Краденая магия. Часть 2

в которой я остаюсь без аперитива

В отличие от состоявшихся черномундирников, нам, абитуриентам, не вменялось в обязанность приходить в столовую корпуса строем, однако часы приема пищи были строго определены и для нас. Опоздал – ходи голодный. Так мы с Надей, забегавшись, сегодня уже не попали на обед. А вот к ужину явиться сподобились.

Столовая располагалась за пятым чертогом и считалась чертогом номер семь. Это было приземистое одноэтажное здание, светло-бежевое с белой отделкой, узкое и довольно длинное. Входы в него находились с торцов, и, чтобы попасть внутрь, сперва следовало пройти шагов сто в одну или другую сторону вдоль бесконечной аркады окон, вписанной в строгую колоннаду.

Внутри чертог номер семь был поделен на трапезные залы, вроде как отличавшиеся один от другого как декором, так и расположением столов. «Вроде» – потому что знал я об этом пока исключительно со слов Морозовой: от входа, которым мы воспользовались, отведенное абитуриентам помещение шло первым – сразу же за гардеробной, где зимой полагалось оставлять верхнюю одежду. Сейчас, впрочем, вешалки и крючки за высокой стойкой пустовали, и только полки вдоль стены были завалены черно-красными кадетскими фуражками.

В самом зале обнаружились три длинных стола, стоявшие параллельно друг другу и застеленные белоснежными скатертями. Всего посадочных мест тут было человек на триста, заполнено из них – едва треть. Над спинками части свободных стульев светились в воздухе надписи на глаголице с фамилиями, именами и титулами тех, кому они предназначались. Как я понял – сидеть полагалось всем вперемешку: графьям да князьям отдельного столика не полагалось. Парни и девушки тоже никак не разделялись, но мы с Надей оказались хоть и за одним столом, но вовсе не рядом – стульев через десять друг от друга, четыре из которых были уже заняты.

Найти мое место мне, естественно, помог Фу (эх, нужно все-таки будет поскорее выучить эту местную азбуку!), но прежде, чем проследовать туда, я проводил спутницу к ее стулу. Протянул руку к его спинке, чтобы галантно отодвинуть для девушки, но Морозова меня опередила, проворно ухватившись за нее первой. И стоило Надиным пальцам коснуться деревянной планки, как крючковатая надпись над стулом погасла.

– Так положено, – пояснила мне девушка. – Что-то вроде регистрации.

Я пожал плечами: положено – так положено.

– Потом, вроде бы, можно будет пересесть, – продолжила Морозова, опускаясь на стул. – Не помню точно, что для этого нужно сделать – надо будет посмотреть в правилах… Приятного аппетита!

– Приятного аппетита, – кивнул я и отступил от Нади.

По дороге к своему месту я наскоро окинул взглядом зал. Сразу же заметил Воронцову. Милана сидела за соседним столом, в дальнем его конце, в окружении свиты клевретов: я узнал Кутайсова, Плетнева, Гончарова и этого, как его… Ну, которому я нос разбил…

«Кузьмин», – с готовностью подсказал мне фамильяр.

«Простите, Фу, вы все мои мысли читаете?» – недовольно поинтересовался я.

«Стараюсь только приличные, – хмыкнул «паук». – Но когда оных недостает – довольствуюсь прочими».

«Довольствуетесь?»

«Ваши мысли – мой хлеб, сударь. В некотором роде. Толика перчинки придает блюду вкус, но жевать чистый перец… Увольте!»

«Паук – мыслеед!» – буркнул я.

Да уж, с этим фамильяром что ни день, то новости! Интересно, а если я вовсе перестану думать – он что, с голоду сдохнет?

«Кто не мыслит – тот не существует, – заявил Фу. – Так что тут еще кто из нас двоих сдохнет первым, сударь! Впрочем, в сем смысле временами вы и впрямь производите впечатление полутрупа…»

«Ладно, получите-ка тогда перчика!» – парировал я, по-быстрому найдя глазами за столом ближайшую девицу и принявшись мысленно ее раздевать. Та, словно почувствовав на себе мой взгляд, нервно заерзала на деревянном сиденье – но от этого вышло только пикантнее.

«Благодарю, сударь, я сыт! – бросил фамильяр. – Да и не перчик сие отнюдь – так, лаврушечка…»

За этой нехитрой пикировкой с Фу я наконец добрался до своего места. «Зарегистрировался», дотронувшись до спинки стула, уселся и принялся ждать подачи еды: покамест скатерть передо мной была пуста – если не считать пузатого бокала с красным вином, призванного, вероятно, как-то скрасить время вынужденного безделья. Интересно тут у них все-таки устроено! Как тот же «манамобиль» по городу водить – жди двадцати одного года, а алкоголь несовершеннолетним – свободно.

