Котлета

В глазах всего квартала Марфа Игнатьевна была ведьмой, и основания тому были веские. Прежде всего, внешность у неё была страхолюдская. Корявая фигура, облачённая в какую-то хламидку, морщинистое лицо, выглядывающее из-под платка, полтора зуба в жамкающем рту, кнопка носа, короче, все ведьминские красоты. Ходила Марфа Игнатьевна, опираясь на палку, причём не на покупную, а рябиновую, вырезанную бес знает когда.

Разумеется, всякий несчастный случай в районе приписывался ведьме. Помрёт у безутешных хозяев собачонка, потеряется котик — во всём Марфа виновата. А уж если у кого из окрестных старух волдырь на носу выскочит, или, того хуже, флюс разнесёт во всю щёку, тут уже каждый знает, кто постарался порчу навести. Скептики возражали, почему не числится за злыдней порчи, направленной на детей? Детишки гуляют во дворе, шумят, грохочут и всячески нарушают покой, но никакого воздаяния им нет. На это у строгих бабушек есть однозначный ответ: попробуй задери хвост на ребёнка, мигом вмешаются органы опеки и попечительства, а это такие организации, с которыми ни одна ведьма дела иметь не захочет.

Так жизнь и текла правильным порядком, и никто не обратил внимания, что на одной лестничной площадке с вредительницей проживал неприметный пенсионер Орест Моисеевич.

Имя Моисей редкое и неоднозначное, но невозможно представить, чтобы какой-нибудь Моисей дал своему отпрыску имя Орест. Оресты идут по совершенно другому ведомству. Если бы скамейчатые старушенции знали имя-отчество неприметного соседа, многие обвинения с Марфы Игнатьевны были бы сняты и переадресованы скрытному Оресту. Или же, напротив, дворовое сообщество уверовало бы в существование преступного комплота, и что только не было бы сказано о жителях второго этажа.

Как известно, подобное тянется к подобному. Увечная пенсионерка Марфа была вхожа в однокомнатную берлогу пенсионера Ореста. Секрет прост: за какую-то ничтожную плату Игнатьевна хозяйничала на кухне, готовила старичку Оресту обеды, мыла полы, причём не только на кухне и в прихожей, но и в спальне, и в хозяйском кабинете. Дальше, а именно в лабораторию, куда можно было попасть прямиком из кухни, вход был строго заборонён, а было ли что за алхимической мастерской, то не полагалось знать даже всеведущей Марфе Игнатьевне. Выбирая домработницу, Орест Моисеевич особо следил за размерами её носа. Обладательница выдающегося шнобеля непременно будет совать его куда не следует. Но об одной бабской тайне Орест не слыхивал. Конечно, нос-кнопку и в дверях не прищемлют, и на базаре не оторвут, но есть у этого огрызка хитрая особенность, за которую знающие особы дали кнопке прозвание «нюхло». Всё, что можно разнюхать в соседском быту, Марфушка вынюхала, только потайную дверку позадь лаборатории не тронула: обнюхала издаля и обошла сторонкой.

Была ли Марфа Игнатьевна исконной ведьмой — вопрос открытый. Злодейкой, во всяком случае, не была, чтобы там ни говорили соседки. Зачем ей это? Злодей это тот, кто вредит другому исключительно ради собственного удовольствия. А в Марфином возрасте удовольствие заключалось в хорошо заваренном кофейке из чашечек тончайшего севрского фарфора. Чашечки сохранились с тех баснословных времён, когда Марфинька была молода, красива и звалась феей. Но время не щадит никого. Только в сказках феи бессмертны и вечно прекрасны. В реальности судьба феи — состариться и стать ведьмой. Хорошо, если старуха не примется срывать дурное настроение на всех, кто подвернётся под горячую руку.

Что касается Ореста Моисеевича, то о нём уверенно судить может лишь тот, кому открыт свободный проход через потайную дверцу за алхимической мастерской. Но уж если Марфа Игнатьевна там не хаживала, то нам с вами и подавно там не бывать.

Марфа не только прибиралась в в бесконечно-большой однокомнатной квартире Ореста Моисеича, но была также и поварихой. Сам Орест ел, что ни попадя, не разбирая ни вкуса, ни запаха. «Всё полезно, что в рот полезло», — было сказано про него. Никакую гадость Марфа Игнатьевна готовить не умела, а стравливать изящные кушанья тупо жующему Оресту не позволяла совесть. У ведьм тоже бывает совесть, хотя она несколько иного свойства, чем у обычных поварих. В результате Орест потреблял столовские кушанья, а наготовленные деликатесы доставались дворовым кошкам. Но и тут всё обходилось не по здорову. Окрестные старухи-ведьмоборицы были настороже. Открыто выступать они не смели, но шипели по-гадючьи:

— Кошечки, не ешьте, это вас злыдня отравить хочет.

Как же, послушают они… Любой помоечный кот отлично понимает, чем его собираются угостить. Старухи изымали редкостные кушанья, какие мало кому из кошек удаётся попробовать, и отправляли их в бак с отходами, а взамен наливали змеиный супчик, которым потчевали родню. Супчик всегда оставался недоеденным, и кошки тоже не торопились его доедать. Вот и гадай, кто из жительниц двора был злой ведьмой, а кто просто погулять вышел.

