Красный шарф

Зима в Лунденбурхе выдалась на редкость снежная.

Цзиянь, стоя на пороге в одной рубашке и жилете, смотрел, как медленно кружится над мостовой и ложится белым покрывалом снег.

— Вы замерзнете, — сказал Ортанс, появляясь за его плечом. — Лунденбурхские зимы коварны, тем более в такой близости от Тамессы. Сырость и холод опасное сочетание для здоровья.

— И ветер, — кивнул Цзиянь и подставил ладонь под снегопад.

Живую ладонь — чтобы снежинки, опускаясь на кожу, через некоторое время таяли, согретые теплом.

— Ммм? — Ортанс вопросительно поднял бровь.

— Холод и ветер. В Хань считается, что холод и ветер — причина всех болезней и бед.

— В таком случае, постарайтесь избегать их, — усмехнулся Ортанс, накидывая ему на плечи собственное пальто.

— Друг мой, а давайте прогуляемся? — рассеянно потрогав шерстяной отворот, мгновенно покрывшийся снежным узором, предложил Цзиянь. — Хотя бы ненадолго. Под снегопадом.

— Почему бы и нет, — улыбнулся Ортанс, и заправил ему за ухо выбившуюся из пучка прядь.

С тех пор, как Цзиянь переехал к нему, вместе со всем нехитрым скарбом и десятком комнатных цветов, жизнь Ортанса неуловимо изменилась. С тех пор, как он покончил с прошлым, и зажил жизнью честного работяги, он ни с кем не делил жилье. Хватало и того, что половину дома занимала мастерская.

Контрабандисты из Улья тоже не походили на идеальных соседей — с кем бы ты там не жил, всегда приходилось ожидать ножа в спину. Спать в полглаза, слушать в пол-уха, и всегда проверять еду и виски на предмет того, не подсыпали ли туда чего-то незаконного, лишь бы убрать конкурента.

Ортанс не знал, что именно побудило его пригласить Цзияня стать его соседом — интуиция, желание совершить добрый поступок или же циничный интерес механика, — но он не пожалел ни на миг.

Цзиянь оказался не только тихим и комфортным соседом, но и умудрился создать в захламленном доме Ортанса неуловимо-восточный уют. Курильница с благовониями, которые Ортанс свертками добывал у знакомых в Улье вместе с чаем высшего качества. Доска для игры в вейци. Чайная посуда.

И зелень, бесконечная зелень, из-за которой, кажется, стало легче дышать.

А может быть, то раскрылось, разогнулось что-то в груди.

Цзияню шла зима — черным волосам, смуглой коже, строгому твидовому сюртуку, блестящему в свете фонарей металлу протезов. И все же — Ортанс не мог выкинуть эту мысль из головы — он был точно экзотическое растение.

Немного не уследишь — увянет и зачахнет.

В случае с Цзиянем, еще и развалится на куски.

— Вы опять рассматриваете меня как под микроскопом, друг мой, — улыбнулся Цзиянь. — От небольшой прогулки ничего не случится.

— Ваша взяла, — вздохнул Ортанс. — Но только недолго. Я, в отличие от вас, не то чтобы большой любитель зимы.

***

— Было бы неплохо хотя бы раз прогуляться не в ночи, — словно бы вскользь заметил Ортанс несколькими днями позже.

— Что? — Цзиянь поднял взгляд от книги, которую читал.

Накануне Ортанс отрегулировал линзу протеза так, что Цзиянь теперь мог читать даже в приглушенном свете лампы, и тот схватился за книги с видом странника, нашедшего воду спустя месяц блуждания в пустыне.

— Завтра Йоль. А значит, откроются ярмарки. И одна из них совсем неподалеку от нас, на площади генерала Морриса.

Цзиянь кротко улыбнулся:

— Звучит здорово. Представляете, я ни разу еще не был на местных ярмарках.

— За все годы? — поразился Ортанс.

