вечно пасмурное небо, их фасады отражали голографические проекции товаров, что стоили больше, чем вся жизнь обитателя низших уровней. Там, на стеклянных террасах, танцевала элита, их смех, усиленный акустическими барьерами, был глух для тех, кто внизу. Бесшумные аэро-такси скользили между вершинами, их пути строго регламентировались, создавая воздушные реки света, текущие по предсказуемым руслам. Это был мир порядка, контроля и иллюзорного благополучия, подсвеченный отполированным пластиком и чистым, стерильным воздухом, пропущенным через тысячи фильтров.

Но взгляд Кирилла всегда неизменно сползал вниз, туда, где город начинался по-настоящему. Под блеском верхних уровней лежали мириады жилых ячеек, нанизанных одна на другую, как соты безумного улья. Здесь неоновые вывески, что когда-то были яркими, теперь выцвели и мерцали, освещая улицы, забитые мусором и тенями. Маглев-поезда, жужжащие, как гигантские насекомые, прорезали эти лабиринты, но под ними был мир, где движение определялось не расписанием, а инстинктом. Мир, где каждый шорох мог стать началом конца, а каждый взгляд – смертельной угрозой. Это был мир, пропитанный отчаянием, аммиаком и запахом разогретого пластика, где люди двигались словно тени, прижимаясь к стенам, готовые в любой момент раствориться в темноте.

Кирилл затянулся своей электронно-табачной сигаретой, выпуская клубы горького пара. Он видел, как менялся город на его глазах, как медленно, но верно он превращался из просто опасного в смертельно безразличный. Когда-то были банды, перестрелки, обычное человеческое беззаконие. Теперь же по улицам ходила не просто опасность, а нечто куда более организованное, более всеобъемлющее. То, что они называли «Игрой».

— «Кошки-Мышки»

Прошептал Кирилл, и даже в этом шепоте чувствовалась горечь. Он видел это на лицах людей. Видел в том, как изменилось движение патрульных дронов, которые теперь не только следили за порядком, но и искали, вычисляли, наводили. Видел в странных, резких вспышках света, доносившихся из заброшенных промышленных зон, где не было ни производства, ни законной жизни. Видел в молниеносных сообщениях, проскакивающих на личных коммуникаторах прохожих, даже если те старались сделать вид, что их не видят.

Игра пронизывала каждую щель мегаполиса, как вирус. Она не была ограничена одним сектором, она была везде. Для одних это был невидимый, но постоянно давящий пресс, заставляющий каждый день задумываться о том, не станет ли он последним. Для других – способ выживания, хоть и сомнительный. Для третьих – жестокая забава, источник заработка, питающий их счета тысячами кредитов.

Приложение. Всемогущее, бестелесное, вездесущее Приложение. Оно диктовало правила, назначало цели, отсчитывало время. Кирилл видел, как иногда на огромных экранах, рекламирующих новейшие биодобавки или отпуск на орбитальной станции, внезапно вспыхивали общие оповещения. Не текст, не изображения, а просто смена цветовой гаммы на тревожно-красную или мигающее предупреждение о «Повышенной активности в секторе 7». И каждый, кто видел это, будь он Мышью или просто наблюдателем, понимал, что это означало: охота началась.

За последние несколько лет город стал двигаться иначе. Появились зоны, куда никто не ходил, кроме тех, кто играл. И появились люди, чьи взгляды стали холоднее, движения резче. «Коты», – прозвали их. И те, кто бежал, прятался, боролся за каждый вдох – «Мыши». Кирилл видел их по ночам. Мелькающие силуэты, уворачивающиеся от света дронов, перепрыгивающие через перила, ныряющие в черные провалы неработающих лифтовых шахт. Он слышал иногда отголоски их борьбы: короткие, приглушенные звуки выстрелов, вспышки электрошокеров, скрежет металла по бетону. А потом тишина, еще более жуткая, чем шум.

Иногда, в его собственном, относительно безопасном секторе, тоже чувствовалось напряжение. Обходы усиленной охраны, внезапные блокировки пешеходных переходов, объявления о «технических работах» в соседних домах, за которыми неизменно скрывалась очередная зачистка или погоня. Все знали, что даже если ты не играешь, Игра "играет" с тобой. Она диктовала, куда можно идти, с кем говорить, кому доверять. Она заставляла каждую семью держать глаза открытыми, а руки наготове, ведь никто не хотел быть обнаруженным «по ошибке».

Кирилл выпил остатки своего синтетического кофе. Горький, как и сама жизнь. Он был всего лишь наблюдателем, одним из миллионов, чья жизнь протекала в тени Игры, но не была ее частью. Он был тем самым «случайным прохожим», который, по определению Организаторов, не представлял интереса. Но именно эти прохожие видели больше всего. Они видели контрасты: роскошь и нищету, порядок и хаос, жизнь и смерть, переплетающиеся в единый, запутанный узел. Они видели, как неоновые огни скрывают тени отчаяния, а человечность медленно, но верно вытесняется борьбой за выживание...