Козёл

На дачу лучше ездить на машине, а не на электричке. Даже если дача совсем близко от дома. Во-первых когда в машину залазишь, никто не толкается и на ноги не наступает. Во-вторых, не надо билет покупать и остановку свою никогда не проедешь. А в-третьих в багажник можно кучу всяких полезных вещей напихать. Лодку резиновую, мяч футбольный, удочки. И поэтому, когда однажды папа сказал нам с мамой за ужином:

- А не купить ли нам собственное средство передвижения? - то я сразу обрадовался и закричал:

- Конечно, купить!

- Надеюсь, ты не велосипед имеешь в виду? – на всякий случай спросила мама.

- Обижаете, синьора! – ответил папа. – Велосипедный спорт, конечно полезен для здоровья, но я все же предлагаю что-нибудь более серьезное. С мотором, коробкой передач и бензобаком. Короче, машину.

Мама называет папу мечтателем. И когда мечты уносят его куда-нибудь далеко, то мама папу тут же ловит и ведет на посадку. Поэтому она сразу спросила:

- А деньги где возьмем?

- А мы дорогую машину покупать не будем – ответил папа. – Мне сосед Семен Андреевич свою “копейку” предлагает. Она у него хоть и старенькая, но в отличном состоянии. Он на ней только по выходным в сад ездил. И то когда дождя не было. Я на ней порулю год-другой, а потом и на новую накопим.

Папа сдал на права и у нас появилась машина! И когда мы собрались первый раз ехать на дачу, то я тут же позвонил своему закадычному другану Фофану.

- На дачу завтра едем – сообщил я ему. – Давай с нами.

- Да ну-у! – заотнекивался Фофан. – Опять в электричке толкаться. Я лучше футбол с пацанами погоняю.

- Толкаться не надо – ответил я. – На машине едем. На нашей.

Фофан долго пережевывал то, что я ему сказал. Я уже подумал, что он не расслышал и хотел сказать про машину еще раз. Но не успел.

- На машине! – заорал он. – Круто! Еду!

Выехали мы рано утром. Нас с Фофаном посадили на заднее сиденье и мы стали глядеть в окно.

Ехал папа осторожно, никого не обгонял и рассказывал нам с Фофаном про правила дорожного движения. Не про то, как и где надо переходить дорогу чтобы тебя не переехали. А про то как надо ехать, чтобы самому никого не переехать.

- Видите, трамвай остановился – говорил папа. – И мы должны остановиться, чтобы пропустить пассажиров. А сейчас, когда они прошли можно трогаться. А вот этот знак говорит о том, что дорога будет сужаться и вместо трех полос движения останется только две. Посмотрим вправо, влево и если никого нет, перестроимся.

Мы с Фофаном слушали, глядели в окно и я чувствовал как ноги и руки у меня сами шевелятся. Будто это я, а не папа сидел за рулем.

- Па! – сказал я. – А ты научишь нас с Фофаном машину водить?

Папа немного помолчал.

- Вообще-то это взрослое дело – сказал он. – Вот подрастете немного и тогда обязательно.

Мы стали подъезжать к повороту.

- А вот этот желтый квадрат дает нам право проехать первыми. – сказал папа. – Основная дорога. Светофора нет. Поэтому показываем поворот и…

Выехать до конца он не успел. Слева раздался рев мотора и мимо нашей машины пронеслась черная “десятка”. Она вильнула два раза туда-сюда, заскрипела тормозами, перегородила нам дорогу и остановилась. Из нее выскочил молодой парень в синей форме и быстро зашагал к нам.

- Ты что-то нарушил?! – испугалась мама. – Тебя сейчас штрафовать будут?

- Желтый квадрат – растерянно сказал папа. – Основная дорога. Ничего я не нарушал! Может он спросить что-то хочет?

Папа опустил стекло, а парень почти бегом подбежал к дверце. Он наклонился и я увидел, что лицо у него злое. Или нет, даже не злое. Он смотрел на нас так, будто мы были самыми главными врагами в его жизни.

- Ты что творишь, козел!? – заорал он так громко, что мы с Фофаном вздрогнули. – Ты же меня на встречку выгнал! Ну, козел! Тебя кто ездить так учил? Кто, я спрашиваю? Понасадят, блин, за руль козлов! Жалко, я сегодня не на службе, я бы тебе выписал! Чего уставился?

Мы все вчетвером молча смотрели на него, а он все орал и орал через слово повторяя “козел”. Потом плюнул на колесо нашей машине и пошел к своей “десятке”. На спине у него желтыми буквами было написано ДПС.

Черная “десятка” взвизгнула колесами, рванула с места как ракета и умчалась.

Мы еще немного посидели молча.

- Кто это такой? – спросила мама. – Почему он такой нервный?

- Дурак Потому что Совсем – ответил я. – ДПС. А нервный потому, что ехал быстро и чуть в нас не врезался. Он сам виноват. Мы ехали правильно.

- На моего брата тоже на прошлой неделе наорали – сказал Фофан. – А ДПС это дорожно-патрульная служба.

- Он сам виноват и на нас же наорал? – сказала мама. – Тогда это не ДПС. Это ХАМ.

- А как это переводится? – спросил я.

- Никак – ответила мама. – Хам, он и есть хам.

Папа тронул машину и мы поехали дальше.

