Космическая каторга

Галактика Андромеда, Скопление Лиинтлосс; кластер «Семь Путей», система Омега Шиэго, планета Шиэго II; 7759-й год и 3-й месяц Эры Гиперпространственной Навигации.

Ещё в самый первый день планета Шиэго II встретила её пыльным ветром и запахом горелого металла. Эйни Хаген вышла из челнока, прищурилась от яркого солнца и сразу же горько пожалела, что не осталась на Корсолуанте — там хотя бы воздух не царапал лёгкие.

«Самая большая дура в галактике. Добро пожаловать в пыльный ад!»

Стоя на раскалённой плите космодрома и глядя, как над горизонтом торчат остовы разбитых звездолётов — будто рёбра дохлой планеты, она готова была отдать год жизни за один глоток нормального воздуха.

Некого винить. Она сама просила это назначение. Сама. Когда Сенат объявил реформу судебных округов, Эйни решила: лучше пыльная дыра, чем столичные интриги, где улыбка стоит миллион, а нож в спину прилетает быстрее счёта в ресторане.

Рождённая на зелёной, спокойной Раптионе и давшая обет «целибата Всепобеждающего Ксиониума», она думала, что бежит от соблазнов. Да, убежала, но получила испытание в виде вечной пыли и корпоративного хаоса.

Пыль хрустела на зубах, забивала поры, оседала на языке металлическим привкусом крови и ржавчины. Собственными руками она подписала себе приговор — перевод на эту помойку, трехлетний контракт. Жаркая и вонючая корпоративная дыра, куда Республика сплавляла тех, кого не жалко, и тех, кто ещё верил, что может что-то изменить.

«Жертва собственного энтузиазма», — злилась Эйни на себя и свой идеализм.

Здесь всё принадлежало Торговому Консорциуму: шахты, каторжники, даже воздух под куполом. Республика лишь делала вид, что следит за законностью. На деле здесь был единственный республиканский офицер на тысячи квадратных километров пыли и ржавых остовов — она, капитан юстиции Эйни Хаген.

Северный комплекс встретил её гулом вентиляторов и запахом перегретого металла. Двух- и трёхэтажные блоки, выцветшие до серости, жались под защитным куполом, будто боялись выползти наружу. За куполом — бесконечная пустошь, усеянная обломками звездолётов и терриконами, которые никто и никогда не убирал.

Где-то там, за терриконами, добывали ту самую синюю дрянь, из-за которой восемь лет назад здесь горела настоящая война. Консорциум тогда победил.

Она прилетела следить, чтобы победитель не слишком наглел с заключёнными. Республика делала вид, что контролирует процесс, на деле Консорциум высасывал планету досуха, используя каторжников вместо роботов, потому что люди дешевле. И Эйни, единственный республиканский надзиратель на всю эту преисподнюю, должна была следить, чтобы всё выглядело законно.

Пока получалось так себе.

Она усмехнулась: «Законно». На Шиэго II это слово звучало как шутка.

Полгода спустя она уже не улыбалась.

Пыль проникла всюду: в лёгкие, в мысли, в сны. Отчёты, которые она отправляла в столицу, возвращались с пометкой «Принято к сведению». Нарушений режима содержания — десятки. Побеги — ни одного успешного. Смерти — в пределах нормы.

Эйни стояла у окна своего кабинета, сжимая в руке чашку с синтетическим кофе, и смотрела, как над северным комплексом поднимается очередная песчаная буря.

«Надо было послушать отца и оставаться на Раптионе», — подумала она в который раз. — «Там хотя бы воздух пахнет цветами, а не горящей смертью».

Но она выбрала Конгрессионную Республику. Выбрала «большую игру» и теперь расплачивалась за это каждым вдохом.

В очередной безрадостный, безнадёжный день Эйни захлопнула дверь личной комнаты и поднялась на этаж выше, в свой столь же ненавистный офис. Кондиционеры ревели, как раненые звери, но всё равно не справлялись.

Работы было невпроворот — постоянные трения с корпоративной администрацией выматывали её сильнее, чем жара.

