- …Читайте, завидуйте – я гражданин Советского Союза, - продекламировал я.
Встретился взглядом с глазами учительницы.
- Молодец, Иван, - сказала Снежка. – Не обманул. Маяковского ты действительно учил. И прочёл хорошо: с выражением. Пятёрку ты заработал. Возвращайся на своё место.
Она склонилась над столом, чиркнула в классном журнале. Выпрямилась, убрала со лба золотистый локон. Посмотрела на топтавшихся у порога солдат.
- Слушаю вас товарищи, - произнесла Галина Николаевна. – Что вы хотели?
Я поправил очки и снова окинул взглядом явившихся в школьный класс военнослужащих. Отметил, что оба солдата не выглядели грозными или опасными – обычные советские парни, разве что на вид слегка взволнованные и будто не выспавшиеся. Чёрный и Белый мысленно окрестил я их (по цвету волос). Оба невысокие, гладко выбритые, в потёртых бушлатах и в шапках с блестящими звёздами на кокардах. И при оружии. Я порылся в памяти, но не отыскал в своих воспоминаниях ни одного случая, когда видел в рудогорской средней школе военного с автоматом. Заметил, что мои одноклассники с любопытством и едва ли не с восторгом рассматривали автоматы Калашникова. Увидел в их глазах интерес, удивление, но не тревогу.
- Ваня, иди на своё место, - повторила учительница.
Она махнула рукой, будто подтолкнула меня в направлении парты, и снова обратилась к военнослужащим:
- Товарищи, вы кого-то ищете? Вам помочь?
Она закрыла классный журнал, придвинула его на край стола.
Я промедлил ещё пару секунд. Но всё же прошёл на своё место. Уселся на стул Волковой – не передвинулся к окну. Отсюда я лучше видел явившихся в класс военных. Отметил, что темноволосый солдат (Чёрный) стоял чуть впереди своего напарника. Увидел, что у его ног скопилась небольшая лужа – растаял прилипший к обуви снег. Солдат придерживал рукой оружейный ремень на плече. Цепким взглядом изучал Снежку и тех моих одноклассников, что сидели за партами у окна (в том числе и меня). Уголки его губ недовольно смотрели вниз, что придавало парню вид капризного юнца. Его напарник замер у самого порога. Ни на учительницу, ни на меня он не смотрел. Но шарил взглядом по головам школьников второго и третьего ряда, словно выискивал знакомые лица.
- Это десятый «А» класс? – поинтересовался Чёрный.
Он говорил словно с трудом: его голос прозвучал глухо и хрипло.
Прозвенел звонок – громко, неожиданно. Солдаты вздрогнули. А вот школьники радостно выдохнули, зашуршали книгами и тетрадями, достали из-под парт портфели и дипломаты.
Я заметил, что Чёрный снова вцепился в оружейный ремень. А его светловолосый спутник сунул руку в карман, будто проверил, не забыл ли ключи от машины. «Ключи от танка», - мысленно пошутил я.
- Мы десятый «А»! – подал голос Лёня Свечин. – А что такое? Что вам надо?
Галина Николаевна нахмурилась.
- Товарищи, вы мне объясните, что случилось? – спросила Снежная. – Проводятся учения? Почему спонтанно? Почему мне об этом ничего не сказали?
Она по-прежнему не садилась за стол, поглаживала кончиками пальцев обложку классного журнала.
Чёрный взглянул на учительницу, кашлянул – не прикрыл рот.
- У нас приказ, - прохрипел он.
Смотрел на Снежную исподлобья.
Из-за его плеча выглянул светловолосый солдат и добавил:
- Нам нужно поговорить с десятым «А» классом. О пропаже оружия. Это важно.
Снежка развела руками.
- О каком оружии? – сказала она. – Чей приказ?
Указала рукой на школьников.
- У ребят сейчас начнётся следующий урок, - сообщила Снежка. – В другом кабинете. А здесь пройдёт занятие у седьмого класса. Нельзя ли перенести ваши расспросы на другое время?
Я сунул свои вещи в дипломат. Щёлкнул замками. Не спускал глаз с военнослужащих.
Сердце в груди словно отсчитывало секунды.
- Приказ… командира Рудогорского погранотряда полковника Кравцова, - сказал Чёрный.
Я заметил, как у него дёрнулось веко под правым глазом. Солдат ловко передвинул на живот автомат. Взялся за рукоять.
Его напарник поднял руку.
- Все остаются на своих местах! – скомандовал Белый. – Никто никуда не идёт! У нас приказ!
На последнем слове его голос дал петуха. Светловолосый раздосадовано скривил губы. К автомату он не прикоснулся; но и не вынул из кармана руку, будто держался там за оберег.
Школьники зароптали. Заёрзали на местах. Некоторые мои одноклассники едва ли не с упрёком посмотрели на Наташу Кравцову.