- Расстроился? – спросила мама. – Не надо. Ты ведь правильно ехал?

- Да – ответил папа.

- Ну и забудь – сказала мама. – Мало ли хамов на свете. Хоть в форме, хоть без формы. Ну, сэкономили родители на его воспитании. Так это их беда. Он и на них так же, наверное, орет.

- Да – снова ответил папа.

Потом он замолчал и всю дорогу до дачи больше не сказал ни слова.

На даче было классно! Стояла жара и мы с Фофаном искупались семь раз в речке. Потом стали играть в волейбол с папой и мамой. Потом наловили рыбы и пожарили ее на костре. А вечером пели под гитару вместе с соседями.

А ДПС-ник на черной “десятке” как-то забылся, словно уехал куда-то за речку и за лес навсегда. И вместе с ним уехала обида.

Вернулись мы поздно. Я так наотдыхался, что даже есть не стал. Только выпил чаю и тут же бухнулся спать.

А ночью чай попросился наружу. Я сполз с кровати и, шатаясь спросонья пошел в туалет.

До туалета я не дошел. Потому что увидел под дверью на кухню желтую щелочку. Кроме меня в нашей квартире не спал еще кто-то.

Я открыл дверь на кухню и увидел папу. Он в одних трусах сидел за столом и курил. Папа тоже увидел меня и спрятал сигарету за спину.

- Ага, попался! – сказал я. – Ты же бросил курить. Сам говорил, что вредно.

- Вредно – подтвердил папа и загасил сигарету. – Больше не буду. Не спится что-то.

Я сел напротив него.

- Ты из-за этого ДПС-ника не спишь? – спросил я. – Который на нас орал?

- Из-за него – признался папа. – Честно говоря я даже не расстроился вначале. Будто мимо меня его оскорбление пролетело. На даче в суете вообще думать забыл. А ночью проснулся, и уснуть не могу.

- Надо тебе было его тоже как-нибудь обозвать – сказал я. – Можно бараном. Нас так учитель по физре называет. И тогда бы ты спал спокойно.

Папа пожал плечами.

- Не могу – сказал он. – Видно не тому чему надо меня учили твои бабушка с дедом.

- А чему они тебя учили? – спросил я.

- Только не хамству – ответил папа. – И, наверное, зря. Насколько бы легче мне жилось, если бы я умел хамить. Представляешь, прихожу я в магазин, спрашиваю у продавщицы почем килограмм сахару. Она мне в ответ – дурак, глаза разуй, цена на витрине! А я ей на это – дура, твое дело отвечать, а не выступать! А она мне… А я ей… Поговорили так и разошлись довольные друг-другом. Тогда бы и спалось, наверное, крепко.

Папа усмехнулся.

- Или приносит мой сын из школы двойку. А я вместо того, чтобы головой укоризненно качать и “нехорошо сынок” говорить начинаю на него орать. Иобзывать оболтусом, бездарем и олухом. Или еще как-нибудь покрепче.

Я вспомнил как называет отчим Ваську Сорокина из второго подъезда. И покачал головой.

- Не – сказал я. – Лучше ты оставайся таким какой есть. Ты мне такой больше нравишься.

- А как же тогда быть с хамами? – спросил папа. – Молча их слушать и во всем соглашаться? А потом по ночам не спать?

- Я не знаю – сказал я. – Ты же взрослый. Ты и придумай.

- Я многое понять могу – сказал папа. – Может от этого ДПС-ника жена ушла или дочка ночевать не вернулась. Вот он на других зло и срывает. Но он все равно неправ. И должен был бы извиниться.

- Должен – согласился я. – А как это сделать?

- Делать это себе дороже – сказал папа – Сначала мне нужно будет как-то найти его. Потом потребовать извинений, от которых он наверняка откажется. Хамы извиняться не любят. Не было ничего ответит и все тут. Тогда, наверное, надо будет к его начальству пробиваться и жаловаться. Заявления писать, по кабинетам ходить. Волокита. В конце концов плюнешь и постараешься забыть.

- А он снова будет хамить – сказал я. – Уже кому-нибудь другому.

- Совершенно верно – вздохнул папа. – Эта болезнь трудноизлечима.

Папа поднялся и пошел вытряхивать пепельницу в туалет.

- Пойдем-ка спать – сказал он. – Все проходит. Пройдет и это.

- Пройдет – сказал я. – Только в туалет я первый. А то сейчас описаюсь!

Когда я забрался в теплую постель, то вдруг понял, что тоже спать не хочу. У меня перед лицом все время стояло лицо этого парня в синей форме. Он смотрел на меня и орал по всякому. Так, как на меня даже родители не орут. Потому что они на меня не орут вообще никогда.

Я вертелся с боку на бок и думал. И чем дальше думал, тем все больше говорил сам себе, что надо этого ДПС-ника обязательно заставить извиниться. Чтобы мы спали спокойно и чтобы он больше никому никогда не хамил.

Я стал придумывать как это сделать. И у меня столько придумалось всяких способов, что я встал, включил свет и стал эти способы записывать. Чтобы утром не забыть.