Впрочем, мне-то жаловаться было грех: за руль с моей подготовкой так или иначе не сунешься (да и нет у местных колясок никаких рулей – и это как раз одна из проблем), а аперитив – вот он, бери да пей…

Подумав так, я протянул руку к бокалу, но в этот самый момент справа вдруг раздалось:

– Позвольте пожелать вам приятного аппетита, Ваше сиятельство.

Не завершив движения, я обернулся, но еще прежде, чем увидел обратившегося ко мне абитуриента, уже узнал и голос, и интонацию. Так и есть: на соседнем стуле сидел, радостно сверкая окулярами, мой манник (как это, оказывается, называется) Евгений Крикалев.

– Благодарю, сударь, – почти на автомате ответил я. – И вам того же…

«По тому же месту», – продолжил мысленно, и затем пробормотал уже вслух:

– Надо же, какое странное совпадение!

– Благодарю, молодой князь, – в свою очередь проговорил очкарик. – И если вы изволите вести речь о рассадке за столом, то сие отнюдь не совпадение. Место рядом с вами не было зарезервировано, и я позволил себе дерзость его занять.

– А что, так можно было? – глуповато вырвалось у меня.

– Разумеется. Если никто не возражает – почему нет? Надеюсь, вы не против? – с легким беспокойством уточнил очкарик.

– Нет, что вы, сударь! – поспешил заверить я Крикалева. – Только «за»…

Повернув голову – слегка, чтобы не оказаться к собеседнику затылком – я покосился на место слева от себя. Занято оно не было, отсутствовала и надпись над спинкой стула. Нужно будет в следующий раз предложить Наде сюда перебраться…

В этот момент на стол передо мной опустилось сверху блюдо с золотистыми поджаристыми пирожками, даже с виду обжигающе горячими. Я машинально задрал голову, ища, откуда оно взялось: под самым потолком, оказывается, шло весьма интенсивное движение. Парили тарелки, плыли плошки, стайками летели столовые приборы… Все это – в специальной нише непосредственно над столом, из прохода и не заметишь…

Опустив глаза, я примерился к пирожкам, выбирая самый аппетитный из них, затем снова посмотрел на бокал с вином, размышляя, с чего лучше начать.

– Если позволите, молодой князь, рекомендовал бы с грибами, – проговорил словно только и ждавший моих сомнений Крикалев. – Сии те, что с подрумяненным гребешком. Просто пальчики оближете! А вот вино тут, увы, довольно посредственное, – моя рука повторно двинулась к бокалу, и жест этот также не укрылся от внимания не в меру предупредительного соседа.

Сам очкарик уже разделался с доброй половиной собственного блюда, а вот бокал его был едва тронут.

Снова прервав движение, я дернулся было к пирожку, но, передумав, все же вернулся к идее начать с вина и дотянулся наконец пальцами до стекла бокала.

«Стоп!» – крик Фу в моей голове был столь резок и внезапен, что я едва не выронил уже приподнятую порцию аперитива.

«Что такое?» – нахмурился я.

«Яд, сударь! Вино отравлено!»

«Чё, правда?» – бокал поспешно был возвращен мной обратно на стол.

«Кривда! Для шуток не время!»

«Хм… – досчитав в уме до десяти, я постарался взять себя в руки. – Воронцова постаралась?» – спросил затем.

«Подписи на яде не стоит, – хмыкнул фамильяр. – Но самый очевидный подозреваемый – конечно же молодая графиня».

«Быстро она, однако…»

Повернув голову – будто бы бросая взгляд вдоль нашего стола – я скосил глаза на соседний, где расположилась компания Миланы. Воронцова, поворотившись ко мне своей черной косой, будто бы увлеченно беседовала о чем-то с Кутайсовым, а вот Плетнев и Гончаров пялились на меня, словно зомби в телевизор. Ну, точно: ждут, когда начнется шоу…

«И… что делать?» – спросил я у Фу.

«Покамест лишь очевидно, чего делать ни в коем случае не следует – пить из бокала», – откликнулся тот.

«Просто оставить вино нетронутым?» – уточнил я.

«Нет, так тоже не годится, – поразмыслив, заявил фамильяр. – Подозрительно выйдет. Чтобы даже не пригубить… Нет, слишком подозрительно!»

«Ну, мало ли… Вон, Крикалев сказал, что вино так себе… – вспомнил я. – Может, я тупо послушался умного совета!»

