Костюм на Хэллоуин

В лабиринте блошиного рынка, среди призраков прошлого в виде потрёпанных книг и пожелтевшего фарфора, метался девятилетний Гоша. Он нырял между вешалками, заставленными чужой старой одеждой, от которой пахло нафталином. За ним, с трудом переступая на шпильках, поспевала его мать, Ольга.

— Вот это! Вот это хочу! — наконец остановившись у заваленного рухлядью прилавка, воскликнул мальчик, тыча пальцем в висящий на гнутом плечике костюм.

— Ты уверен, сынок? — запыхавшись, произнесла Ольга, подходя ближе.

— Да! Да! — ребенок закивал с такой стремительной готовностью, будто боялся, что костюм вот-вот исчезнет.

Ольга вздохнула и взяла костюм в руки. Да, Франкенштейн как Франкенштейн. «Ну хоть не зомби», — мелькнула в голове уставшая мысль. Но пальцы сквозь перчатки почувствовали нечто странное. Ткань была не обычный синтетический трикотаж, а плотная, почти что войлочная, и на удивление тяжелая. А эти шрамы... Ольга провела по одному из них подушечкой пальца — поверхность была бугристой и шершавой, и ей вдруг с болезненной отчетливостью вспомнился шов после аппендицита. Слишком уж реалистично. Слишком...

— Может, лучше купим тебе костюм в нормальном магазине? — без особой надежды предложила она. — Там есть с светящимися молниями...

— Нет! Нет! Хочу этот! — Гоша уже подпрыгивал на месте, его голос сорвался на визг. — Хочу-у!

Внутри у Ольги всё сжалось. Голова гудела от усталости, ныла спина.

— Хорошо, сыночек, хорошо... — сдавленно сказала она. — Куплю. Но только если ты прямо сейчас успокоишься.

Мальчик резко замолк, словно кто-то выключил внутри него звук. Он лишь молча, с серьёзным выражением лица, кивнул.

— Вау! Круто! — не умолкал Гоша, разглядывая свою добычу в машине.

Ольга, сидя за рулем, украдкой поглядывала на него в зеркало заднего вида. Костюм, лежащий на заднем сиденье, казался теперь ещё более чужеродным.

«Один раз... Стоило один раз попросить Костю сводить ребенка в интересное место, — терзали горькие мысли в ее голове, — а он что придумал? Блошиный рынок. Для ребенка самое то... Особенно та одноглазая старуха, что впарила это тряпьё.

Она ещё сильнее нахмурилась, поймав в зеркале отблеск тёмной ткани.

«В печке сожгу. Сразу после праздника. К чертям собачьим».

Вечер 31 октября.

За ужином царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь звоном приборов. Костя, отец семейства, старался лишний раз не встречаться взглядом с женой. Он понимал её гнев. Всю прошлую неделю Гоша не снимал чёртов костюм. Мальчик спал в нём, делал уроки и даже отчаянно протестовал, когда его заставляли идти в душ. От ткани теперь исходил едва уловимый запах сладковатого тления и старой пыли.

— Я покушал! — наконец нарушил молчание Гоша и, не дожидаясь ответа, выскочил из-за стола.

Через мгновение из прихожей донёсся звук захлопнувшейся двери. Он ушёл, не попрощавшись, с пластмассовым ведёрком в форме тыквы.

— Доволен? — тут же прошипела Ольга, уставившись на мужа.

Тот лишь тяжело вздохнул, отодвигая тарелку.

— Оль, ты опять за своё...

— Да! Опять! — её голос дрогнул. — А из-за кого всё началось, ответь?!

— Брось. Сегодня Хэллоуин. Пусть ребёнок повеселится. Завтра он о нём забудет и будет бегать с машинками, вот увидишь.

— А если нет? — её вопрос повис в воздухе, острый и холодный, как лезвие ножа.

Неловкая пауза затянулась, заполняя комнату немым укором.

Гоша вернулся поздно, с полным ведром конфет. Он не стал их перебирать, не умылся и, скинув только обувь, рухнул на кровать, не расставаясь с заветным костюмом. Сон сморил его почти мгновенно, и ему почудилось, что грубые швы на ткани мягко пульсируют в такт его собственному сердцу.

Утро 1 ноября.

— Мам! Мама! МА-А-МА!

Пронзительный детский крик вонзился в утреннюю тишину, заставив родителей вскочить с постели.

Ольга и Костя, сбиваясь и спотыкаясь, влетели в комнату сына.

И остолбенели.

Помещение была залита утренним солнцем, и от этого картина выглядела ещё кошмарнее. По всему полу, как детали разобранного конструктора, были разбросаны части тела их сына. В одном углу лежала бледная, безжизненная кисть руки, в другом — стопа в носочке с волками. Из-под кровати, словно в последней судороге, дёргалась нога в штанине. А посередине комнаты, на расстёгнутой куртке костюма Франкенштейна, лежала голова Гоши. Глаза ребенка были широко распахнуты от ужаса, а щёки залиты слезами.

— Мама... Папа... — прошептали его губы. — Я... Я не могу найти свою руку... Она... Она уползла под кровать... Мне страшно!