— Как-то не складывалось… Интересно, сильно ли они отличаются от ярмарок в Шанхае?

Ортанс взял бутылку виски и сел в кресло напротив.

— Расскажете, какие они — там?

Цзиянь рассмеялся и отложил книгу.

Золотистый виски согревал тело и душу, и Цзиянь, обнимая пальцами стакан, рассказывал — об алых драконах в небесах, о засахаренном боярышнике на палочках, о жареной в масле хурме, о танцовщицах в рукавами такими длинными, что ими можно касаться луны, и о певцах с неземным голосом, в одеждах, затмевающих солнце.

— Хотел бы я однажды это вам показать, — со вздохом заметил он.

— Еще покажете, — усмехнулся Ортанс в ответ. — Вы так рассказываете, что я почти ощутил себя там. Жаль, не представляю себе, как можно есть боярышник.

— Я просто обязан вам теперь показать, — улыбнулся Цзиянь и потянулся наполнить бокал.

— Ну а я начну первым, — Ортанс сделал глоток и замолчал, смакуя вкус. — Давайте отправимся на ярмарку прямо завтра. К чему откладывать удовольствие? И не вздумайте начать отказываться!

— Даже не собирался, — фыркнул Цзиянь и взглянул на друга из-под челки. — Но вы угощаете. С меня боярышник — когда-нибудь потом.

***

Хоть они и стремились попасть на ярмарку засветло, но все равно освободились только в сумерках. Безжалостный удел декабря — мало света, много тьмы. И никакие блага прогресса не в силах были разогнать эту тьму.

Кроме, может быть, вереницы фонарей, вокруг ламп которых, точно мошкара, роился снег.

Снегопад был едва ощутим — и все же Ортанс, нахмурясь, подумал, что мести будет снова ночь напролет.

Цзиянь шел рядом с ним, улыбаясь каким-то своим мыслям. В такие моменты он выглядел отрешенным и таким далеким, что Ортанс то и дело ловил себя на желании взять его под руку, лишь бы удостовериться, что он все еще здесь.

— Все в порядке? — Цзиянь повернулся к нему.

— В полном, — Ортанс все-таки протянул руку и сграбастал его за локоть. — Идите сюда. Буду вам показывать британские традиции.

“Британские традиции”, по мнению Цзияня, получались чрезмерно шумными. Несмотря на снегопад, здесь было довольно много народу.

В ярких шатрах расположились торговцы и артисты.

Под полосатой крышей молодой механик показывал группе восторженно замерших детей простенькие механизмы. Они забавно двигались и напоминали выступление уличного театра.

Неподалеку маленькая труппа разыгрывала представление за пестрой ширмой.

Цзиянь остановился полюбопытствовать. Все-таки народный театр в любой стране одинаков — потому что везде одинакова толпа и ее нужды. А смех — лучший способ всех объединить.

Ортан присоединился к нему с двумя кружками горячего вина с пряностями.

— Это вкусно, — попробовав, заметил Цзиянь. — А как они не боятся, что кружки разобьют?

— Боюсь, этот риск они закладывают в стоимость вина, — фыркнул Ортанс. — Не хотите яблок в карамели?

Ярмарка, пусть и небольшая, увлекла их на несколько часов. Всюду хотелось подойти, все изучить — и выступления, и фокусы, и даже небольшую очаровательную карусель. По словам Ортанса, карусель кочевала от ярмарки к ярмарке, стремясь охватить как можно больше людей.

— Не желаете прокатиться?

— Нет… — Цзиянь помедлил, но покачал головой. — Я предпочитаю смотреть со стороны.

Зато от пирожных отказаться не смог — Ортанс успел изучить его вкусы, чтобы угадать с выбором.

Они ели пирожные и пили горячее вино, сидя на скамейке рядом с небольшим йольским алтарем, где каждый желающий мог оставить свою свечу. Свечи продавала девочка в куцем пальтишке. Но никто не посмел бы ее жалеть — столько радости и веры было в ее взгляде.

