Кошмары

Страх... Ужасы прокрадываются в голову, зрение становится нечетким, тело покрывается мурашками и тихо дрожит. Хочется плакать, но никак не получается. Слезы застыли в глазах, но не могут вырваться наружу. Тихие всхлипывания. Холодное прикосновение бледной ручки, детской. Мальчик, лет пяти-шести, он приходит сюда каждую ночь и каждый раз тихо плачет. Я тоже, тоже, но нет, не могу, да, не могу, не получается. А он все плачет, плачет, плачет. Тяжело. Так тяжело, так жалко. Он молчит, за эти несколько ночей , что он посещает меня, мальчик не произнес ни слова, лишь тихие стоны, жалобное ворчание и вороченье на полу. Он глядит на меня, глядит своими бездонными заплаканными глазами, сжимает маленькие ладошки в такие же маленькие кулачки и сжимает губы, пытаясь принять грозный вид. Я смотрю на него и невольно улыбаюсь. Каждую ночь, каждую божью ночь он приходит ко мне и рыдает, я не знаю откуда он взялся, но он никак не делает оставить меня. День мой проходит совершенно обычно, но ночью начинается вот это. Потом... Потом начиналось самое страшное. Потом рыдание прекращалось, ребенок замолкал и начинал царапать стены. Маленькие пальчики срывали обои, бросали разноцветную бумагу на пол, оставляя лишь маленькие стены. Кто-то мог подумать, что все это лишь сон, но только вот, просыпаясь, я обнаруживал маленькие царапины на оставшихся на стене обоях, горы оторванных и совершенно голые стены. Палас был еще мокрым от слез, он практически никогда не высыхал. Я уверял себя, что никакого мальчика нет, я просто лунатик, я хожу по ночам по дому, сам плачу, сам ворочаюсь по полу, сам деру обои и царапаю стены. Но нет, я ошибался, я очень сильно ошибался. Как-то раз я оставил включённой камеру, она работала всю ночь, пока у нее не закончилась память, а батарея не села. Но нет, камера успела снять его, маленького плачущего мальчика. Он не замечал камеру, он трогал меня и звал с собой. Кажется, он был мертвым, но я не был в этом уверен. Мои окна были закрыты, дверь заперта, он не мог проникнуть в мой дом. Может быть я безумен, я не знаю. Я всегда считал себя обычным человеком, ни лучше, ни хуже других. Не знаю, наверное я спятил. Да, но камера-то все зафиксировала, камера не может мне врать! Правда, следующей ночью записать сама собой удалилась, я хотел сохранить ее на свой компьютер, но не успел. Я читал про это, но ничего годного не нашел. Была легенды про проклятые картины, про мертвых родственников, но ничего из этого мне не подходило. Мальчик был мне незнаком, а картин дома у меня нет. Конечно, может быть он ошибся адресом или выбрал меня из множества остальных людей. Может быть он жил раньше в этом доме, я знал, что раньше в этой квартире жили старик со старухой, но они уж давно умерли. Про мальчика я ничего не слышал, я вообще мало знал про прошлых хозяев квартиры. Но почему тогда он не являлся ко мне раньше? Я жил здесь не первый год, но ни разу он не являлся ко мне. Вот уже три года, как я живу в этом доме, три долгих года. Кажется, как раз-таки недавно должна быть годовщина моего переезда, но, к сожалению, я не помню когда. Я хочу поговорить с ним, но никак не решаюсь. Я зову его, говорю: «Мальчик! Мальчик! Юра! Петя! Игорь! Матвей! Ми-и-ша!!!» Я пытался назвать его разными именами, чтобы он откликнулся на мой зов. Кажется, имен двести я перепробовал, но он все молчал. Молчал, а потом начинал рыдать все громче и громче. Удивительно, но не только я его видел. Как-то раз ночью мне постучал сосед, он ругался, клялся сломать мне нос и руки, если я не открою дверь, но я боялся спуститься — я не знал, что мне сделает этот мальчик, если я спущусь. Тогда я запел какую-то колыбельную, половину я помнил еще с детских лет, половину придумывал на ходу. «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю... Придет серенький волчок... И укусит за бочок... Ночь пришла... Все звери спят... Ночь... приходит... входит в сад... Баю-баю-баю-бай... Спи, малыш мой, засыпа-а-ай!» Я понимал, насколько это фальшиво звучит, но малец угомонился. Тогда я тихо встал с кровати и пошел в прихожую, где сосед уже собирался ломать дверь. Поглядел в глазок — он, пьяный, с красным лицом и огромными синяками под глазами. Интересно, от чего — подрался или не выспался. «Ты тут, я слышу! Слышу! Угомони своих детей, придурок, какую ночь орут, спать мешают, бесстыжий! Никакой реакции, а ты ведь там, там, засранец, я знаю! Спать, понимаете, спать людям нормально не дают, увижу, гаденыш, морду тебе набью, Богом клянусь, руки-ноги будут мешками с костями, а рожа опухнет хуже, чем после роя пчел, помяни мое слово!» «Вы б так клятвами не разбрасывались, дорогой соседушка, надеюсь, пальчики скрестили? Сейчас отрезвеете, все забудете, будете смирным, как обычно. А детей у меня нет, так что в следующий раз не мешайте мне спать своим стуком, договорились?» Сосед успокоился, а потом раздался грохот и громкий храп. Он уснул. Той ночью ребенок молчал и больше не беспокоил меня. Я уснул и, не просыпаясь, проспал до самого утра, а когда я проснулся то ребёнка, ни соседа не было. Утром он постучался и долго извинялся передо мной, но я не винил его — мне тоже порядком надоел этот странный ребенок.