Красный Крест и Чёрная Звезда

Действующие лица:

Юлька: стриженая спортивная школьница, 14 лет

Лариска: наивная ранняя пионерка, 12-13 лет

Глеб: их в меру длинноволосый вожатый, 19 лет

Сева: бледный зажатый мальчик лет 11-ти

Эпизод 1

Поздний вечер, небольшая палата в детском лагере на десять коек, где готовятся ко сну две девочки. Дверь, окно, прямоугольное зеркало, лампочка.

ЮЛЬКА (падая на застеленную панцирную кровать и потягиваясь): Пфф... как же я объелась-то...

ЛАРИСКА: Обжора вообще. Где в тебе всё помещается? Я не понимаю.

ЮЛЬКА: Метаболизм у меня особенный. Лучше скажи, мелкая, ты заметила, какие-то здесь все странные. Смотрят и молчат, недобро ток на тебя зыркают. Прикол что ли какой?

ЛАРИСКА: Я заметила, а ты — нет. Это спецлагерь. Для слабослышащих пионеров и школьников.

ЮЛЬКА (разочаровано): Вот повезло-о-о... Я однажды в молдавскую смену в лагере оказалась, но вот чтоб так... Речка-то хоть тут есть, как считаешь? Купаться хочу. Плавать брассом, загорать. (Делает характерные движения руками).

ЛАРИСКА: Не знаю, я первый раз. (Пауза). У меня, наверное, брат появится... или сестра. Поэтому и послали. Я, правда, у них просто собаку попросила...

За окном строго, но беззлобно один раз гавкает пёс. Лариса вздыхает.
Негромко стучат в дверь и в палату входит уже знакомый девочкам Глеб.

ГЛЕБ: Девочки, здрасьте ещё раз. Вы себе койки выбрали?

ЮЛЬКА: Я у окна хочу спать, Глеб Константинович. Можно? Меня Юля зовут.

ГЛЕБ: Юля и Лариса, я знаю, выбирайте какие угодно. Здесь отбой рано, я поэтому зашёл сейчас рассказать, что тут да как. Вас сюда привезли временно, из обычного пионерского лагеря, а здесь для ребят из спецшколы всё приготовлено... собственно, что хотел сказать-то. Инвалиды люди обидчивые, резкие, держите с ними дистанцию.

ЮЛЬКА: В смысле, мы никого обижать не собираемся..? Жалуется кто?

ГЛЕБ: Вот я и говорю, не надо лишний раз давать повод. Переходный возраст, гормоны, сложные жизненные обстоятельства.

ЛАРИСКА: Поколотить нас могут?

ГЛЕБ: Могут и поколотить, например.

ЮЛЬКА (понимающе): Что, прямо и случаи были?

Глеб присаживается на край одной из незастиланных кроватей.

ГЛЕБ:Чего только в области последнее время не бывает... Про Чёрную Звезду слышали? Душераздирающая история.

ЮЛЬКА (переглядываясь с Ларисой): Что за история? Я сюда недавно приехала, с Казахстана. Расскажите, Глеб Константинович.

ГЛЕБ (опуская одну руку в карман): Одна школьница нарисовала в альбоме чёрную звезду. Такое было домашнее задание. Но пока рисовала, краска у неё закончилась и один лучик вышел короче. Ну, девочка поужинала, кисточки помыла и легла спать до завтра. И вот ночью... в двенадцать часов... вылезает из альбома... ЧЁРНАЯ ЗВЕЗДА!

Глеб локтем выключает в палате свет и, вынув из кармана фонарь, направляет его снизу себе на лицо. Девчонки от неожиданности взвизгивают, сразу переходя на смех.