Утром я проснулся рано. Наверное потому, что меня ждали важные дела.Родители уже ушли на работу. Я быстренько умылся и сел за стол читать листок со способами извинений. А когда все прочитал, то листок порвал. То, что казалось мне хорошим ночью, утром было совсем никудышным. Ну что это такое – натравить на ДПС-ника фофанскую овчарку Найду. А когда она этого парня повалит на землю, то подбежать и заставить извиниться. Или – проколоть у его “десятки” колеса. И подбросить записку, что если он не извинится, то мы разобьем стекла в его машине. Ерунда какая-то!

Я повздыхал, походил кругами по комнате и стал звонить Фофану. А когда он взял трубку, то я прямо так и спросил:

- Фофан, ты мне друг?

- Че, велик, что ли надо? – спросил Фофан. – Приходи, бери. Мне не жалко.

- Не, велик мне не нужен – ответил я. – Мне нужна твоя помощь. Но дело, похоже, опасное. Можешь отказаться.

Фофан немного посопел в трубку.

- Щяс приду – сказал он и в трубке раздались короткие гудки.

Фофан скоро пришел и стал хрустеть чипсами, которые я ему подсунул чтобы он не перебивал меня. А когда я рассказал ему про дело, то он полностью со мной согласился.

- Правильно! – сказал Фофан. – Борзый какой! Сам гонит сто километров, а на других орет. А как ты хочешь заставить его извиниться?

- Не знаю – ответил я. – Я тут немного напридумывал, но мне не понравилось. Надо как-то по другому.

- А че придумывать-то? – сказал Фофан. – Придем к нему и прямо так и скажем издалека – ну ты, извиняйся короче! А то хуже будет! И вообще, сам козел!

Я вспомнил как папа ночью говорил мне про продавщицу. Он ей – дура, она ему – дурак.

- Нет, Фофан – ответил я. – Я так не хочу. Я хочу чтобы я ему вежливо и он мне вежливо.

Фофан подавился остатками чипсов.

- Какой ты злой! – сказал он. – Заело сильно, что ли?

- Заело! – ответил я. – Пол ночи не спал. Ты номер его “десятки” помнишь?

- Записывай – сказал Фофан. – Истома.

- Какая еще истома? – не понял я.

- И-100-МА.

Я записал номер на листок.

- А как мы его найдем? – спросил Фофан. – На дороге дежурить будем?

- Ни фига – сказал я. – У нашего соседа в компе программка есть. В нее номер машины пишешь, а она тебе р-раз, и адрес выдает.

Мы сбегали к соседу и вскоре я держал в руках адрес.

- Сопильняк А. Ю. его зовут – сказал я. – Улица Дзержинского, 25-12

- Это за мостом – сказал Фофан. – Туда куча маршруток ходят. Поехали?

Дом, где жил ДПС-ник Сопильняк оказался высокой свечкой с одним подъездом. Рядом с домом была стоянка, на которой скучали без хозяев несколько машин.

Мы поднялись на четвертый этаж и остановились перед металлической дверью. Я вздохнул поглубже и надавил на звонок.

Дверь мне открыла молодая, но такая толстая тетка, что я даже отступил на два шага, чтобы разглядеть ее всю.

- Че надо? – спросила тетка. – Давайте короче, у меня суп на плите.

- Нам Сопильняка А. Ю. надо – сказал я. – Позовите, пожалуйста.

- Нет его – буркнула толстуха. – А на кой он вам сдался?

- По личному вопросу сдался – ответил Фофан. – Переговоры с ним хотим устроить.

Тетка смерила его взглядом с головы до ног.

- Надо же! – хмыкнула она. – От горшка два вершка, а туда же. Переговоры! На обед он скоро приедет, тогда и переговаривайте.

В коридор выбежал малой с грязным лицом и без штанов.

- Зачем с горшка встал, скотина!? – заорала на него тетка. – Сейчас по жопе получишь!

- А вы продавщицей наверное работаете, да? – спросил я и на всякий случай отошел еще немного назад.

- Ну, продавщицей – сказала толстуха. – А че?

- Ничего – сказал я и мы с Фофаном выбежали во двор. Где сели в тенечке и стали ждать.

Черная “десятка” с истомой на заду зарулила к дому ровно в час дня. Сопильняк А. Ю. вылез из машины, повернулся к нам своей ДПС-ной спиной и стал протирать тонированные стекла. Мы подошли поближе.

- Здравствуйте! – сказал я. – Вы нас помните?

Сопильняк через плечо бросил на нас с Фофаном короткий взгляд и ничего не ответил.

- Мы вчера в машине ехали – напомнил Фофан. – И стали поворачивать с главной дороги. А вы нас обогнали и потом наорали.

Сопильняк снова посмотрел на нас, уже чуть-чуть подольше.

- Брысь! – буркнул он – Уши оборву!

Мы с Фофаном переглянулись.

- А мы к вам пришли чтобы вы извинились – сказал я. – И больше не хамили.

Сопильняк перестал вытирать стекла и повернулся к нам всем передом. Он смерил взглядом сначала меня, потом Фофана и вдруг расхохотался. Так громко, что в доме зазвенели стекла.

- Извинился?! – со стоном сказал он. – Я?! Перед вами? Да скажи спасибо, что я вообще разрешил вам дальше ехать. Позвони я ребятам из ГАИ, они бы вашего папочку быстро на штрафную стоянку загнали.

- А он ничего не нарушал! – сказал Фофан. – Это вы нарушили!