«Неправдоподобно, – не согласился Фу. – Уверен, сударь, вино вы бы все равно попробовали. Как, собственно, и собирались…»

«Мало ли, что я там собирался! Взял и передумал! Это вам у меня в голове видно, что правдоподобно, а что нет! А со стороны…»

«И со стороны видно, – не уступал «паук». – К тому же, если оставить бокал нетронутым, кто-то из слуг на кухне может на него позариться. Конечно, это всего лишь мастеровые…»

«А вот это как раз не важно! – мотнул головой я – не подумал, что мотнул, а действительно дернулся, похоже, несколько удивив внезапной судорогой что-то притихшего Крикалева. – Мастеровые – что, не люди?»

«Мне известна ваша щепетильность на сей счет, сударь, и, поверьте: при поиске решения я ее учитываю», – заявил фамильяр.

«Ну, и?..»

«Будь яд попроще, я бы, вероятно, сумел обезвредить его прежде, чем он начнет действовать… – словно размышляя по ходу дела, протянул Фу. – Хотя, нет, сие бы выглядело еще подозрительнее! Да и мощное зелье вам подмешали, сударь, с таким в два счета не управишься…»

Да уж, в основательности подхода нашей молодой графине не откажешь…

«Слушайте, а может, его просто пролить? – осенило меня. – Типа, случайно! Уронить бокал на пол…»

«В принципе, сие неплохая идея, – с готовностью подхватил «паук». – Только надобно подстроить, чтобы выглядело естественно… Так, внимание! – сменил он внезапно тон. – Не оглядывайтесь, просто слушайте: к вам сюда идет Гончаров!»

«Воронцова послала “шестерку” проверить, почему ловушка до сих пор не сработала?» – предположил я.

«Возможно… Что ж, давайте-ка, сударь, попробуем подстрелить сразу двух зайцев. Только действовать нужно крайне расчетливо… Не соблаговолите на несколько секунд передать мне контроль над вашей десницей?»

«Что?» – не понял я.

«Ваша правая рука, сударь. Десница. Позвольте мне управлять ею. Объяснять, что делать, словами – дольше и не столь надежно… Живее, сударь, решайтесь, Гончаров уже на подходе!»

«Это же только на один раз? – не преминул все же уточнить я. – Не навсегда? Контроль над рукой».

«На считанные мгновения. Ну же, сударь!»

«Действуйте!» – решился я.

В следующий миг моя рука потянулась к бокалу и… поднесла его к лицу!

«Что вы делаете?» – мысленно ахнул я, поспешно отклоняясь и изо всех сил сжимая губы.

«Не дергайтесь! Только все испортите! Ладно, раз уж начали кривляться, скажите что-нибудь типа: “А запашок-то так себе!”»

– Пахнет, как от навозной кучи! – пробормотал я вслух, демонстративно скривившись.

«Перебор, сударь! Ну да что уж там теперь…»

Рука моя сама собой отодвинулась и отставила бокал на самый край стола.

– Ну, осмелюсь заметить, Ваше сиятельство, сие вы все же слегка преувеличиваете! – откликнулся тем временем Крикалев, как раз потянувшийся рукой за очередным пирожком, но с готовностью повернувшийся на мой голос.

В следующий миг локоть очкарика задел бокал – вышло это и в самом деле совершенно естественно – и тот полетел на пол. Нет, не на пол: прямиком на уже стоявшего у меня за спиной прихвостня Воронцовой. На секунду мы все трое – я, Крикалев и вологжанин, замерли, будто завороженные, глядя, как рубиновая жидкость скатывается по рукаву Гончарова на узкую накрахмаленную манжету, а оттуда – на кисть руки, как вдруг…

– А-а-а-а!

Душераздирающий вопль Миланиного клеврета заставил если не вскочить на ноги, то хотя бы обернуться добрую половину зала. Вологжанин очумело взмахнул облитой рукой: кожа на ней в считанные секунды покрылась бордовыми волдырями, тут же, один за другим, начавшими лопаться, выплескивая наружу какую-то густую белую массу… Мы с Крикалевым как по команде шарахнулись в стороны, чтобы не оказаться ею забрызганными. Стул подо мной опрокинулся, и, сбив по пути еще и соседний, я грохнулся на пол. Очкарика подобная доля также не минула.

За соседним столом кого-то, кажется, вырвало.

«Без паники, сударь, – запоздало прокомментировал происходящее Фу. – Гной безобиден – вся отрава уже впиталась! Нескоро еще сей юноша сможет сложить пальцы правой руки во что-то стоящее! Что ж, как любил говаривать, цитируя древних латинян, князь Сергей, quifoditfoveam, incidetineam![1]»

– О, духи! – вытаращив близорукие глаза, так, что те сделались едва ли не шире линз его очков, пробормотал между тем Крикалев. – Это не я! В смысле, я не нарочно! Ну, то есть… Помогите ему кто-нибудь! – но за истошными криками изувеченного Гончарова никто, кроме меня, его, должно быть, в этот момент не слышал.

[1] Кто роет яму, сам туда попадет (лат.)