Зал переполнен людьми настолько, что рискует разойтись по швам. Певицы помладше были бы смущены таким залом, но я не обращаю на него никакого внимания. Никогда не обращала.

Я не пою для этой толпы, не пою даже для себя; я просто пою, потому что не могу иначе. Люди дышат не потому что это приносит им удовольствие, а потому что это необходимость. И пение, что заменяет мне дыхание, - единственное, что заставляет моё сердце биться.

Руки сжимают микрофон так крепко, что тот рискует треснуть. Губы вырисовывают буквы так же, как делали тысячу раз до этого: "ла-ла-ла-л-"...

Что-то не так.

Что-то совсем не так.

Мой голос дрожит. Впервые за всю жизнь. Я пытаюсь отвлечься, продолжить песню, но с каждой попыткой всё становится только хуже. Оступившись на третьем куплете, я начинаю заново и поскальзываюсь на втором, пока дьявол заботливо подготавливает для меня котёл на первом.

Игнорируемая мною публика не отвечает мне взаимностью. Я не вижу их лиц - освещение дальше сцены совсем никудышное, - но эти проклятые жёлтые глаза, будто взирающие на меня из самой бездны, компенсируют недостаток света с излишком.

Не могу сосчитать количество глаз. Двести? Четыреста? Может быть тысяча? И все они пялятся на меня.

Трудно дышать, ноги подкашиваются. Микрофон становится слишком тяжёлым. Вскоре пол приветствует его, и их встреча отдаётся оглушительным писком из аппаратуры.

Плотно закрыв уши руками, я сбегаю в подсобку, в панике зацепившись платьем об острый угол стола и порвав его на уровне бедра. Усевшись на полу захламлённой комнаты, я рыдаю так сильно, что вскоре из зеркала на меня смотрят глаза, покрасневшие в тон изорванному платью.

Быстрые шаги. Даже не открывая глаз, я могу сказать, что это менеджер. Единственный из всех людей на земле, что разделяет мою любовь к музыке. Он должен меня понять! Убрав руки с лица, я тут же тяну их к нему... И получаю пощёчину.

Он не бил меня по лицу даже когда мы занимались любовью.

- Что за сцены ты мне тут устраиваешь, дрянь?!

Его голос застывает в моих ушах, будто воск. Я пытаюсь ответить, но дар речи остался где-то между сценой и лестницей вниз, поэтому ничего лучше "прости" из меня не выходит.

Но он не желает меня слушать - крепкая рука хватает меня под плечо и ведёт к заднему выходу. Я отчаянно хватаюсь за углы, падаю на пол и стараюсь, пусть совсем ненадолго, но отсрочить казнь... Однако всё без толку.

Бывший любовник вышвыривает меня из клуба, и я приземляюсь прямо на мокрый асфальт, словно использованный носовой платок. Слегка приподнявшись, я замечаю, что лоскуты платья так и остались лежать на земле.

Холодный дождь избивает моё теперь уже полуобнажённое тело тяжелыми каплями. Сев на колени и обняв свои плечи руками, я безуспешно пытаюсь согреться. Вдруг моё красное пальто приземляется рядом со мной, и я поспешно надеваю его.

Дверь за моей спиной громко захлопывается. Я вскакиваю и тут же бегу к ней, едва не ломая каблуки. Хватаюсь за ручку, умоляю открыть, бьюсь о преграду до тех пор, пока мои костяшки не превращаются в кровавое месиво... Но это не помогает - никто меня не слышит.

Пытаюсь выплеснуть эмоции, запеть хотя бы от тоски, но у меня не выходит исполнить даже жалкий куплет. Голос, будто обретя собственное сознание, отказывается меня слушаться, поэтому я просто кричу. Кричу до тех пор, пока не теряю способность делать даже это.

В моей однокомнатной квартире тепло и уютно. Мы с ним любили просиживать здесь неделями, сочиняя песни сутками напролёт. Тогда он ещё был третьесортным продюсером, что радуется любому, даже самому невыгодному контракту, а я была рада тому, что кто-то наконец разделил со мной музыкальную страсть.

В те времена он и подарил мне этот револьвер. "Я не всегда буду рядом, чтобы помочь", - так он аргументировал свой шаг. Всю жизнь я до ужаса боялась оружия и ни за что не подумала бы о том, чтобы взять эту стальную штуковину в руки. Но сейчас, прицеливаясь в собственное отражение, я не могу перестать удивляться тому, как легко и удобно револьвер ложится в мою ладонь.

Я убираю оружие в карман и вдруг замечаю, что с моими руками что-то не так. Когда они успели стать настолько длинными?..

Одними руками дело не ограничивается: мои пышные волосы совсем пришли в негодность. Спутались и переплелись, теперь больше напоминая накинутый на голову мешок, нежели причёску, и только мои выглядывающие из-под прядей глаза напоминают о том, что за волосами вообще что-то есть.

Мой лоб разбивает зеркало. Осколки стекла могут войти в мою плоть, но нет ничего больнее предательства. А было ли оно? Должно быть, я неправильно его поняла. Он ведь всегда был таким резким, но разве не за эту мужественность я его и полюбила? Мне стоит поговорить с ним! Мы всё обсудим, и мне обязательно станет лучше!

Стоит мне лишь моргнуть - и вот рукоять револьвера уже разбивает стекло, через которое я и проникаю внутрь клуба. Внутри никого нет, и лишь приглушённый свет из кабинета управляющего выдаёт его присутствие здесь.

Он сидит за столом и пересчитывает выручку. Даже не поднимает глаза, до тех пор пока я не нависаю над ним. Только тогда он подпрыгивает от неожиданности и отшатывается.

- Мы знакомы? - выглядит ошарашенным.

Я пытаюсь запеть, напомнить ему о своём голосе, но всё без толку.

Моя рука сама достаёт платок из кармана и перевязывает его вокруг ладони. Секунда - и я уже держу в руках пистолет с дымящимся стволом, а голова моего возлюбленного почему-то превратилась в прекрасную розу. Решив, что лучше так и оставить её цвести, я заворачиваю за угол и становлюсь одним из прохожих.

Загрузка...