- Да какая разница! – заорал Сопильняк. – На дороге кто всегда прав? Тот, у кого больше прав! Значит я! Запомните это, козлы и вашему папочке – козлу передайте! Прислал своих недомерков права качать! А ну брызнули отсюда!!

Он сделал шаг и мы с Фофаном бросились наутек.

- Вот так! – сказал Фофан, когда мы тряслись на маршрутке домой. – Это все с твоей вежливостью. Надо было хоть перед тем как убегать его тоже козлом обозвать.

- Я что-нибудь получше придумаю – сказал я. – Он ведь, наверное, этого и ждет. Чтобы мы тоже начали хамить. А я не буду. Назло! А извиниться заставлю!

- И как ты это сделаешь? – спросил Фофан. - Я вообще не врубаюсь.

- Нам торопиться некуда – сказал я. – Пошли, будем думать.

Мы думали четыре дня. И три ночи. Мы часами сидели за столом и рисовали разные схемы с кружками и стрелочками. Мы лежали на диване и говорили друг-другу разные способы заставить ДПС-ника Сопильняка А. Ю. извиниться. Мы стали учить правила дорожного движения, чтобы хоть там узнать, что нам можно сделать. Даже приставали ко всем пацанам во дворе во время футбола. И когда проигрывали, то они все сваливали на нас с Фофаном.

И наверное от этих постоянных дум на третью ночь мне приснился сон. Будто я и Фофан художники. И мы участвуем в каком-то конкурсе. А рисуем мы не на бумаге, а на простынях. И моя мама стоит рядом со стиральным порошком к руках и говорит нам – вы еще кипятите белье? Тогда я иду к вам!

А потом она как шагнет ко мне да как закричит!

- Кто в доме всегда прав? Тот, у кого больше прав! Значит я!

Я вздрогнул и проснулся. И тут же понял что нам с Фофаном надо делать!

Утром я все рассказал другану. Он выслушал меня и поднял большой палец.

- Круто! – сказал он. – А фотоаппарат я у Васьки Сорокина возьму.

Сначала мы проследили где работает ДПС-ник Сопильняк А. Ю. Как мы с Фофаном и думали, он ездил по утрам в городскую ГАИ. А уже оттуда на патрульной машине вместе с другими гаишниками отправлялся орать и хамить в город.

Потом мы занялись приготовлениями. На это у нас ушел весь день. Первым делом я утащил у родителей из шкафа две белые простыни и разрезал их на половинки. Потом мы эти половинки отнесли однокласснице Таньке Букиной и она за шоколадку сшила из половинок длинную полосу. Краски мы купили в магазине канцтоваров.

- Будем писать красной – сказал я. – Как у светофора.

- А что писать-то будем? – спросил Фофан. – Ты уже придумал?

- Да! – гордо сказал я. – Почти всю ночь не спал! Зацени.

Фофан прочитал то, что было написано на листке бумаги и закивал головой.

- Ваще! - похвалил он. – Как у писателя!

Половину дня мы ползали по полу и пыхтели, выводя на простынях выдуманную мной надпись. А когда краска высохла, то растянули простынную полосу по коридору и немножко в комнату. И стали любоваться на свой труд.

- Ну вот – сказал я. – Теперь приделаем ручки и завтра пойдем на дело.

Мы приспособили для ручек две лыжные палки и Фофан ушел домой.

На следующее утро сотовик разбудил меня в шесть часов. Я обозвал его ненормальным и хотел уже спать дальше. Но увидел в углу комнаты свернутую простынную ленту и тут же вскочил с кровати.

Фофан ждал меня около подъезда. Мы по-мужски молча пожали друг-другу руки и пошли на остановку.

Около городской ГАИ мы сели на лавочку и стали ждать.

Постепенно к зданию стали съезжаться ГАИ-шные патрульные машины с голубыми номерами и мигалками. Они выстраивались в два ряда, а гаишники, которые из них выходили, от нечего делать курили и громко смеялись.

- Вон он! – сказал Фофан и ткнул пальцем. – Ржет громче всех.

Я посмотрел куда показывал мой друган и увидел Сопильняка А. Ю. Он тоже курил и плевался на колесо. И радовался чему-то. Как будто выиграл миллион в лотерею “Русское лото”.

Я совсем не злой, нет! Мама говорит, что я даже где-то там в глубине чего-то рубаха парень. И готов с себя эту рубаху снять, чтобы отдать ее тому, кому она больше нужна. То есть я добрый. Но сейчас я вдруг почувствовал злую радость. От того, что представил как вытянется рожа у этого Сопильняка А. Ю. когда он прочитает придуманную мной надпись.

Из городской ГАИ вышел какой-то начальник и все гаишники стали строиться перед своими машинами. Лицами к нам.

- Пошли, Фофан! – сказал я. – Пора!

Мы подбежали к низенькой загородке, за которой начинался гаишный газон и стали разворачивать простынную полосу. А когда развернули, то воткнули лыжные палки в землю. И получился плакат. На котором было написано:

“Сотрудник ДПС Сопильняк А. Ю.! Вы хам! Я требую от вас извинений!”

- Отойди подальше, Фофан! – сказал я другану. – И чуть что, беги! Только сфотографировать не забудь как меня бить будут!

Фофан отошел за киоск.

