Кот Крапивкин

Если встать на большой мост, то справа увидишь детскую библиотеку, а слева – жёлтый дом. Он такой маленький, что у него всего одна коричневая дверь и четыре окна: два – слева и два – справа.

На подоконнике живёт кот Крапивкин с зелёными лапами, ушами, носом, полосками. Однажды в детстве он заигрался и пролил на себя зелёнку. Как только Крапивкина не стирали! И порошком, и мылом... Бесполезно. Зелёнка победила. Она оказалась такой въедливой, что котёнка оставили в покое и прозвали Крапивкиным.

Имя ему не понравилось: он громко мяукал, сопротивлялся. Когда же он отказался мыться и пить воду, над ним «сжалились» и обозвали Зелёнкиным.

Ребята! Какой Зелёнкин! Хуже некуда!

Крапивкин лучше! Звучит устрашающе.

Весь день мимо жёлтого дома с коричневой дверью проносились машины, иногда замирали на светофоре.

Долго горит красный, быстро – жёлтый и вот – зелёный.

– Би-би-би, – гудит легковушка и дёргается с места.

– Дры-н-н-дын-дын, – уносится мотоцикл.

– Чых-пых-тух, – это трогается Мусоросборник-машина с огромной алой бабочкой на кузове.

– Ты сегодня поздно, – говорит Крапивкин.

– Пробки… – отвечает Мусоросборник.

Крапивкин пробки обожает: можно познакомиться с новыми автомобилями, поговорить со старыми. А то как петарды пролетают мимо!

– Что везёшь?

– Ёлки.

На светофоре загорелся зелёный: Мусоросборник уехал, а бабочка осталась.

То ли чудо случилось, то ли бабочка забыла, что она рисунок. На бабочку тут же наехал автобус: так ударил окнами, что бабочку развернуло и она широкими крыльями перекрыла автобусу обзор.

– Уходи, – приказал автобус и включил дворники.

– Фух-фух-фух, – закачались дворники по голове и крыльям бабочки...

Бабочке стало больно и обидно: ну не моль же она какая-нибудь, в конце-то концов! Схватилась за зеркало автобуса. Бедолага, чуть в кювет не ушел! Остановился, стал ждать, пока бабочка улетит.

Честно говоря, бабочка летать не умела. Ее нарисовали красивой неумехой. У художника видимо не было других мыслей.

– И долго мне ждать? – заурчал автобус.

«Чего это я, подумала бабочка, усиком голову почесала, крыльями взмахнула, оторвалась от автобуса. – Вроде лечу…».

С непривычки полёт получился угловатым. Крылья, как простыни на ветру полощутся, лапки нитками по воздуху болтаются.

Ветер бабочку подхватил, поднял, отпустил: тут-то она и рухнула камнем на крышу жёлтого дома, а потом отлетела к дереву.

Шлёп! Шлёп! Шлёп!

– П-п-помогите, – сползла бабочка по стволу тополя.

«Странная бабочка, – подумал Крапивкин. – Я что ли за тебя буду крыльями махать?»

Впрочем, о чем это он? Летать кот не любил, высоты боялся – и вообще старался жить по плану.

Крапивкин растянулся на подоконнике. Долго лежал, хвостом играл, на спину переворачивался, лапы свешивал, рот открывал, глаза закрывал, мурлыкал, спал, умывался, причёсывался, спрыгивал, запрыгивал, ел, пил, с голубем ругался, мух гонял…

«Погонять мух» – вычеркнул Крапивкин строчку из огромного списка дел.

На сегодня оставалось ещё два:

1. Удивиться.

2. Написать книгу.

– Чему бы удивиться? – уставился Крапивкин в окно, а там огромная бабочка весь свет крыльями загородила.

Бабочка так махала крыльями, что по небу неслись мерцающие алые искры.

Круто, согласился Крапивкин и вычеркнул «удивиться» из списка.

Бабочка всё кружила и кружила.

А вокруг: Искры! Искры! Искры!

Кот Крапивкин утомился и сравнил бабочку со сварочным аппаратом. Однажды он так насмотрелся на его работу, что потом пять дней глаза болели.

Написал в книге о бабочке.