ГЛЕБ (страшным голосом и гримасничая): Ползёт Звезда к кровати и начинает девочку щекотать четырьмя чёрными щупальцами. Девочка посинела вся, сипит, а ничего поделать не может. Утром Звезда уползла обратно в альбом. Девочка испугалась, не стала учителю домашнее задание показывать и получила двойку. На следующую ночь Чёрная звезда опять приползла щекотаться ещё сильнее. Девочка посинела вся, хрипит, ничего поделать не может. В школу не пошла, заболела. А Звезда подлая и в третью ночь щекоткой девочку мучает. Девочка посинела, хрипит, пена на губах — чуть не умерла! Тогда мама той пошла к одной древней старушке, и та её научила, чтобы сварить чёрные яйца белого петуха в настое из раздрызг-травы и старых советских газет на площади у горисполкома. И вот мама сварила всё это, и давай они с дочкой в ночь с четверга на пятницу високосного года брызгать рисунок. Тут Звезда как закричит и бросилась прямо в глаза, а девочка не растерялась, схватила мамину губную помаду французскую и быстро-быстро нарисовала себе и маме на щёках кресты. И Чёрная звезда ничего больше поделать не смогла и, припадая на короткий лучик, уползла из дома вон. А девочка потом так никогда замуж не вышла, потому что боялась щекотки и плохо училась в школе.

Пауза.

ЮЛЬКА: Класс. Я тоже могу рассказать. Родители одной моей одноклассницы работали на мясокомбинате. А была там такая Доска Почёта для передовиков, как повесят чью-нибудь фотографию на эту Доску, так с этим человеком сразу случается что-то плохое. А её мама работала в колбасном цеху, ливерку суриком накачивала под копчёный сервелат, и её за перевыполнение плана наградили и повесили на доску в цветном виде. Папа пришёл домой и говорит: «Поздравляю, дорогая!» А мама схватила топор и зарубила папу нахрен! ...Простите, Глеб Константинович, то есть насмерть. Тут дочь их напугалась немножко, посинела вся, кушать не может. Мама тоже напугалась, стала плохо работать и прогуливать, и её сняли с Доски Почёта и вообще с работы выгнали. Так мама спаслась от этой напасти, а на Доске под её фотографией знак потом обнаружили: герб СССР, только квадратный, и вместо колосьев — человеческие КОСТИ и ГЛАЗА!

Пауза.

ЛАРИСКА: Можно я свет включу?

Глеб щёлкает выключателем, лампа мигает и неровно горит тусклым оранжевым светом. Юля сидит уже на другой кровати, ближе к Глебу.

ГЛЕБ: Нить перегорает. Утром заменим. В общем, пора спать уже, наверное... Я пошёл. Спокойной ночи. Ишь, герб квадратный... Чао-какао. (Встретившись взглядом с Юлей, выходит).

ЛАРИСКА (восхищённо): Ну ты и трепло, оказывается. А я только «Гномик Сева, выходи» от наших слышала. В зеркало надо говорить. Не знаю, зачем.

ЮЛЬКА (мечтательно пожав плечами): Чё сразу «трепло», всё почти так и было. Да я кучу таких историй раньше знала. А ты что застеснялась? Глеб же классный, хиппует.

За окном неуверенно гавкает и скулит пёс.

ЛАРИСКА: Что такое «хиппует»? Юль, глянь, мне кажется, там кто-то за нами смотрит... (Кивает на окно).

Юля спрыгивает с кровати и выглядывает наружу.

ЮЛЬКА: Вот здесь глухомань-та... ой, а там медведь. Нет! ТРИ МЕДВЕДЯ!

ЛАРИСКА (подбегает, выглядывает в окно): Да где? Дурочка! Я испугалась!

ЮЛЬКА: Смотри, у подсобки мальчишка... Что ему надо, он нездешний что ли? Рукой машет.

Девушки смотрят в окно, переглядываются. Пытаются открыть раму, но открывается только форточка.

ЮЛЬКА (театральным шёпотом, в окно): Эй. Тут закрашено всё намертво, чего сказать хотел? Залазь сам к нам. Давай.

Пауза. В окне появляется голова мальчика Севы, висящего на стене снаружи. У него грязные руки и почему-то мокрые волосы. Приглушённым хриплым голосом он торопливо и очень серьёзно сообщает.

СЕВА: Слушайте внимательно, мало времени. Вы попали в большую неприятность. Этот лагерь не для детей. Вас хотят убить. Вы всё поймёте, когда машину увидите, главного упыря...