Сначала там, где стояли гаишники ничего не происходило. Их начальник приложив руку к голове отдавал честь, говорил что-то про защиту граждан и все внимательно его слушали. Потом один из гаишников показал рукой на наш плакат. Потом это же сделал другой. Потом третий.

А потом все разом зашумели. Начальник перестал говорить про граждан и, не опуская руки повернулся ко мне.

Я на всякий случай тоже отдал ему честь.

Наверное, начальнику это не понравилось. Он что-то возмущенно загудел басом как шмель в спичечном коробкЕ и от гаишников ко мне побежал патрульный в синей форме. В руке у которого была полосатая палка.

У меня немного затряслись коленки и я сжал их вместе.

Чем ближе подбегал гаишник, тем злее становилось у него лицо. А когда он оказался около меня, то это лицо превратилось прямо в рожу.

- Ты что тут хулиганишь?! – закричал он и затряс перед моим носом своей полосатой палкой. – Кто позволил? По заднице захотел?

Я на всякий случай закрыл одной рукой живот, а другой нос. Третьей руки, чтобы прикрыть себе задницу у меня не было.

- Я не хулиганю – сказал я, когда гаишник чуть-чуть замолчал, чтобы перевести дух. – Я хочу, чтобы этот Сопильняк А. Ю. извинился перед моим папой, которого он обозвал козлом. А это не хулиганство!

Гаишник зарычал что-то и схватил меня за шиворот. Я подумал, что он сейчас заедет мне палкой и зажмурился.

Но рука, которая держала меня за воротник вдруг исчезла. Я осторожно открыл один глаз и увидел, что гаишник спрятал палку за спину. И еще онулыбался. Но улыбался он как-то странно. Будто ему затолкали в рот пол лимона. И смотрел гаишник не на меня, а куда-то в другую сторону. Я обернулся и увидел Фофана, который нацелился на нас фотиком.

- Вот что, малой! – сказал гаишник сквозь зубы. – Вали отсюда и чтобы я тебя больше не видел. А ваш лозунг я заберу.

Продолжая кривиться в улыбке гаишник смотал наш плакат, сунул его под мышку и ушел.

Ко мне подвалил Фофан.

- Ну че, не вышло? – спросил он. – Повторять будем?

- Конечно! – ответил я. – До тех пор, пока наша не возьмет. Только на этот раз давай у твоих родителей простыни стащим. А то у нас только цветные остались. В подсолнухах и розочках.

Наверное мы хорошо натренировались в первый раз, потому что следующий плакат рисовали всего два часа.

- Больше к городской ГАИ не пойдем – сказал я. – Там нас не понимают.

- Не понимают – поддакнул Фофан. – Палками над головами машут. Надо к простым людям обратиться.

- Откуда обращаться будем? – спросил я. – Надо ведь, чтобы простые люди нас увидели!

Обратиться к простым людям мы решили с моста, на котором и под которым ездили машины. И внизу их всегда было очень много.

В середине следующего дня, когда машины под мостом ехали сплошными рядами мы приволокли новый плакат и стали разворачивать его вдоль перил. Потом перекинули его на другую сторону, так чтобы всем шоферам было хорошо видно, что Сопильняк А. Ю. хам и привязали проволокой к железному ограждению.

А потом встали на мосту и начали глядеть вниз. Что будет.

Как и у городской ГАИ сначала ничего не было. Машины как ехали, так и продолжали ехать медленной длинной лентой. Потом у одной из них вдруг мигнули фары и она загудела. Следом за первой замигала и загудела вторая, третья, четвертая. И скоро почти все машины внизу орали на разные голоса. И легковушки и Камазы и даже автобусы.

А потом машины остановились. И из них стали выходить шоферы. Они показывали на наш плакат, смеялись и что-то нам кричали. А некоторые даже хлопали в ладоши.

- Хорошо мы с тобой придумали! – сказал я Фофану. – Простой народ нас с тобой понимает!

- А вон гаишники приехали – сказал друган. – Сейчас они нас тоже понимать будут. Я достаю фотик!

Я оглянулся и увидел что за нашими спинами остановились две патрульные машины с мигалками. Из них вышли четыре гаишника и направились к перилам.

Они остановились около нас и стали смотреть с моста вниз. И оттого, что они были на одной стороне перил, а плакат на другой, то что было написано они не видели. А может просто думали, что там рекламка какая-то. И они с удивлением глазели на шоферов, которые тыкали в них пальцами и хохотали.

- Не пойму я, что там происходит – сказал один гаишник. – Авария что ли какая-то?

- Первый раз вижу, чтобы при аварии так радовались – ответил другой. – Это, наверное, съемки какой-то хроники. Рассказ о городе. Телевидение, в общем. Вон, видишь парня с камерой!

- Точно! – обрадовался третий, самый молодой – Завтра себя по телевизору увидим!

Гаишники поправили фуражки и сделали умные лица. Мы с Фофаном покатились со смеху.

- А что это он все время только нас снимает? – вскоре спросил гаишник. – Нет, тут что-то не так!

И они стали оглядываться и смотреть, может что-то за спинами у них не так. Но за спинами у них были только их машины. Тогда гаишники стали заглядывать вниз, под мост. Самый молодой сильно перегнулся через перила и чуть не свалился вниз. Его успели подхватить за китель другие гаишники. Он не упал, но зато увидел наш плакат. И когда вытер пот с испуганного лица, то присел на корточки и стал читать слова с обратной стороны плаката. Там, где краска проступила через простыни красными загогулинами.

