Космогеника

Лопата врезалась в корень. Я с силой ударил полотном по корню, пытаясь перерубить его.

- Деревьев нет, а корней до фига, - сказал Егор.

Егор - крепкий, широколицый детина. Он копал траншею мне навстречу со стороны информационного центра. Осталось ещё метра три копать.

- Когда институт строили, то деревья срубили, - ответил я. - А корни остались.

- До вечной мерзлоты глубоко копать? - спросил он.

- Не знаю. Может быть, её тут и нет.

Егор выругался, лёг на аккуратную траву и закинул руки за голову. Я воткнул лопату в землю, сел, рукавом вытер пот со лба. Хорошо ещё, что свежо и комаров уже нет. Август в самом разгаре.

- Кабель тоже мы будем прокладывать? - спросил Егор.

- Ага. А кто ещё?

- Охренеть просто. Уже и траншею некому выкопать. Сторожа и гика заставили. Денег им что ли жалко?

- Денег у них полно, - говорю я. - Просто секретничают. Не хотят посторонних людей сюда везти.

Егор с кряхтением уселся, потёр раскрасневшийся лоб и кивнул на трёхэтажное здание института.

- И чего жабы там делают? Я уже больше года здесь, а так ни фига и не узнал.

- Я тоже не знаю, - ответил я.

- Ты ведь бывал на втором и третьем этаже.

- И в подвале бывал.

- И что? - напирал Егор.

- Залы для совещаний, лаборатории, контейнеры. Когда я приходил, то там все инструменты были убраны, а оборудование накрыто простынями. Они специально так сделали, чтобы я ничего не увидел.

- Ты бы заглянул под простыни.

- Рядом со мной всё время Вервольф стоял.

- Ууу, скотина. Знаешь, как его Дрисня называет?

- Комитетским?

- Ага. И что это за Комитет такой?

- Может, КГБ?

- Какое КГБ? Он же фашист, - возразил Егор.

- У них там в Германии тоже своё КГБ было. Штази что ли.

- Да ну, брось, - Егор махнул рукой.

- Он там отжимался сейчас, - я кивнул в сторону института.

- Чего?

- Когда я копал у стены, заглянул в окно Десятки, а там Вервольф от пола отжимается.

- Я давно говорил, что у него не все дома.

Егор поднялся, подхватил бутылку с газировкой и начал пить. Я тоже встал и пошёл за лежащим в стороне топориком. Надо было перерубить корень.

- Сегодня ведь пятница? - спросил оторвавшийся от бутылки Егор.

- Ага.

- Залетай завтра. Будем шашлыки делать.

Я планировал в субботу пойти в лес за грибами. Мне жутко нравился местный лес. Но раз уж шашлыки, так шашлыки.

Я подошёл к институтским воротам. На дисплее появилось моё лицо. Щеки у меня вроде впали малость за полтора года работы в институте. Все нормальные люди толстеют, а я худею.

- Иван Райский, - назвал я своё имя, уставившись в камеру.

Ворота пропищали в ответ. Я вошёл внутрь.

Впереди вытянулся длинный, залитый солнечным светом коридор. Когда я оказывался здесь, меня всегда захлёстывало желание промчаться по коридору со всей дури.

Слева располагалась спрятанная за воротами лестница на второй и третий этаж. Поскольку я всего лишь системный администратор, туда мне заходить запрещено. Справа был грузовой лифт. Его использовал седоволосый профессор-колясочник из Франции. Он рассказывал, что курил слишком много, вот ему ноги и почикали. Фамилия у него было Лавуазье. Егор называл его Лизуном.

К слову сказать, у нас тут интернационал. Говорят все на английском. Из русскоговорящих только я, если не считать охранников и технический персонал. Есть ещё русскоговорящий астрофизик Мамбетов родом из Казахстана что ли.

Мой кабинет под номером восемь. К нему я и направился. Кабинеты располагались с левой стороны. Справа светились широкие окна, через которые открывался вид на лес.

В институте очень много пространства. Кабинеты таких размеров, что можно в футбол играть. Мне это нравилось. Особенно по вечерам, когда становилось темно. В темноте за окном прячется осенний лес, а я один в большом кабинете. Мне вообще нравилась работа в институте. Вернее не столько работа, сколько сам институт и окрестности. В этом месте установилась атмосфера, от которой иногда захватывало дух. Здесь не было скучно, хотя совсем ничего не происходило.

Повседневную работу внутри института организовывал Рамакхандр Адрик - учёный из Индии. Егор прозвал его Дриснёй. Добравшись до кабинета, я плюхнулся в компьютерное кресло и позвонил по внутреннему номеру Адрику.

- Мы завершили прокладывать кабель, - говорю.

- Молодец, Райский. Спасибо. Устали? - весело ответил Адрик.

- Нет. На такой погоде не устаёшь.

Я вышел из кабинета и направился в десятый кабинет. Сразу после восьмого кабинета у нас шёл десятый. Девятого не было вообще. Не знаю, почему так вышло.

Десятый кабинет был единственным местом, где работал обычный интернет в радиусе пары сотен километров. Мобильной связи не было ни в институте, ни в Жабьей. В институте имелся спутниковый телефон, с которого можно было позвонить, куда хочешь. Остальные средства связи были неофициально запрещены. Всё это требовалось для секретности. Начальство не желало, чтобы мы слишком много болтали.