ЮЛЬКА: Какого упыря...?

СЕВА: ...До полнолуния осталось всего два дня. Вам надо успеть сделать три вещи. Сначала плакат. Вам надо снять плакат за дверью: там, где нарисованы фашисты. Потом покрасить вторую дверь, в медпункт, как следует... Я приду к вам следующей ночью, расскажете, всё ли готово. Не спрашивайте, почему. Так надо. Договорились? Всё, мне надо возвращаться.

Сева спрыгивает, девчонки провожают его взглядом. Пауза.

ЮЛЬКА: Бред какой-то. Он вообще нормальный, сюда забираться?

ЛАРИСКА: По крайней мере не глухонемой, уже хорошо. Не знаешь, что там за плакат?

ЮЛЬКА: Завтра посмотрим. (Зевает). Два дня же ещё осталось, говорит. Уйма времени. (Падает на кровать). Споки-ноки.

Лариса наклоняется и щёлкает выключателем. Свет гаснет. Минуту звякает сетка, пока она ворочается на кровати, потом всё стихает. Стрекочут сверчки, слышно кваканье лягушек.

Через минуту-другую внезапно одна из девочек начинает стонать. Включается свет, Лариса вскакивает и озирается по сторонам. Снова щёлкает выключатель. Тишина. За окном скулит пёс.

Эпизод 2

Вечер следующего дня. Лариса сидит на кровати и красит ногти. Входит Юля, достаёт из-под майки свёрнутый плакат и прикалывает его кнопками к двери. Это обычная советская антивоенщина, где уверенные силы добра поражают карикатурный фашизм со свастикой на рукаве.

ЛАРИСКА: Зря повесила. Вечером Глеб придёт — увидит.

ЮЛЬКА (серьёзным голосом): Они в красном уголке с магнитофоном будут всю ночь сидеть. Заведующий час назад приехал. Знаешь, какой у него номер? 22-40 РТА. Просекла?

ЛАРИСКА: Не... А в смысле?

ЮЛЬКА: 22 ЧЁРТА значит. Я когда плакат сняла, только поняла, Сева про номер говорил. Двадцать два чёрта...

ЛАРИСКА (загибая пальцы): Ты серьёзно или опять прикалываешься?

ЮЛЬКА: ...И ночью кошмар какой-то снился. Собака выла, кричал кто-то, кровь. Ты крови боишься? Я — нет.

ЛАРИСКА: Это я просыпалась. Мне просто во сне казалось... я как будто тонула, захлёбывалась, лежала на дне...

ЮЛЬКА: Ты слишком серьёзная, Ларкес. Развлекаться надо уметь. Иначе с тоски тут сдохнем... Сначала ты, потом я. Потом мухи. Потом одна планета, другая... и останутся на небе одни только чёрные звёзды.

ЛАРИСКА (пожав плечами): Ну... может быть. Только как ты тогда собираешься дверь красить, интересно?

Стук в дверь. Юля сдёргивает плакат до того, как входит Глеб.

ГЛЕБ: Девчонки, у вас всё в порядке?

ЮЛЬКА: А что у нас должно быть не в порядке?

ГЛЕБ: Не знаю, как сказать — у нас пёс пропал. Это раз... И рядом с медпунктом завелось какое-то хулиганьё, дверь испортили. (Глеб многозначительно посмотрел в лицо Юле). Вот такие дела, прямо не знаю, что и делать. Может, вы мне чего подскажете?

ЮЛЬКА (невинно): Мы тут не при чём, собаку не трогали. Ну если хотите, я дверь всю заново покрашу. Её, наверно, мальчишки нарисовали, да? Где у вас краска, кисти?

ЛАРИСКА: Сева, может, хулиганит?

ЮЛЬКА: Да какой ещё Сева! (Хмурится и цыкает на Ларису).

ГЛЕБ: Сева? Нет у нас никакого Севы.

ЮЛЬКА: Да она прикалывается просто, Глеб Константинович. Так вы нам краску дадите?