Читать он начал как все читают – слева направо. И у него стала получаться всякая ерунда.

- йиненивзи – прочитал гаишник. – юуберт Я. !мах ыВ. ! Ю. А. кяньлипоС СПД киндуртоС.

Он прочитал так, немного приоткрыл рот и посмотрел на других гаишников.

- Ничего не понимаю – пробормотал он. – Кянлипос СПД киндуртос! Безграмотный кто-то писал. Восклицательные знаки не там поставлены. Они в конце слов должны стоять, а не вначале.

- Не может быть такого – сказал другой гаишник. – Для чего же тогда здесь этот плакат повесили? Он должен какую-то полезную информацию нести, а не о киндуртосах рассказывать.

Он подошел к перилам и закричал водителям.

- Мужики, чего там написано?

И приложил руку к уху, чтобы ему было лучше слышно.

Снизу, из под моста все шоферы сразу с удовольствием стали читать плакат. Но одни из них читали медленно, другие быстро, третьи громко, а четвертые тихо. А пятые и шестые вообще ничего не читали, а только смеялись и свистели. И поднялся такой шум и ор как будто все это было на карнавале в Бразилии, который мы с Фофаном видели по телеку.

Гаишник послушал этот карнавал, потом махнул рукой и повернулся к самому молодому.

- Санек, сгоняй вниз! – сказал он. – И вызови меня по рации, когда прочитаешь что на этом плакате накалякано.

Санек умчался на машине вдоль по мосту.

Прошло несколько минут и рация на поясе у гаишника запищала. Он поднес ее к уху.

- Так! – закричал он. – Так! Как? Так? Что, прямо так и написано?! Ничего себе! Прославился Андрюха Сопильняк! Ладно, отбой!

Он выключил рацию и повернулся к остальным гаишникам.

- Плакат сорвать – приказал он. – Немедленно. Он оскорбляет честь и достоинство сотрудников ГАИ.

Гаишники бросились выполнять приказ.

Сначала они попытались достать плакат через перила. Но мы с Фофаном повесили его низко, и сверху до плаката никак нельзя было дотянуться. Тогда гаишники стали просовывать руки через прутья ограждения и рвать бывшие фофанские простыни длинными полосами.

Я подошел к главному гаишнику. Не очень близко.

- А почему этот плакат оскорбляет честь и достоинство? – спросил я. – Может этот Сопильняк обидел кого-нибудь? Козлом назвал. Ведь тогда он хам, да?

Гаишник посмотрел на меня и сморщился. Наверное, хотел сказать – не твоего ума дело, пацан. Или еще что-нибудь такое, что часто говорят нам взрослые когда мы задаем им трудные вопросы. На которые они не могут или не хотят отвечать. Но потом гаишник передумал и решил меня повоспитывать. И лицо у него стало как у нашего директора. Мудрое.

- Есть такое понятие как честь мундира, мальчик – ответил он. – Я не могу позволить, чтобы на нашего товарища бочку катили.

- А на него никто и не катит – сказал я. – Его ведь извиниться просят и все.

- Ты не понимаешь – терпеливо сказал гаишник. – В нашей среде должно быть единство. Может Андрюха и неправильно поступил, но он наш. А своих защищать надо. В конце-концов мы из одной бригады.

- Из бригады? – удивился я. – Как в кино про мафию? А я думал, что вы милиционеры!

Лицо у гаишника тут же превратилось из мудрого в злое. Он, наверное, сразу прохотел меня воспитывать.

Гаишник шагнул ко мне. Я шагнул от гаишника.

И тут снизу, из под моста раздался такой хохот, что я даже присел от неожиданности. А потом подбежал к перилам.

Машин на дороге было столько, что они исчезали где-то за поворотом. И на всех этих машинах лежали шоферы. Кто-то лежал на капотах, кто-то висел на дверце, кто-то навалился на руль. А кому негде было лежать, те просто стояли и, хохоча показывали пальцами на плакат, который продолжали рвать гаишники.

Я стал читать те буквы, которые остались от нашего простынного плаката. Чтобы понять, чего там шоферы увидели нового и над чем так смеются. Но пока я читал одни буквы, гаишники рвали непрочитанные. И в конце концов от плаката не осталось ничего.

Гаишники побегали немного, собрали клочки от простыней, которые ветер разбросал по мосту и сели в патрульные машины. Патрульные машины тут же уехали. Шоферы под мостом, увидев, что карнавал закончился, погудели нам напоследок и тоже стали потихоньку разъезжаться по своим делам.

Мы с Фофаном направились к остановке.

- Белых простыней у нас больше нет – сказал я другану. – Что делать будем?

- Все по плану – ответил Фофан. – Пошли в магазин.

Мы купили в магазине баллончики с краской.

До конца дня мы успели нарисовать красной краской объявление про Сопильняка А. Ю. на трех бетонных заборах, которые загораживали стройки, и одном доме, который должны были скоро разломать. И про мост, конечно, не забыли. На этот раз мы сделали надписи с двух сторон дороги под мостом. Чтобы никто из шоферов, которые едут туда и обратно не обижался что ему не видно. Еще Фофан предложил написать объявление на железнодорожных вагонах “Москва – Владивосток”. Но я отговорил его, объяснив, что во Владивостоке Сопильняка не знают.