Наибольшие проблемы доставляла планетарный директор Нейла Лиинма — надменная и жестокая тлоссианка, дочь правителя Штата Рэнтлосс. Одна мысль о ней вызывала у Эйни желание разбить что-нибудь тяжёлое. Желательно о голову самой Нейлы.

Эйни поднялась на третий этаж своего административного блока и вошла в кабинет. Пыль уже лежала тонким слоем на столе, хотя вчера она протирала всё лично. Здесь не было роботов-уборщиков: Консорциум экономил на всём, кроме охраны и камер.

Терминал мигнул: пришло расписание очередного транспорта с каторжниками. Завтра, из Бета Рэнтлосс, триста сорок душ. В основном пираты и анархисты, судя по пометке окружного офицера юстиции.

Эйни налила себе кофе из термокружки и села, погрузившись в лавину отчётов и докладов.

Вечером зашипел личный коммуникатор — старый, с раптионским шифрованием, которое не взломать даже ксиоджаям. Вызов шёл по закрытому каналу Рапбеза. Отец.

Она приняла. Голограмма выросла над столом: высокий, солидный раптианец в форме полковника полиции безопасности. Лицо усталое и постаревшее, глаза воспалённые. Взгляд прямой, жёсткий.

— Добрый вечер, дочка, — мягко начал он на их родном языке, мелодичном и быстром. — Прости, что беспокою в неурочное время.

— Ничего, отец. Я всё равно ещё не сплю, — Эйни опустилась в кресло, чувствуя, как напряжение отпускает плечи.

С отцом всегда так: даже плохая новость звучит по-домашнему.

— Завтра к тебе придёт партия с Бета Рэнтлосс. Среди них один… очень важный для нас человек, Джейс Килиан.

Эйни нахмурилась, перебирая в памяти свежие списки.

— Килиан… Тот самый юный анархист, которого полгода ловили по всему Лиинтлоссу?

— Он самый. Только настоящее его имя — Киран. Тот самый племянник нашего великого ихтиолога. К счастью, юношу поймали под фальшивым именем, и это хоть небольшое, но преимущество для нас — у него очень надёжная легенда.

Повисла тишина. Эйни медленно выдохнула и напряглась, отдавая себе отчёт в услышанном — «великим ихтиологом» в узком кругу называли короля Раптионы — церемониального монарха, который ничем в жизни, кроме изучения морской живности и рыбалки, не интересовался.

— Племянник Его… нашего знаменитого ихтиолога? Отец… как это вообще возможно?

— Возможно и не такое, когда кто-то очень хочет спасти Раптиону, но может делать это только из тени, — тихо ответил он. — Ты же знаешь, что происходит у нас дома? За последний год Консорциум поднял тарифы на маршруты через «Семь Путей» на треть. Для независимых перевозчиков — это смертный приговор. Десятки наших транспортных компаний уже на грани банкротства. А Сенат молчит — Рэнтлосс имеет там блокирующий пакет, их фракция прочно держит за глотку правительство.

Эйни кивнула — она периодически читала отчёты о положении в этом и соседних регионах.

— Рэнтийцы всегда были главной опорой ВТК в Сенате. Семь из одиннадцати основных гипермагистралей проходят через их узлы. Им выгодно, чтобы все остальные платили дань под видом тарифов.

— Именно. Мы пробовали говорить официально — безрезультатно. Пробовали договариваться через Саймуров и другие семьи — тоже глухо. Тогда… некоторые решили, что остаётся только подполье. Киран пошёл добровольно. Лиэнна Саймур и её отец убедили его, что только так можно показать Консорциуму, что у Раптионы ещё есть зубы. Неофициальные рейды, перехваты грузов, диверсии на периферийных маршрутах — всё без прямых следов к нам.

— И он согласился рисковать головой ради снижения тарифов? — в голосе Эйни скользнуло горькое удивление.

— Не только ради тарифов. Ради будущего. Если мы сейчас прогнёмся, через пять лет весь наш кластер станет сырьевым придатком Рэнтлосса. Уже сейчас их корпорации скупают наши верфи под видом «совместных предприятий». Киран понял: кто-то из королевской семьи должен показать пример.