ГЛЕБ (думая о чём-то своём): В подсобку спуститесь и возьмите... И не шутите с такими вещами лишний раз. Смешного мало. Ложитесь лучше пораньше, выпьете таблетки — и нечего полуночничать.

Достав пузырёк, Глеб выкладывает на тумбочку 4 маленькие серые таблетки. И, не зная, что ещё сказать, выходит.

ЛАРИСКА (вертя в руках таблетку): Согласна, ляпнула, не подумав. И что же там с собакой, интересно? А что с дверью?

ЮЛЬКА: Поиграла в твоего «Гномик-Сева-выходи» с дверью, гвоздём. Кстати, тоже «Сева». У вас здесь частое имя?

ЛАРИСКА: Всеволд Большо-о-ое Гнездо. А пойдём сейчас быстро покрасим, пока Глеб не нажаловался.

ЮЛЬКА: ...Главному упырю? А неровно ты к Глебу дышишь, похоже.

ЛАРИСКА: Ну в чём-то же он прав? Всё, хватит болтать, идём. Смеркается уже.

Девчонки выходят и возвращаются в палату примерно через полчаса.

ЮЛЬКА: Ночью теперь пахнуть будет — капец.

ЛАРИСКА: Не понимаю, зачем же надо было дверь красить.

ЮЛЬКА: Ну, приехали, блин!

ЛАРИСКА: Нет, я про мальчишку того говорю. Ему — зачем? Я понимаю, если бы он из столовой чего-то попросил стащить.

ЮЛЬКА: Да ладно, просто повод придумал к нам лишний раз зайти. Мы тут, может, последние девчонки в округе. Симпатичные. Свободные, как ветер. (Подмигивает Ларисе).

ЛАРИСКА: Ага, не веришь ему всё-тык.

ЮЛЬКА: Что я, совсем тю-тю что ли? Двадцать два чёрта... Я, кстати, посчитала: две палаты, десять и девять глухарей плюс вожатые, плюс заведующий. Двадцать два.

ЛАРИСКА: А поварихи, медсестра?

ЮЛЬКА: Так они же женщины, а не черти. А чертей-женщин не бывает.

ЛАРИСКА: А черти-то бывают?

ЮЛЬКА: Вот и узнаем. Если сожрут нас через день, то, значит, неопровержимый факт налицо.

ЛАРИСКА: Перестань! Глеб наш что-то про Севу недоговаривает, я точно заметила. Глаза виноватые стали. Он, наверное, и из-за собаки тоже очень сильно переживает.

ЮЛЬКА: О-о... опять Глеб то, Глеб сё. А из-за собаки... что переживать-то. Радоваться за неё надо, на волю вырвалась. За себя переживать надо.

В окно стукает пущенный с улицы мелкий камушек.

ЛАРИСКА: Вот наш гномик.

Юля и Лариса забираются на подоконник. С другой стороны окна показывается тот же мальчишка.

ЛАРИСКА: Алло, Сева, мы дверь тебе покрасили.

СЕВА (негромким сиплым голосом): Очень хорошо. Теперь дождитесь чистого неба. Встанете перед зеркалом и смотрите в него на луну, пока не увидите на ней бледное лицо. И тогда спросите у него самый главный секрет. Если не успеете — пропадёте, как все остальные.

ЮЛЬКА: А плакат мы тебе тоже достали.

Юля достаёт снятый плакат и суёт его к окну. Сева пропадает.

ЮЛЬКА: Эй, а что такое? (Не знает, куда деть плакат, потом вешает его обратно на дверь).

ЛАРИСКА: Шуганул что ли его кто-то. Я не понимаю, что он грязный такой приходит? А ещё надо нам шпингалеты отодрать, окно сможем открыть наконец. Спросим, что это за бред про луну.

ЮЛЬКА: Точно. А вечером вылезем — и к речке. Тут где-то лягушки рядом квакают, значит вода есть. Искупаемся.

ЛАРИСКА: Ну, не знаю. У меня купальника нету.

ЮЛЬКА: Ночью же, не увидит никто. Да мы одни там будем. Да ладно тебе!