- Пока хватит – сказал я. – Завтра нужно будет объявления на бумаге напечатать и на стены наклеить. На асфальте еще мелом написать. Малым из нашего дома по мороженке купить. Чтобы они около городской ГАИ бегали и наше объявление кричали. Работы много. Пошли отдыхать.

Домой я пришел усталый, но довольный. И увидел на столе записку, в которой родители сообщали мне, что ушли в гости. И что ужин на плите, а вести я себя должен хорошо.

Я решил вести себя хорошо. Достал из буфета конфеты, сел в кресло и стал смотреть телевизор и трескать конфеты.

И незаметно сам для себя уснул.

Разбудил меня звонок. Я вскочил с кресла и стал бегом ползать по полу, собирать фантики от конфет. Потому что решил, что это пришли из гостей родители и мне сейчас попадет за конфеты. Вернее за то, что я их все съел.

Но пока я ползал, то совсем проснулся. И понял, что это не в дверь звонят, а телефон надрывается на столе в другой комнате. Я схватил трубку и в ухо мне бабахнул громкий фофанский голос.

- Ты че, дрыхнешь, что ли? – орал друган. – Включай телевизор, там нас с тобой показывают!

Я бросил трубку и побежал к телевизору.

Начало передачи я проспал. И середину тоже. Но конец, спасибо Фофану, увидел. В конце были знакомые гаишники, которые драли лоскутками наш плакат и шоферы, которые свистели и орали. А орали они так громко, что голос девушки с микрофоном был почти не слышен.

- Как вы оцениваете сложившуюся ситуацию? – спросила девушка какого-то усатого шофера и поднесла к его усам микрофон. – Вы согласны с выдвигаемыми требованиями?

- А то! – закричал шофер. – Сколько можно терпеть хамство со стороны сотрудников ГАИ? Вот я однажды еду, а меня тормозят! И говорят мне – вы на красный проехали! А я им – не на красный, а на мигающий желтый! А они мне – мы че, слепые по-твоему? А я им – а че, нет что-ли? А они мне….

- Недоразумения в общении сотрудников ГАИ с водителями, конечно имеют место – перебила шофера девушка. – Но все же надо находить общий язык. Вы тоже так считаете?

- А то! – сказал усатый шофер. – Конечно надо. А то они меня куда-нибудь пошлют, потом я их, а так недалеко и до греха… Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!

Шофер схватился за пузо и лег на капот своей машины. Девушка растерянно оглянулась и камера, которая снимала этот карнавал тоже поехала вслед за ней.

И я тоже как и усатый шофер лег от смеха животом. Только не на машину, а на стол рядом с которым стоял.

На плакате, из которого гаишники вырвали несколько полос было написано:

“Сотрудник ДПС Соп..л..як А. Ю.! Вы хам! Я требую от вас извинений!”

Картинка с экрана пропала, а когда появилась то на дороге никого уже не было. И самой дороги не было. Потому что показали студию, откуда рассказывают все новости. В студии сидела другая девушка.

- По поводу этого инцидента мы связались с начальником городской ГАИ подполковником Сергеем Вьюжным – произнесла она. - И вот что он нам сказал по телефону.

Подполковник Сергей Вьюжный говорил долго и так запутанно, что у меня закружилась голова. И из всего, что он наговорил я только понял, что все-превсе гаишники очень сожалеют о грубости своего товарища Сопильняка А. Ю. И сам товарищ Сопильняк тоже ужасно сожалеет. И готов принести извинения. Только не знает кому. Поэтому авторы плаката должны позвонить по указанному телефону и все будет распрекрасно!

Внизу экрана появился номер. Я его быстренько записал на конфетном фантике и побежал к телефону звонить Фофану.

- Наша взяла! – закричал я в трубку. – Будем звонить?

- Седня поздно уже – сказал Фофан. – Давай завтра утром!

Утром я вскочил ни свет ни заря в десять часов и сразу побежал к телефону. После того, как я набрал номер в трубке что-то запикало и мне быстро-быстро сказали:

- Опративн дежрн п гродскм ГАИ кпитан Вссов слушт!

Я немного посоображал и понял, что это оперативный дежурный по городскому ГАИ капитан Власов слушает. А может Волосов. Или Вострецов.

Наверное, этот капитан думал, что чем быстрее он будет разговаривать, тем быстрее уйдет с дежурства домой.

- Нас просили позвонить – сказал я капитану Вссову. – Это мы, те, кто плакат нарисовал. Про Сопильняка А. Ю.

ГАИ-шный капитан помолчал чуть-чуть, потом очень осторожно и вежливо сказал:

- Здравствуйте! Вы не могли бы сейчас подъехать в городскую ГАИ? Если вас не затруднит, конечно. Мы за вами машину пришлем.

- Спасибо – ответил я. – Не затруднит. Присылайте.

- Ваш адрес подскажите, будьте добры – попросил капитан Вссов. – Я вас слушаю.

- Пожалуйста – ответил я. – Подсказываю.

Когда я положил трубку, то почувствовал, что от такой вежливости даже вспотел весь.

Потом я позвонил Фофану.

- Давай ко мне! – сказал я другану. – Сейчас за нами машина приедет! Фотик на всякий случай не забудь.