Вся деятельность сотрудников института в интернете тоже контролировалась. Эта задача была поручена мне. Я каждый день следил за активностью в интернете и за тем, чтобы на компьютеры не устанавливалось какое-либо программное обеспечение.

И, естественно, я должен следить за тем, чтобы всё хорошо работало.

В дверях в Десятку я наткнулся на Вервольфа. Если звали Фридрих Вернер. Учёный из Германии. Его тут все ненавидели. Единственное, что я хотел бы исправить в институте - убрать Вервольфа отсюда.

Выглядел он, как горилла, которую нарядили в рубашку и штаны. Любая одежда сидела на Фридрихе плохо. Было в нём что-то от дикого зверя. Хотя Фридрих действительно был похож на учёного. На геолога какого-нибудь. Чёрные волосы. Чёрная густая борода с рыжеватым отливом.

Егор один раз откопал в интернете портрет дворянина. Вроде бы на нём был изображён Чезаре Борджиа. Так это вылитый Фридрих.

Он остановился передо мной.

- Компьютер у окна уже неделю плохо работает, - сказал Фридрих.

- Я посмотрю, что с ним.

Фридрих выдержал паузу.

- Плохо. Плохая работа, Райский, - заявил он, глядя мне в глаза.

Фридрих всегда говорил прямо, если ему что-то не нравилось. Обычный человек пытается смягчить замечание или вовсе смолчит. Это не про Фридриха. Он высказывался напрямую. Без реверансов, без единого лишнего слова. Ощущение такое, будто тебя дубиной по лбу огрели. Настроение на весь день испорчено. За это Фридриха и не любили в институте.

Он развернулся и пошёл в сторону лестницы. Одевался Фридрих всегда одинаково - чёрные брюки и белая рубашка. Где-то в его шкафах лежали десятки одинаковых рубашек и штанов.

Всё в институте было новым и дорогим. И сам институт построен несколько лет назад. Я не знал, кто руководит институтом, кто его финансирует, но денег тут не жалели. Компьютеры в Десятке требовались всего лишь для работы в интернете, а видеокарты в них стояли такие, что небогатый геймер удавился бы от зависти. Месяц назад в одном из компьютеров сгорел блок питания. Я заказал новый на замену. Вместо этого спецслужбисты привезли новые системный блок и монитор, а старые увезли на утилизацию.

Компьютер у стены, на который жаловался Фридрих, исполнял роль сервера. Я не только системный администратор, но ещё и программист. Недавно я с разрешения Дрисни написал программу для сбора и анализа логов со всех компьютеров в Десятке. Из-за этой программы и глючило.

В десять вечера от института отправлялся последний автобус в деревню Жабья, где жили учёные и персонал института. Я успел всё исправить как раз к автобусу. В такое время в институте обычно никого не оставалось, кроме охранников. Говорили ещё, что Вервольф частенько ночевал в институте.

Оставалось ещё полчаса до автобуса. Я выпил кофе с горьким шоколадом, а после медленно расхаживал по пустому коридору института. Все уже ушли. В коридоре работало дежурное освещение.

За окнами совсем темно. Фонарей в этом месте не было. Зато везде видеокамеры с тепловизорами. Егор рассказывал, что в начале лета у стен института по ночам бродил лось. Вервольф когда узнал, то потребовал у охранников прогнать зверя. «Плохо, - говорит охранникам, - работаете».

По правде сказать, не знаю, для чего тут камеры и охрана. До цивилизации ехать несколько десятков километров. Да там и от цивилизации одно название. Какой-то полувымерший посёлок со стариками, заброшенным домом культуры, сгнившим Чебурашкой и клумбами из старых покрышек.

Деревня Жабья - не в счёт. В ней живут только свои. Ещё и КПП на въезде в деревню. Чтобы нелегально попасть к институту, нужно много километров топать пешком по лесу, болотам, ручьям, оврагам, кустам.

Я сел на подоконник в центре коридора, уткнулся лицом в стекло и прислушался. Порывы ветра разбивали о стекло мелкий дождь. Что-то тихо гудело и тикало. Всё-таки нравится мне тут.

Я развернулся, скрестил руки на груди. Кроссовки всё ещё в грязи после копки траншеи. Я принялся тихо насвистывать Валькирий. Впереди выходные. Завтра буду спать до полудня.

Послышались крики. Сначала я подумал, что кричат с улицы, но это шумели на верхних этажах. Включилось обычное освещение. Заорала пожарная сигнализация. Я заткнул уши ладонями и соскочил с подоконника.

Ворота на верхние этажи распахнулись. Из них выбежало несколько учёных в защитных скафандрах. Выглядели они прямо как космонавты.

- Ого, ну и дерьмо, - пробормотал я.

Космонавты выскочили на улицу. Сразу за ними в институт вбежал охранник в костюме химзащиты и противогазе. Он бросился ко мне.

- Всем покинуть помещение! Всем покинуть помещение! - глухо заорал он через противогаз.

Я пошёл к выходу. У лестницы на верхние этажи в нос ударила жуткая химозная вонь. Воняло так, будто наверху открыли сталеплавильный цех и варили в нём всю таблицу Менделеева. Перед глазами поплыло. Я чуть было не потерял сознание, но когда я оказался на улице, то сразу пришёл в себя.