А я посмотрел за окно. Вспомнил, что находилось под окнами этого класса. Подумал: «Второй этаж. Не высоко. Да и сугробы внизу…»
Снежка пожала плечами, покачала головой.
- Не понимаю, что происходит, - сказала она. – Какой приказ? Какие учения? Почему я ничего об этом не знаю?
Галина Николаевна схватила со стола журнал, сунула его подмышку. Повернулась лицом к классу, тоже посмотрела на Кравцову. Я заметил, что у Наташи порозовели щёки и уши.
- Я иду к директору! – заявила классная руководительница десятого «А». – Сейчас я всё выясню.
Она склонила голову и решительно зашагала к выходу: словно уже представляла, как вскоре выплеснет свою возмущение в кабинете начальника (который по совместительству был ещё и её мужем). Я почувствовал, как моё сердце ускорило ритм сокращений. Прижал к переносице мост оправы очков. Увидел: солдаты переглянулись и шагнули в стороны: пропустили учительницу. Снежка переступила порог – Белый тут же прикрыл дверь, щёлкнул замком. Звучавшие в школьных коридорах детские голоса стали тише. Чёрный прошёл к тому месту, с которого я совсем недавно вещал о советском паспорте. Он бросил взгляд на окно и повернулся лицом к классу. Его напарник замер у двери (будто загородил выход). Белый плотно сжал губы, снова сунул в карман руку.
- Наталья Кравцова здесь? – спросил Чёрный.
Школьники (едва ли не все и одновременно) снова посмотрели на Кравцову. Я заметил: щёки Принцессы были уже не розовыми, а едва ли не пунцовыми. Наташа устало вздохнула и словно нехотя подняла руку.
- Кравцова это я, - сообщила она.
Солдаты скрестили взгляды на Наташином лице. Рассматривали его внимательно, будто выискивали на нём знакомые черты. Школьники зашептались: я услышал слова «папаша», «полковник», «дурацкие учения», «Принцесса».
«Вовремя уехала Волкова, - подумал я. – Очень кстати случился этот фестиваль».
- Что вам надо от неё? – спросил Вася Громов.
Чёрный и Белый снова переглянулись. Чёрноволосый сдвинул переводчик-предохранитель, резко оттянул на автомате рукоятку затворной рамы. Вскинул автомат и трижды выстрелил в одиночном режиме в потолок.
Хлёсткие оглушительные звуки выстрелов заметались по школьному классу. В воздухе закружила похожая на снежинки мелкая белая крошка. Взвизгнула Лидочка Сергеева, сидевшие за первой партой пацаны выругались и вжали головы в плечи.
Белый вынул из кармана руку – я увидел зажатую в его пальцах гранату Ф-1. «Противопехотная, осколочная, оборонительная, - подсказала мне память. – Радиус разлёта убойных осколков до двухсот метров». Вспомнил слова Свечина: «Солдаты их всех убили».
- Никто не дёргается! – прокричал светловолосый. – Все сидят спокойно!
Он ударил гранатой по выключателю на стене – погасил в классе свет.
Чёрный провёл стволом автомата – будто прочертил невидимую черту в воздухе над головами десятиклассников. Повертел головой. Дёрнулся, когда я поправил соскользнувшие к кончику носа очки; ткнул в мою сторону пальцем.
- Ты, очкастый! – сказал он. – Встал! Только медленно!
Я послушно приподнялся за партой. Мазнул взглядом по бледным лицам сидевших за соседними партами одноклассников. Показал солдатам пустые ладони.
- Окна зашторь! – приказал Чёрный. – Без резких движений! Шевелись, очкастый!
Он автоматом указал на ближайшее к нему окно. Зашёл за учительский стол. Направил своё оружие на стену – точно над головой Наташи Кравцовой.
- Все сидят спокойно! – повторил Белый. – Будете вести себя хорошо – останетесь живыми и здоровыми!
Он сдвинул на затылок шапку, смахнул со лба капли пота.
- Кто дёрнется, тот получит пулю в живот! - сказал Чёрный. – Стреляю я хорошо. Не промахнусь.
Я повернулся спиной к классу, одну за другой задёрнул шторы. Видел, как из окон младшего корпуса следили за моими действиями дети. Один из октябрят помахал мне рукой.
- Что вам нужно? – прозвучал позади меня голос Васи Громова.
- От вас – ничего, - прохрипел черноволосый солдат. – Сидите тихо. И мы вас не тронем.
Я задёрнул последнюю штору, приподнял на уровень груди руки, обернулся. Встретился взглядом с Белым. Светловолосый солдат по-прежнему дежурил около двери.
- Всё, - сказал я.
Чёрный проверил качество моей работы: убедился, что я не оставил щели между шторами. В дверь постучали: решительно, настойчиво. Белый шагнул от входа в сторону – указал приятелю на меня.