ЛАРИСКА: Если что случится, в окно убежать можно. (Берёт с тумбочки таблетку). Один день остался, да?

ЮЛЬКА: Ты будешь эти таблетки пить?

ЛАРИСКА: А ты — нет?

ЮЛЬКА: Двоим сразу нельзя. Сегодня давай ты пьёшь, завтра — я.

Лариса берёт стакан воды и выпивает все четыре.

ЛАРИСКА:Трава какая-то от нервов. А купальник из галстуков сделать можно. Дашь мне свой?

Юля вздыхает, закатив глаза, и выключает свет.

Эпизод 3

Вечер третьего дня. В палате Лариса и Глеб, обеспокоенность на лице которого пропадает только когда он увлекательно что-то рассказывает, отстукивая ритм на коленке, рассматривают снятый со стены в коридоре старый групповой фотоснимок в клееной рамке.

ГЛЕБ: ...Нет, у нас была одна своя фирменная композиция, называлась «Сколько можно, придурки грёбаные». Некоторым образом квинтессенция тенденций семидесятых и восьмидесятых, как мы это понимали. Их осмысление и итоговая апроксимация на шаг вперёд, если можно так сказать. Короче. Сначала в ней шёл простой незатейливый кач, где-то около минуты: ритмично, забойно, максимально жёстко. Каждый успевал к микрофону подойти, поорать, в общем, дурдом, в хорошем смысле слова. А потом, прямо на него, дальше накладывался обычный сердитый стук, вот такой — тра-да-дан! — и голосом сверху кричат, типа, перестаньте шуметь, прекратите, сделайте тише. Раз, другой, и постепенно стук накладывается, накладывается и переходит как перкуссия в такой арт-роковый «пиво-пиво-водочка», гитарка подхватывает, очень клёво и хиппово. Как прыжок во времени назад, в джаз, может даже. Эх, концептуальнейшая, скажу вам, была вещь. Наша музыка... это было не простое развлечение. Слушатель, конечно, не дорос до такой. Да и не знаю, дорастёт ли когда-нибудь теперь. Алексея же в армию забрали, у Олега вообще ребёнок на подходе. (Помолчав). Грустно всё это, если разобраться.

ЛАРИСКА:А «хиппово» — это хорошо, да? Я в музыке не очень разбираюсь.

ГЛЕБ (показывая на снимке): Точно, Лара, точно. Вот Олег, наш будущий гитарист. Лёшка, Сергей, все в одну смену попали... я вот сбоку примостился. Басист как всегда стоит сбоку.

ЛАРИСКА (приглядываясь к карточке): Это когда было, пять лет назад?

ГЛЕБ: Шесть. Нам по 12 было. Потом лагерь на пять лет вообще закрыт был. Ну а нас постепенно понесло искать себя в музыке. Но это уже совсем другая история, конечно... А сейчас скажи честно, ты точно не знаешь, куда унесло твою соседку?

ЛАРИСКА: Ну чесслово, Глеб, я если бы знала, то с ней пошла, а я же не пошла. Скажи, собаку вашу точно волк разорвал? Так жалко... Тут и дикие звери водятся, значит?

ГЛЕБ: Знаешь, всё ещё хуже. И непонятнее. Мальчишки из второй палаты все... у каждого на руках, ногах, шее — по ранке, как будто гвоздём пропорото. Подъём — а они не просыпаются, койки в крови. Игорь Семёнович с Тамарой Георгиевной в медпункт, краской перепачкались, телефонной связи с городом нет. Днём всех с грехом пополам загрузили в «буханку»... нет, мы с ним сначала колесо меняли, провозились ещё часа два с покрышкой, в общем, директор их сейчас отвёз в больницу, а вот кто собаку убил — неизвестно. И что сейчас делать. То есть вообще.

ЛАРИСКА: Это разве может быть связано? Да?

ГЛЕБ: Проклятое здесь место, чёрт бы его побрал... подрал. Здесь ведь шесть лет назад все беды начались со случая...

В палату быстро входит Юля. Видно, что она только что принимала душ и её наряд выглядит несколько фривольно. Заметив Глеба, Юля ойкает и закрывается одеялом. Лариса странно неприязненно на неё смотрит.