Марфе Игнатьевне в обиду показалось, что лучшие произведения её кулинарного гения находят конец в поганом ведре. Но если плов или гуляш отправлялись в ведро сразу и практически нацело, то с другими наедками такой фокус не проходил. Хвостатые мгновенно расхватывали фрикадельки и ломтики рагу и исчезали с ними в подвальной тьме, оставляя бабулек с их кастрюльками страдать во дворе. Неудивительно, что непреклонная ведьма старалась не кашки варить, а готовить тефтели, зразы, битки и прочее в этом роде. Надо ли говорить, что марфины биточки ни в какое сравнение не шли с тем полуфабрикатом, что продавался в соседней кулинарии.

В тот день решено было вертеть котлеты. Кусок говяжьей мякоти, грамм на семьсот и два фунта бескостной свинины, три луковицы, несколько долек чеснока, всё это прокручено через мясорубку. В нынешние непростые годы чуть не во всякой кухне стоят электрические чудовища, способные перемолоть всё, что угодно. Уважающая себя ведьма такого не допустит. У Марфы сохранялся почтенный механизм минувших веков, при помощи какого готовили фарш наши прабабушки. Говорят, такую мясорубку трудно крутить, но это кому как; Марфе было не трудно. А ещё раньше фарш делали при помощи пропускной доски, а то и просто рубили ножом.

Накануне Марфа зашла в булочную и купила батон черствяка. Черствяк был замочен в молоке и размят в фарш. Затем пришла очередь соли, перца, всевозможных травок. Готовый фарш надо старательно отбить лопаткой, а лучше просто рукой, пока он не станет гладким и не начнёт отлипать от рук, не оставляя следа. Держаться будущие битки и котлеты должны исключительно на мясном соке. Неумёхи берут для этой цели яйцо и портят тонкую магию кухни. Яйцо — начало всего сущего, оно на миллион лет старше самой жёсткой курицы, использовать его при готовке хоть фарша, хоть тельного — крайне неосмотрительно. Особенно тельное, блюдо считается постным, а в него яйцо! Тесто от яйца становится сдобным, но пышности — увы — в нём не найдёшь. И так в большом и малом. Лезьон нужен, чтобы сверху появилась хрустящая корочка, а внутри котлеты корочки быть не должно. С этим согласится самая безрукая повариха.

Но высший шик это умение вертеть котлеты. Иная владычица кухни отщипнёт комок фарша и мнёт его в ладонях, и мучает, но ничего хотя бы внешне похожего на котлету у неё не получается. Доходит до того, что несчастная, пытаясь скрыть свой позор, хватается за панировку.

Впрочем, не будем о печальном, вернёмся к котлетам.

Свинина да говядина, лук да чёрствая булка, да молоко и чеснок — получается два кило отличнейшего фарша. Мясной ком Марфа Игнатьевна подцепила левой рукой, а правой — раз! — раз!— раз! — летят на чугунную, каслинского литья сковороду котлеты, все как одна, схожие словно близняшки, каждая ровно девяносто восемь грамм, ни на граммулечку больше и уж тем паче, не меньше. Кто удивлён такой точностью, пусть возьмёт толстый том «Технология мясного цеха», там всё растолковано.

Котлеты шипели на сковороде. Готовые Марфа Игнатьевна отправляла на широкое фаянсовое блюдо. Гора котлет росла, вскоре на блюде уже не хватало места, когда нечто постороннее привлекло внимание поварихи. Марфа встревоженно потянула приплюснутым носом. Так и есть — сквозняк! Никогда прежде в однокомнатной берлоге Ореста не бывало сквозняков, уж за этим домработница следила строго. А тут — ветерок, и запахом тянет вовсе не котлетным.

Единственное оружие, бывшее у Марфы — лопатка для переворачивания котлет, и с этой лопаткой наготове ведьма отправилась навстречу неизвестности. Толчком ноги отворила дверь в лабораторию и замерла, не ступив внутрь. Впервые она увидела, что потайная дверца распахнута, хотя и сейчас было невозможно разглядеть, что скрывается за фанерной с виду створкой.

Зато отлично была видна здоровеннейшая лепёха выпершаяся на середину помещения. Беспросветно-чёрное, метра три в поперечнике и больше метра в высоту это порождение обезумевшего Малевича тяжело вздымалось и, кажется, собиралось ползти на кухню, куда его манил вкусный запах.

Юные феечки — существа шумливые, в бой бросаются с криком, на который слетаются все подруги. Ведьма, повидавшая всё и испытавшая всякое, сражается молча.

Марфа Игнатьевна живо ретировалась на кухню, ухватила блюдо, на котором горой возвышались горячие котлеты, и метнула их все разом в бездонное нутро чёрного слизня. Слизень чмокнул и, не жуя, проглотил котлеты.