Увидев, что два джентльмена прервали трапезу и смотрят на нее, девочка решительно подошла к ним и протянула две свечи.

— Всего два фунта, — объявила она. — Я слышала, что фаэ скоро вернутся. Давайте их порадуем!

— Было бы неплохо им возвратиться поскорее, — проворчал Ортанс.
Цзиянь тихо рассмеялся.
— Спасибо, девушка. Две свечи, прошу тебя.

Ортанс вложил ей в ладонь монету, а Цзиянь забрал обе свечи и подошел к алтарю.

— Как это правильно делается? — спросил Цзиянь, не оборачиваясь, точно зная, что Ортанс уже стоит за его плечом. — Не хотел бы обидеть ваших богов.

— Да как душа пожелает. Фаэ никогда не были слишком требовательны к формальностям. Только к стремлениям духа и чистоте помыслов.

— Забавно… А наши боги уважают ритуалы…
Цзиянь поджег свечу от пламени уже горящей и осторожно пристроил ее вниз воскового ряда.

— Красиво.
— Дайте и мне…

Ортанс бережно зажег свою свечу от пламени той, что поставил Цзиянь.

— Светлого Йоля…

— Светлого Йоля, мой друг.

***

Они уже свернули на дорогу, ведущую к дому, как вдруг Ортанс хлопнул себя по голове.

— Забыл! — воскликнул он.

— Что? — Цзиянь удивленно приподнял бровь.

— Подарок, — Ортанс сунул руку за воротник пальто. — Увлекся моментом.

Цзиянь переполошился:

— Что вы! Не надо подарков! У меня для вас ничего нет!

— Однажды будет, и тогда я с радостью приму.

— Но мы…

— Вы, ханьцы, считаете подарки социальным ритуалом, я помню, вы говорили, — торопливо заговорил Ортанс. — Но мы в Британии дарим их от чистого сердца, тогда, когда сами желаем. В конце концов, это мне на вас смотреть холодно.

— М?..

Зрачок Цзияня расширился.

В этот момент — точно подгадав мизансцену — снегопад усилился, поднялся ветер, и Цзиянь оказался в самом сердце крохотной снежной бури.

Ортанс замер, поглощенный этим зрелищем — маленький, затянутый в черное, ханец, прикрывающий лицо от снега механической рукой, и улыбающийся счастливо, как мальчишка, не видевший от жизни ничего плохого, а потому влюбленный в нее.

Как Цзияню удалось — после всех бед, что обрушились на него — сохранить в себе этот свет.

— Мерзнете вы, говорю, — смущенно буркнул Ортанс, стараясь придать голосу нарочито-серьезные интонации. — Поэтому вот. Это вам от меня йольский подарок.

Цзиянь и ответить ничего не успел. Взметнулось красное, ярко выделившись на белоснежно-метельном фоне, и Ортанс уже завязывал на его шее мягкий теплый шарф.

Красный.

В котором сразу стало неимоверно уютно.

Цзиянь зарылся носом в теплый кашемир, не зная куда деть глаза. Принимать сделанные просто так подарки жизнь его не учила. И такого друга он точно не заслужил. И…

— Спасибо, — тихо выдохнул он и поднял лицо, улыбаясь. — Спасибо, Джон. Это правда замечательный подарок.

— То-то же! — Ортанс обнял его за плечи и повел к дому. — А сейчас надо спешить, иначе нас заметет и превратимся мы в снежные статуи.

— А вы знаете, что в Хань есть такая легенда? — Цзиянь пнул его острым локтем в бок.

— Вот сейчас и узнаю. Вы же мне обязательно расскажете?..

А снег падал и падал, пока окончательно не накрыл Лунденбурх мягким покрывалом, сквозь которое то здесь, то там сияли окна, и в каждом окне горела йольская свеча.