ЮЛЬКА: А вы тут что?

ГЛЕБ (официально): Юля, ты почему не была со всеми на ужине? Тебе срочно нужно пройти медосмотр.

ЮЛЬКА: Ну Глеб Константинович! Ну Вы же не врач!

ГЛЕБ (пятнисто краснея): Медсестра должна осмотреть... Хотя, пусть просто Лара перед сном глянет, как я говорил, нет ли следов.

ЮЛЬКА: Я просто в грязь упала. Надо было целиком помыться. А мальчишек у душевой нету только когда все в столовой. Всё же понятно должно быть.

ГЛЕБ: Да понятно. Да. Ну, тогда... (встаёт и идёт к двери).

ЛАРИСКА: ...Глеб! (Испуганно косясь на Юлю).

Пауза. Юля забирается с ногами на свою кровать, а Лариса, отложив фотокарточку, подходит к Глебу.

ЛАРИСКА: Я хотела... узнать. Что было шесть лет назад?

ГЛЕБ: Идём со мной, принесёшь кое-что. Игорь Семёнович наш сам тогда был в нашей смене старшим вожатым, когда в отряде утонул один мальчик...

Глеб и Лариса выходят.

ЮЛЬКА: Нашли время, блин.

Юля снимает мокрую свежестиранную майку с полотенцем и вешает их сушить на спинку незанятых кроватей. Достаёт и прикрепляет к двери антивоенный плакат, замечает и разглядывает фотокарточку. Вынимает крупный ржавый гвоздь и оглядывает стены, примериваясь. Лариса возвращается и ставит на тумбочку тарелку с хлебом, картофелиной, огурцом и ещё какой-то не бог-весть какой хитрой снедью.

ЛАРИСКА (драматично): Зачем? Зачем ты это сделала?

ЮЛЬКА: Я в лес к речке ходила, нашла кое-что. И сейчас у меня всё в голове сложилось. (Показывает на фотокарточку). Вот, Ларкес. Всё ведь перед глазами было. Сразу должна была...

ЛАРИСКА (истерично): Не подходи ко мне. Маньячка. Психованная. Вот как ты развлекаешься. Кости и глаза, да? Кости и глаза?

Так и не заменённая лампочка под потолком искристо хлопает и палата погружается в темноту. Испуганная Лариса плачет, а потом рыдает.

Над сценой появляется зловещий кроваво-красный угловатой формы эмблема, герб или вымпел, в котором вокруг лунного диска переплетаются кости, глаза и змеи. Звучит замедленный, траурный гимн СССР.

Эпизод 4

Та же палата, глубокая ночь. На всех стенах и потолке — кресты: нарисованные краской, карандашом, процарапанные гвоздём по штукатурке. Зеркала на стене нет. Бледный Глеб сидит на кровати, прислонившись к стене. Лара держит его за руку.

ГЛЕБ (слабым голосом): Семёныч утром пришёл. Пешком, в крови весь. Первый отряд и Тамару Сергеевну, своими руками, на полдороги... и сжёг прямо там, вместе с машиной. (Пауза). Что тут сказать. Я бы не смог. Да я и не смог.

ЛАРИСКА: Глеб, пожалуйста, Глеб... можно же что-то сделать.

ГЛЕБ: Сделали, что смогли. Сколько голов отрубили, десять? Двадцать? Юля, конечно, молодец. Чудесные вы девчонки, лучшая смена, какая здесь только была.

Пауза. Лариса снова тихо плачет.

ГЛЕБ: С одной стороны, надо бы оставить своё тело науке. Это какой-то вирус, типа бешенства, который попадает человеку в кровь... чёрт его знает, откуда он взялся, как вообще живёт этот упырь-утопленник. А с другой стороны — если пандемия начинается, то тысячи простых людей сначала погибают. Неотвратимо. Думать страшно. Я Игоря понимаю, лучше сжечь. Всех в одну палату, разведёте костёр... справитесь.

На последних словах в палату входит Юля с крепкой битой в руках.

