Космический дриСт.

Часть 1 "Невесомость дерьма"

Командир корабля «Союз-МК-42» Алексей Горшков проснулся от резкой боли в животе. В ушах стоял ровный гул систем жизнеобеспечения, а за иллюминатором медленно проплывала Земля — синяя, прекрасная и бесконечно далёкая.

— Ээээ... — кряхнул он, чувствуя, как кишки сжимаются в тугой спазм.

Всю прошлую смену они с бортинженером Петровым отмечали успешную стыковку с МКС — пили тюбиковый самогон, который тайком пронесли на борт. Теперь же организм мстил за эту наглость.

— Петров... — прохрипел Горшков, — у меня... проблема.

Но Петров спал, пристёгнутый к своему ложу, мирно покачиваясь в невесомости.

А давление в животе нарастало.

Горшков отстегнул ремни и попытался дотянуться до космического туалета, но в этот момент корабль слегка качнуло, и его понесло в сторону. Он схватился за поручень, но спазм в кишечнике стал невыносимым.

— О нет...

В невесомости всё происходит иначе.

Тёплая жижа не упала вниз — она вырвалась наружу и повисла в воздухе, распадаясь на десятки коричневых шариков. Горшков зажмурился, чувствуя, как они медленно разносятся по кабине.

— БЛЯЯЯ! — заорал он, отмахиваясь.

Петров проснулся от крика и тут же получил прямым попаданием в лицо.

— Что за ху... ААА, ТЫ ОХРЕНЕЛ?!

Шарики летали повсюду. Один прилип к потолку, другой — к панели управления, третий медленно дрейфовал к вентиляции.

— ВКЛЮЧАЮ ВЕНТИЛЯЦИЮ! — завопил Петров, хватаясь за переключатель.

Вентиляторы с жужжанием затянули в себя несколько шариков, и через секунду по кораблю разнёсся характерный запах.

ЦУП на Земле вдруг получил сигнал тревоги.

— «Союз-МК-42», у вас задымление? — спросил оператор.

Горшков и Петров переглянулись.

— Эээ... отрицательно, — ответил Горшков. — Это... технические испарения.

— Какие ещё испарения?!

В этот момент один из шариков медленно проплыл перед камерой.

На Земле воцарилась тишина.

Потом раздался вздох.

— Опять...

Часть 2 "Космический рецидив"

Петров, всё ещё с остатками коричневой невесомости на щеке, судорожно вытирался влажными салфетками, когда новый спазм скрутил уже его желудок.

— О-о-о... — застонал он, выпучив глаза. — Не только жевать...

Горшков, уже начавший собирать летающие "сюрпризы" пылесосом для невесомых отходов, обернулся и понял всё по зеленеющему лицу бортинженера.

— Держись, мужик! — закричал он, хватая ближайший пакет для рвоты.

Но было поздно.

Рвотный фонтан ударил с такой силой, что Петрова развернуло на 180 градусов. Желтоватые шарики, смешанные с полупереваренным тюбиковым борщом, разлетелись по кабине, образуя причудливые кластеры. Один особенно сочный комок медленно доплыл до Горшкова и шлёпнулся ему на грудь.

— Ты... ТЫ УБЛЮДОК! — завопил командир, пытаясь стряхнуть липкую массу, но в невесомости она лишь разделилась на несколько мелких капель.

В этот момент замигал экран связи.

— Экипаж, что у вас там происходит? — раздался голос ЦУПа. — У нас зафиксированы скачки давления и... Боже, что это?

На камеру медленно проплывал рвотный шар, сверкая в свете приборов.

Горшков, покрытый блевотиной и дерьмом, глубоко вздохнул.

— ЦУП, — сказал он хрипло, — у нас... небольшая нештатная ситуация с системами рециркуляции.

— Какая ещё рециркуляция?! Это же...

— Технические испарения! — хором рявкнули космонавты.

На Земле слышался сдавленный смех. Потом кто-то явственно сказал:

— Ну вот, опять эти "испарения"...

А в это время в корабле один особенно наглый рвотный пузырь медленно прилип к лицу спящего третьего члена экипажа — американского астронавта Джонсона. Тот всхлипнул во сне и облизнулся.

Горшков и Петров замолчали в ужасе.

— Он... он только что... — прошептал Петров.

— Молчи, — перебил его командир. — Мы ЭТО никогда не вспоминаем. Никогда.

И тут Джонсон во сне улыбнулся и пробормотал:

— Mm... spicy burrito...

На этом сеанс связи был экстренно прерван.

Часть 3 "Газовая атака"

Казалось, хуже уже некуда. Но Вселенная, очевидно, решила проверить, насколько крепка психика у космонавтов.

Американский астронавт Джонсон, наконец проснувшись и не понимая, почему у него во рту странный привкус «спайси буррито», вдруг почувствовал лёгкий бунт в кишечнике.

— О… Sorry, guys, — виновато пробормотал он и незаметно (как ему казалось) попустил ду́ха.

В невесомости газы не поднимаются вверх. Они медленно распространяются, как невидимый ужас, заполняя каждый уголок корабля.

Первым среагировал Петров.

— Что… что за адский смрад?! — закричал он, зажимая нос. — Ты опять тюбиковую капусту жрал, Джонсон?!

Горшков, всё ещё в испачканном комбинезоне, просто закатил глаза.

— Всё, приплыли…

Но тут произошло неожиданное. Вместо того чтобы злиться, экипаж вдруг начал… смеяться. Сначала тихо, потом всё громче.

— Да вы видели это?! — орал Петров, тыча пальцем в Джонсона. — Он перданул, и теперь мы все в этом варимся!

— This is biological warfare! — закричал Джонсон, отмахиваясь.

И тогда Горшков, словив очередную волну «аромата», вдруг затянул хриплым голосом:

«На пыльных тропинках далёких планет…»

Петров, не сговариваясь, подхватил:

«Останутся наши следы!»

Джонсон, не зная слов, но захваченный всеобщим безумием, начал выкрикивать:

«SPACE SMELLS LIKE MY SOCKS!»

В ЦУПе на Земле операторы в ужасе наблюдали, как трое взрослых мужчин, покрытых рвотой, дерьмом и плавающие в облаке метана, орут космический гимн вразнобой.

— Экипаж… — попытался перебить их главный ЦУПа, но его голос потонул в хоре.

Горшков махнул рукой:

— Всё, ЦУП, мы официально слетали с катушек.

На этом связь окончательно оборвалась.

А в корабле «Союз-МК-42» продолжался самый безумный концерт в истории космонавтики.