Темноволосый солдат пробежался взглядом по притихшему классу. Поправил оружейный ремень. Повернулся ко мне, сощурил глаза и поманил меня пальцем.
- Поди сюда, очкастый, - сказал он.
Солдат развернул оружие. Тёмный глаз автоматного дула посмотрел мне в живот. Я поднял руки повыше – будто пленный немец из советского фильма про Великую Отечественную войну. Шагал медленно, взглядом задевал лица одноклассников: будто делал фотографии на память. Заметил бриллианты слёз под покрасневшими глазами Лидочки Сергеевой. Увидел, что кровь отхлынула от лица Наташи Кравцовой – её щёки и уши почти побелели. Отметил, что Вася Громов не выглядел испуганным: парень хмурился, кривил губы, сжимал кулаки. А вот Лёня Свечин казался собственной бледной тенью. Он покусывал губы, вжимал голову в плечи, разглядывал замершего перед ним солдата. Но он не поднимал глаз на лицо Белого – всё больше смотрел на автомат и на гранату.
Мне почудилось, что к моему животу прижали льдинку – в том самом месте, на которое смотрел автомат. Я увидел, как напрягся лежавший на спусковом крючке палец. Посмотрел на черноволосого солдата (не в глаза – в переносицу). Растянул на губах улыбку – наверняка идиотскую. Замер в шаге от учительского стола. Чуть повертел кистями руки, словно развлекался пальчиковой игрой в «фонарики». Отметил, что Чёрный расстегнул бушлат и водрузил на столешницу свою шапку (в том самом месте, где у Снежки обычно лежал классный журнал). Короткие волосы солдата слиплись в пучки, торчали в стороны подобно иглам ежа. Я заметил на щеке парня пятна подростковых прыщей. Подумал: «Совсем ещё пацан. Сколько ему лет? Девятнадцать?»
- Слушай меня внимательно, очкастый, - произнёс солдат. – И запоминай…
***
Дверь позади меня с грохотом захлопнулась, дважды щёлкнул замок. Я сделал по инерции ещё один шаг, остановился. Всё ещё чувствовал боль в том месте на спине (между лопатками), куда меня толкнули стволом автомата. По школьным коридорам прокатилась громкая трель звонка к уроку. Детские голоса стихли. Но коридор не опустел. Я увидел растерянность и негодование в глазах собравшихся около кабинета литературы семиклассников. Заметил среди пионеров Лену Кукушкину – девочка при виде меня улыбнулась. В ответ на её улыбку моё сердце пропустило удар. Я резко вдохнул. Но ничего не сказал Кукушкиной: меня отвлекли. Ко мне шагнули Снежка и директор школы. Учительница литературы схватила меня за рукав.
- Крылов, что там происходит? – спросила она.
Снежная указала на дверь.
- Уводите детей, Галина Николаевна, - сказал я. – Урока не будет.
- Как это… не будет? – сказала учительница.
Она приосанилась, прижала к груди классный журнал.
- Галя! – рыкнул Полковник.
Снежка дёрнулась.
Михаил Андреевич указал рукой в сторону лестницы.
- Уходите, - сказал он.
Его жена приоткрыла рот...
Посмотрела мужу в глаза и скомандовала:
- Дети, урок у нас будет в другом кабинете.
Она окинула взглядом притихших пионеров.
- Не шумите, - сказала она. – Дружно спускайтесь на первый этаж. Ждите меня около стендов с расписанием. Вам всё понятно? Кукушкина, возьми журнал.
Я заметил на лицах семиклассников радостные улыбки. Дети зашептались: словно почувствовали, что урок не состоится. Они дружно развернулись и гурьбой направились к ступеням – толкались, шаркали ногами, хихикали. Лена Кукушкина замыкала шествие. Она то и дело оглядывалась, будто надеялась, что я последую за ней. Но я лишь махнул девочке рукой. Сдержался: не рванул к Кукушкиной, не потребовал, чтобы она срочно покинула школу. Лишь подумал: «А ушла ли Кукушкина тогда, в «прошлый раз», или судьба десятого «А» постигла и её класс?» Я посмотрел на чету Снежных – указал им на окна, обронил: «Отойдём». Полковник кивнул. Галина Николаевна взглянула поверх моего плеча на запертую дверь и тоже последовала за нами.
Мы пересекли коридор, остановились около окон.
- Что там, Крылов? – спросил Полковник.
Он снова взглянул на дверь кабинета литературы.
- Там всё плохо, Михаил Андреевич, - сказал я.
Разжал кулак, показал директору школы лежавшую на моей ладони гильзу.
- Значит, мне не показалось, - сказал Полковник. – Стреляли.
Он взял гильзу, поднёс её к своему лицу, понюхал.