Теперь было надо готовить новую порцию огненных зарядов. Венчики газа, прежде прикрученные, полыхнули голубыми факелами, раскаляя сковороды, которых в хозяйстве было две штуки. На одной уже шипело в горячем жиру два десятка котлет. Марфа ухватила левой рукой сковороду — ох и тяжела каслинская сковородка! — и словно открыв кинжальный огонь, принялась швырять горячие котлетные снаряды. Чёрный глотал их, ни на секунду ни задерживаясь. Пасть у него, казалось, была со всех сторон сразу.

Чугунная сковородка, каких теперь не бывает, однако, опустела и она. Теперь уходит несколько мгновений, чтобы налепить котлеты на вторую сковороду — златоустовскую — которая как раз приняла нужную степень жара. Затем в работу вступает её каслинская подруга. Время идёт, и чёрный, остановившийся было, опять двинулся в атаку. А надо ещё перевернуть почти готовые котлеты, чтобы они поджарились с другой стороны. Нельзя же потустороннего гостя угощать недожаренными котлетами.

Готово! Скворчащие котлеты одна за другой пропадают в бездонной утробе.

Новая порция котлет, и ещё одна. Ошпаренный чёрный слизень пятится в лабораторию, оставляя жирный след. С громовым ударом захлопывается дверь, ведущая на кухню. Снизу доносится стук по батарее. Надо же, кому-то помешал шум. Избаловался народец, первый раз за кучу лет что-то грохнуло, и они уже недовольны. А если бы она не сумела остановить чёрного слизня? Чем бы и по какому месту колотил любитель тишины? Верней всего он бы замолк навеки.

На одной из сковород сиротливо ютятся две котлетки, а в миске не осталось ни комочка фарша. Потрачено всё как есть. Сколько же котлет изжарила она сегодня? Штук четыреста, не меньше. Многие ли могут из двух кило фарша изжарить четыреста полновесных котлет?

Пошатываясь, Марфа Игнатьевна вышла во двор. Наклонилась к первому из подбежавших котов.

— Вы уж не серчайте, но сегодня обеда не будет. Да вы и сами знаете.

Тонкого ведьминского слуха коснулось змеиное перешёптывание соседок, словно сырой фарш свистел на перекаленной сковородке:

— Ишь, как её качает… Перепилась с утра пораньше.

Марфа скорбно кивнула, не желая отвечать.

Во дворе появился неторопливо шествующий Орест Моисеевич. Прошёл, не покосив глазом на кухарку, канул за парадной дверью.

А ведь обед для хозяина не готов. Орест жрёт, не разбирая вкуса, но обед из трёх блюд обязан быть. Сегодня был задуман прозрачный картофельный суп, на второе — морковь в молочном соусе с котлетами, теми самыми, что пожрал потусторонний выползец. А на третье — бывшая фея не признавала гадкое слово «десерт» и непременно говорила «третье», — на третье — малиновый кисель. Всё это великолепие осталось неприготовленным, и теперь предстоит объяснение с хозяином. Ну и пусть, всё равно, возвращаться на кухню, где случилось такие сражение, нет никакой охоты. Зайти разве, забрать кой-какую утварь, принесённую из дома: две чугунных сковороды, которые спасли её сегодня, безотказную мясорубку, серебряную кастрюльку, варить какао, бронзовую прабабушкину ступку.

Мелькнула мысль, а вдруг Орест Моисеевич не захочет отдавать чужое имущество? Впрочем, пусть попробует; посуда сама знает, кто её хозяйка, а Орест, видать, давно не получал пестом в лоб и сковородкой по макушке.

Марфа решительно направилась к Орестовым апартаментам. В прихожей всё как обычно, хозяин не посчитал нужным переодеть обувь. Зачем? Прислуга подотрёт грязь. Нет уж, баринок, теперь либо другую прислужницу ищи, либо сам привыкай чистоту наводить. А можно и попросту сидеть в грязи. У нас свобода, никто не запретит.

На кухне тоже ничто не изменилось, даже две остатних котлетки никто не тронул, только дверь в лабораторию была распахнута.

Марфа осторожно подошла, заглянула внутрь. Посреди помещения на полу лежала здоровенная, метра три в поперечнике котлета. Из хорошо прожаренного бока торчали одетые в уличные ботинки ноги.

Марфа вернулась на кухню, достала из холодильника коробку с яйцами, принялась сбивать белки. Через пару минут был готов льезон — каким смазывают перед выпечкой пироги. С миской и кулинарной кистью в руках ведьма вернулась в мастерскую и начала смазывать яичным соусом сначала потайную дверь, а затем и дверь, соединявшую кухню с лабораторией. Через несколько часов льезон засохнет, и уже никто, даже хитроумный магрибский чародей не сможет найти двери и открыть вход.

Когда-нибудь в однушку, оставшуюся выморочной, вселится одинокий человек, чуждый всякой магии, и будет жить, не зная, какие страсти тут творились в недавнюю пору.

А пока Марфа Игнатьевна собрала свои вещи, пожевала вставными зубами одну из уцелевших котлет и изрекла:

— Вроде, неплохо получилось, хотя, на мой вкус, малость не хватает перчика.