ЮЛЬКА: Нигде его нет, Глеб Константинович. Вы сами как?

ГЛЕБ: Как видишь. Как тот кот — ни жив ни мёртв... Всё хотел спросить, зачем ты все стены изрисовала? Следователи решат — секта, ложный след. Оргия, общее умопомешательство, Чёрная, блин, Звезда.

ЮЛЬКА: Так очевидно же — на двери медпункта и на плакате были кресты. (Неуверенно). Божественные знаки... Когда этот ещё призраком приходил, он от одного их вида пропадал. Перестало работать, когда потом силу набрал, с кровью.

ЛАРИСКА: ...Или с полнолунием тоже... он, когда приходил, про луну говорил и зеркало. Да, я поняла. Зеркалом мы его тогда и вызвали. Гномика...

ЮЛЬКА: Тихо ты!

ЛАРИСКА: Да что уж теперь, зеркала нет. А придёт — прикончим сразу всё. Никого же больше и не осталось.

ГЛЕБ (с закрытыми глазами): Не бойтесь вы его. Мальчишка... он ведь спящих всегда сосал. Слабый он был самый в отряде. На жалость давил. Утонул в протоке — это ведь умудриться надо же было ещё.

ЮЛЬКА: Плавать не умел?

Глеб постепенно заваливается набок, Ларисе на колени.

ЛАРИСКА (отрешённо гладя Глеба по волосам): Зеркало — как неподвижная вода. И он оттуда смотрит. Всегда. Смотрит. За тобой всегда кто-то смотрит из-за мёртвого стекла и ждёт, когда ты случайно назовёшь его имя. Ты никогда не можешь угадать хорошее имя... Всем именам нужно одно и то же...

ГЛЕБ (шёпотом): Когда простой тихий мальчик делает первый шаг в вопящую бездну, когда хочет стать большим-большим, как целый мир, или когда хочет отделиться от всего мира? Надо... мне надо... успеть это понять. Разобраться. В чём главная ошибка, мама.

Юля с мокрыми глазами отворачивается к окну.

ЛАРИСКА: Не бойся, хороший мальчик Глебушка, красивый мальчик, засыпай...

ГЛЕБ (из последних сил): Не тяните, осталось мало времени.

Долгая пауза.

ЮЛЬКА: Надо отнести ко всем и...

ЛАРИСКА (отрешённо): Сжечь. Сжечь и сразу бежать... скоро светает.

ЮЛЬКА: Просил торопиться. Наверное, тянуть с этим не стоит... Ну что... давай уже?

Девочки вдвоём с трудом выносят бездыханное тело в дверь. Через некоторое время в неё вползают первые струйки дыма. Внезапно окно распахивается и в палату, подволакивая ноги, вваливается Сева, всё такой же грязный, но заметно поплотневший и округлившийся, как полный вонючей пустоты клоп. Он тяжело опускается на кровать, где только что сидели Глеб с Ларисой.

СЕВА (пуская липкую тёмную струю изо рта, изменившимся грудным голосом): Там стыло и бездвижно, только бесконечно течёт тёмная вода. Очень холодно, когда у тебя только усыхающая память — и всё. А кровь горячая. Хорошая кровь, с ней можно ходить, можно влиять на относительный порядок вещей в тёплом мире. Я буду играть с мальчишками. И будет много крови, много-много крови... всё когда-нибудь будет хорошо. Тепло. Хорошо. Мно-о-ого.

Свет гаснет. Долгая пауза.

Ярко освещённая палата. Кровать, на которой в смирительной рубашке опустив коротко стриженную голову на грудь неподвижно сидит Лариса.

ЛАРИСКА (полным отчаяния голосом, проникновенно и негромко): Пожалуйста, принесите мне зеркало. Пожалуйста. Принесите зеркало.

Ларисе удаётся ослабить узел и освободить руки. Она подходит к «четвёртой стене», стучит в неё кулаками и продолжает просить зеркало, пока, обессилев и потеряв голос, не опускается на пол.

Занавес: крест и звезда.

Самара, 2016