Когда я вышел из подъезда, то гаишная машина уже стояла недалеко от дома.

- Садитесь – сказал нам гаишник. – Пожалуйста.

Он включил мигалку и мы полетели по улицам.

В городской ГАИ было много народа, который сидел на скамейках, ходил по коридорам и заглядывал в кабинеты. Мы прошли мимо этого народа и поднялись на третий этаж.

Тут народа было мало. Зато были ковры на полу и люстры на потолке.

Гаишник подвел нас к красивой блестящей двери.

- Подождите, пожалуйста – сказал он и зашел внутрь.

Ждали мы недолго. Гаишник быстро вышел наружу и распахнул перед нами дверь.

За дверью оказался кабинет, огромный как наш спортзал в школе. Посредине этого кабинета-спортзала стоял длиннющий стол в самом конце которого сидел мужик с седыми волосами. На плечах у него были погоны с двумя большими звездочками.

- Подпол – прошептал Фофан. – Сергей Вьюжный.

Подполковник встал из-за стола и подошел к нам.

- Ну, здравствуйте, правдоискатели – сказал он. – Крутую кашу вы заварили. Мне сегодня уже кто только не звонил. И из администрации и из областной ГАИ. Посмеиваются, а в конце разговора обязательно спрашивают, что мол за непорядок в твоем заведении. Нехорошо.

- Это не мы заварили – ответил я. – Это ваш Сопильняк А. Ю. заварил.

- Разговаривал я с ним – сказал подполковник. – Сотрудник ДПС Сопильняк свою ошибку признал. Искренне раскаивается и готов извиниться. Хоть сейчас.

Мы с Фофаном переглянулись и я протянул подполу Сергею Вьюжному листок бумаги.

- Это извинение – объяснил я. – Мы хотим, чтобы он сказал как здесь написано.

Подполковник прочитал то, что было на листке и нахмурился.

- А вот это, в конце может быть не надо? – сказал он. – Человек и так переживает. Ославили на весь город, взыскание получил.

- Нет, надо! – ответил я. – И еще пусть сюда моих папу и маму привезут. Он ведь всем нам нахамил.

Подполковник устало потер глаза.

- Н-да! – сказал он. – Из ничего проблема возникла. Побыстрее решать надо. Номер телефона у твоего отца какой?

Пока он звонил по телефону, мы с Фофаном сидели за длинным столом и разглядывали кабинет.

- Хорошо живут в городской ГАИ – сказал Фофан и провел пальцем по блестящему дереву. – Даже пыли на столах нет. Может после школы сюда пойти?

- На фиг нужно! – сказал я. – Попадется тебе вот такой Сопильняк и начнут тебе звонить из администрации. А ты оправдывайся. Не, в ГАИ не пойдем. Если хочешь быть начальником, то лучше в депутаты идти. Они никакой администрации не боятся. Что хочешь говорят. Помнишь, на прошлой неделе по телеку?

Мы стали вспоминать, что было по телеку на прошлой неделе. И вздрогнули, когда в кабинет неожиданно влетели мои папа и мама.

Мама сразу бросилась ко мне и стала трогать мои плечи и голову.

- Что случилось?! Что произошло? – испугано повторяла она. – Вы под машину попали, да?

- Они бы тогда в больнице были – сказал папа и повернулся к подполковнику. – Что они натворили?

- Да в общем, ничего предосудительного – ответил Вьюжный. – Вы садитесь, пожалуйста. Тут один небезызвестный вам человек хочет сказать кое что.

Он нажал кнопку на столе и произнес:

- Сопильняка ко мне.

Андрей Сопильняк появился в кабинете так быстро, словно сидел под креслом в коридоре и ждал когда его вызовут.

Он остановился на пороге. Вид у него был такой, как будто он неделю не ел и не спал. Лицо у него было серое как шерсть у нашего кота Тимофея, а глаза красные как у Таньки Букиной крысы Лариски.

Подполковник протянул ему листок.

- Ознакомься – сказал он. – И если согласен, озвучь. А если не согласен, то сам знаешь что. Я с тобой по этому поводу уже имел беседу.

Сопильняк облизал сухие губы и запинаясь стал озвучивать.

“Уважаемый Виктор Борисович! – прочитал он. – Я приношу вам свои искренние извинения. Я был неправ, когда нахамил вам. Вы не нарушали правил дорожного движения. А эти правила нарушил я сам. И пытался свалить все на вас. Простите меня, потому что это не вы, а я ко… коз…козё...”

- Достаточно – перебил его папа. – Не надо унижать человека. Я удовлетворен.

- Свободны, Сопильняк – сказал подполковник. – Пока работайте.

Сопильняк А. Ю. тихонько вышел из кабинета.

А потом двинулись домой и мы. Не поехали на гаишной машине, хотя подполковник Вьюжный и предложил нам, а просто сели на трамвай.

Дома папа еще раз перечитал то, что мы сочинили для извинения.

- Какой взрослый поступок! – сказал он. – Мне стыдно. Так должен был поступить я. Что бы мне сделать для вас хорошее?

Папа задумался.

- Вот что, мужики! – решил он, подумав. – В эту субботу на даче учу вас водить машину. Годится?

- Ура! – закричали мужики. – Годится!

И от восторга запрыгали до самого потолка.