Я кивнул.
- Стреляли.
Галина Николаевна, прижала к губам ладонь, словно сдержала крик. Полковник нахмурился, положил на плечо учительницы руку. Но смотрел он не на жену, а на меня.
- Рассказывай, Крылов, - велел он.
Директор школы зажал гильзу в кулаке.
- Два солдата, - сказал я. – Пограничники. С оружием. Видел у них два АКМ и одну гранату Ф-1. Захватили десятый «А» класс в заложники. К нам явились целенаправленно: из-за Наташи Кравцовой. Произвели три одиночных выстрела в потолок. Пока никто не пострадал. Меня отправили к властям, чтобы я озвучил властям их требования.
Директор школы повернулся к Снежке.
- Галя, - сказал он. – Иди в младший корпус. Начинайте эвакуацию. Без паники. Первым делом освободи кабинеты, что смотрят окнами на твой класс. К окнам не подходить. Учителям говори: проводим внеочередные учения по пожарной безопасности. Пусть одевают детей. Выводят классы на улицу. И распускают всех по домам. Эвакуация малышей на тебе. Иди.
Учительница кивнула. Она мазнула встревоженным взглядом по моему лицу и по лицу своего мужа. Обошлась без вопросов. Лишь снова судорожно вздохнула. И зашагала к лестнице.
Полковник выждал, пока его супруга дойдёт до лестницы.
Спросил:
- Чего они хотят?
Директор говорил тихо. Он указал на кабинет литературы, откуда доносился шум: стук и грохот, словно там переставляли мебель. Взглянул на наручные часы, будто засёк время.
- Велели мне связаться с властями и с полковником Кравцовым, - передал я. – Полковнику я должен сообщить, что у них в заложниках его дочь. Солдаты говорят: им нужен автобус с закрашенными тёмной краской окнами в салоне. С водителем и с полным баком. Требуют отвезти их в Хельсинки. И посадить в самолёт, летящий до Лондона.
Михаил Андреевич разжал пальцы, посмотрел на гильзу.
- Почему до Лондона? – спросил он. – Не в Америку?
Я пожал плечами.
- Не знаю, Михаил Андреевич. Сказали: в Лондон.
Полковник покачал головой.
- А деньги?
Снежный вертел между пальцами гильзу.
- Про деньги ничего не говорили, - ответил я. – Сказали только о поездке по Финляндии и о самолёте до Лондона.
Полковник кивнул.
- Понял, - сказал он.
Директор школы замолчал. Вновь посмотрел на стену, за которой находились солдаты с оружием.
Я увидел, как он сощурил глаза. Отметил, что Снежный сейчас больше походил на военного, нежели на учителя. Полковник взглянул на меня – я не увидел в его глазах ни растерянности, ни испуга, ни нерешительности.
- Лесонена позови, - распорядился он.
Михаил Андреевич указал в сторону спортзала.
- У Василия Петровича сейчас урок, - сказал он. – Объясни ему, что случилось. С глазу на глаз. Пусть отправит своих учеников по домам… Нет: это потом. Пусть сразу идёт ко мне. Жду его здесь. Поможет с эвакуацией. Я пока освобожу этот этаж. Это срочно. И недолго. Потом уже позвоню, куда следует. Ты всё понял?
Я посмотрел в глаза Полковника. Помотал головой.
Ответил:
- Не могу, Михаил Андреевич. Найдите себе другого помощника.
- Почему? – спросил Снежный.
Он взглянул на меня сверху вниз – строго, по-начальственному.
Я указал на дверь кабинета литературы и сообщил:
- Михаил Андреевич, я возвращаюсь в класс.
***
Прислушался. Не различил за дверью школьного класса ни звуки голосов, ни тот грохот, который доносился оттуда буквально минуту назад. Я провёл вспотевшими ладонями по ткани свитера на животе. Смочил языком пересохшие губы. Не успокоил разбушевавшееся в груди сердце. Но выровнял дыхание, откашлялся. Чувствовал на спине рассерженный взгляд Полковника. В моей голове ещё звучала гневная отповедь директора школы. И мой ответ на неё, который Михаилу Андреевичу наверняка показался глупым ребячеством: словами начитавшегося приключенческих книг шестнадцатилетнего мальчишки. Пока Михаил Андреевич сыпал приказами и уговорами, на его доводы в моем мозгу эхом откликалась фраза Лёни Свечина: «Солдаты их всех убили».
«Дебильные солдаты, - мысленно проворчал я. – И дебильные командиры, которые допустили всю эту хренотень. И дебильный Свечин со своими дебильными рассказами…»
Не обернулся: не посмотрел на Полковника – решительно постучал в дверь.
И тут же прокричал:
- Это Котёнок! Я вернулся! Я один! Стою с поднятыми руками! Откройте!