Эйни потерла виски.

— А теперь он летит сюда. И рэнтийцы его раскрыли?

— Уверен, что нет. Но активно копают, привлекли ксиоджаев. Вилдиоз Лиинма из рэнтийской СБ лично курировал антипиратскую операцию. Они хотят добраться до руководства пиратской группировки «Кулак Анархии», а это — наша «прокладка». Потом, видимо — «несчастный случай в шахте». Классика. Поэтому его не казнили сразу, а отправили на Шиэго.

Эйни поставила кружку так резко, что выплеснула кофе на стол. Посмотрела в окно, где над терриконами висела пыльная луна.

«Значит, родной брат Нейлы занимается этим делом. Скорее всего, они или уже знают, или скоро узнают, кто он на самом деле», — прикинула она.

— То есть вы с Рапбезом опять играете в свои опасные игры? А я тут должна прикрывать… этого сорванца, который решил поиграть в пиратов?

— Он не «решил». Его… подтолкнули. Это важно, Эйни, важно для всех нас. Всё это — ради Раптионы, ради нашего народа. Консорциум душит наш кластер новыми тарифами, выдавливает наши компании с маршрутов. Кто-то должен был ударить в ответ. Неофициально.

Она закрыла глаза: «Вот оно, опять — Раптиона важнее всего для истинного раптионца! Даже если ради этого надо рисковать карьерой республиканского офицера…»

— И что конкретно я должна делать? Открыто вытаскивать его нельзя. Нейла тут же доложит отцу, а он — в Сенат. О последствиях и думать страшно.

— Ничего открыто не делай. Просто проследи, чтобы он выжил в первые месяцы. Мы работаем над обменом или побегом. Рэнтийцы не должны его сломать. И не должны понять, кто он на самом деле.

— А если поймут?

Отец посмотрел прямо в камеру.

— Тогда Раптионе придётся вступить открытую войну с Рэнтлоссом. Этого мы пока не потянем. Наша позиция очень уязвима.

Эйни долго молчала. За окном взвыла сирена — опять где-то на дальнем руднике прорыв газа.

— И ты просишь меня… всего лишь приглядывать за ним?

— Не приглядывать, а просто не дать умереть в первые месяцы. Мы готовим канал для вытаскивания — обмен, побег, пока не решено. Но если Вилдиоз Лиинма раскусит его… всё, что мы строили годами, рухнет. И не только мы — половина независимых кластеров Лиинтлосса потеряет последнюю надежду. Олигархический режим Лиинма воцарится по всему Скоплению.

Эйни вздохнула и тихо сказала:

— Я сделаю, что смогу. Без нарушения присяги. Но, отец… если он действительно виновен в пиратстве, я не стану покрывать преступления.

— Конечно виновен, дочь, — полковник улыбнулся — тепло и устало. — Я и не прошу покрывать. Прошу сохранить жизнь юному человеку, который рискнул всем ради нас, хотя мог жить в роскоши. Ради Раптионы, которая всё ещё хочет дышать свободно.

— Тогда пусть живёт, — Эйни кивнула. — Передай Его… великому ученому: младшая дочь полковника Хагена сделает всё, что в её силах.

— Спасибо, родная. И… прости, что снова втягиваем тебя.

— Я уже втянута, отец. С того самого дня, когда надела республиканский мундир и оставила Раптиону за спиной.

— Обнимаю! — голограмма мигнула и погасла.

За окном ветер гнал песок по мёртвой равнине. Эйни осталась одна в пыльном кабинете, погруженная в раздумья. Информация её потрясла.

Племянник короля выступил против могущественных сил, чтобы Раптиона не стала очередной экономической колонией.

Он прилетит завтра — пират и, судя по всему, её новая головная боль.

Она встала, подошла к окну и тихо, почти шепотом, произнесла старинное раптианское благословение:

— Пусть звёзды хранят тебя, маркиз!

Потому что здесь, на Шиэго, кроме неё и звёзд — больше некому.