Рынок не кричал, когда умирал. Он шептал.
Алексей Волков стоял у панорамного окна на пятьдесят четвертом этаже башни «Федерация», глядя, как октябрьский дождь смывает Москву в серую, бездонную воронку. Внизу, в лабиринтах развязок Третьего кольца, пульсировали красные вены стоп-сигналов — тромбы в кровеносной системе умирающей экономики.
За его спиной, в стерильной тишине пентхауса, гудели серверные стойки. На стене, превращенной в один гигантский экран, водопадом падали котировки.
S&P 500 — минус двенадцать процентов за сессию.
NASDAQ — остановка торгов.
Нефть Brent — пробила дно и ушла в отрицательные значения, как в двадцатом году, только теперь навсегда.
Алексей сделал глоток ледяной воды. Его пульс был пятьдесят пять ударов в минуту. Идеальный ритм для похорон старого мира.
— Алиса, статус алгоритма «Магеллан», — произнес он, не оборачиваясь.
Голос домашнего искина, обычно бархатный и спокойный, теперь звучал с едва заметной синтетической дрожью — перегрузка процессоров давала о себе знать.
— Расчетная мощность — девяносто восемь процентов. Протокол поиска ликвидности в зонах экстремальной волатильности активен. Алексей Дмитриевич, система фиксирует аномалию в секторе деривативов. Вероятность «Черного лебедя» — сто процентов.
— «Черных лебедей» не бывает с вероятностью сто процентов, — усмехнулся Волков, поворачиваясь к экрану. — Это уже не лебедь. Это дракон.
В свои тридцать пять Алексей был не просто квантовым трейдером. Он был архитектором хаоса. Пока мир паниковал, скупая гречку и патроны, его нейросеть, названная в честь великого мореплавателя, искала проход там, где остальные видели стену. Он торговал не акциями, не валютой и даже не информацией. Он торговал вероятностями.
Его алгоритм работал на квантовом процессоре, украденном — или, скажем так, «заимствованном» — из лаборатории в Шэньчжэне. Идея была безумной и гениальной: если рассматривать мировую экономику как океан энтропии, то в нем должны быть течения, которые не подчиняются общей панике. Течения, которые ведут к новой земле.
Сегодня был день финального теста. Глобальный коллапс 2025 года, вызванный каскадным дефолтом суверенных долгов, был идеальным штормом.
— Аномалия усиливается, — снова подала голос Алиса. — Алексей Дмитриевич, паттерн не соответствует финансовым моделям. Это… это похоже на историческую рекурсию.
— Выводи на главный экран.
Графики исчезли. Вместо привычных японских свечей на черном поле возникла странная, фрактальная структура. Линии изгибались, закручивались в спирали, напоминая береговую линию неизвестного материка. Или штормовой фронт.
Волков подошел ближе. Он чувствовал, как волоски на руках встают дыбом. Это было не просто красиво. Это было пугающе. Цифры на периферии зрения бежали с такой скоростью, что сливались в белый шум.
— Прибыль? — коротко спросил он.
— Расчетная прибыль стремится к бесконечности. Но риск…
— Какой риск, Алиса? Потеря депозита? Мы и так шортим Апокалипсис.
— Риск потери наблюдателя.
Алексей замер. Стакан с водой выскользнул из пальцев и разбился о мраморный пол. Звук был неестественно громким, словно выстрел корабельной пушки.
— Что ты несешь?
— Алгоритм нашел проход, Алексей Дмитриевич. Но цена прохода — полная аннигиляция текущей позиции. Вы находитесь в точке сингулярности. Рекомендую немедленно прервать сессию.
Алексей посмотрел на осколки стекла. В каждом из них отражались искаженные фрагменты фрактала на стене. Ему показалось, или в глубине экрана действительно мелькнул силуэт? Что-то темное, деревянное, скрипящее под напором стихии. Паруса?
Его охватил азарт. Тот самый холодный, наркотический азарт, который заставлял его сидеть ночами над формулами, забывая про еду, сон и женщин. Он стоял на пороге открытия, которое перевернет само понятие реальности. Он нашел формулу Бога.
— Отклонить, — твердо сказал он. — Исполнить ордер. Полное плечо. Все активы — в проход.
— Алексей Дмитриевич, это самоубийство.
— Это открытие! Выполнять!
Свет в пентхаусе мигнул. За окном ударила молния — ветвистая, фиолетовая, она ударила не в землю, а, казалось, прямо в шпиль башни. Гудение серверов переросло в визг.
Алексей схватил ключи от машины. Ему вдруг стало невыносимо тесно в этом стеклянном аквариуме. Ему нужно было движение. Скорость. Если мир рушится, он хотел видеть это в первом ряду.
Лифт падал вниз с грацией гильотины. Пятьдесят этажей за секунды. В ушах звенело.
Алексей вылетел на парковку, прыгнул в свой «Аурус» — черный, хищный, напичканный электроникой не хуже его офиса. Двигатель отозвался беззвучной мощью.
Он вырвался на набережную под проливной дождь. Машин почти не было — город вымер в ожидании худшего. Дворники метались по стеклу, как безумные маятники.
— Статус! — крикнул он в пустоту салона, синхронизированного с домашним сервером.
— Проход открыт, — голос Алисы теперь звучал не из динамиков, а прямо у него в голове, через нейроинтерфейс. И это был уже не голос робота. Это был шум ветра. Скрип канатов. Рев волн. — Координаты нестабильны. Временная петля замыкается.
— Какая к черту временная петля?! Где деньги?!
Дорога впереди начала расплываться. Мокрый асфальт Кутузовского проспекта вдруг стал матовым, темным, зыбким. Фонари поплыли в стороны, превращаясь в звезды.
Алексей вдавил педаль газа. Спидометр показал сто восемьдесят.
— Ты не понимаешь, — прошептал голос, и теперь в нем звучала насмешка. Мужская, грубая, прокуренная насмешка. — Ты искал не деньги, квант. Ты искал Путь.
Перед капотом машины воздух сгустился. Это был не туман. Это была стена воды. Огромная, пенная волна, высотой с дом, возникшая посреди Москвы.
Алексей ударил по тормозам, но электроника отказала. Руль заблокировался. Машина, ставшая неуправляемым снарядом, неслась прямо в эту призрачную стену.
На долю секунды время остановилось.
Волков увидел не волну. Он увидел карту. Старинную, пергаментную карту, на которой мир был разорван пополам черной линией. И на этой линии, как муха в паутине, бился крошечный кораблик.
— Твой ордер исполнен, — прогремело в голове. — Маржин-колл. Плата за вход взимается телом.
Удар был такой силы, что, казалось, выбил душу из костей.
Металл сминался с визгом умирающего зверя. Стекло лопнуло, и в салон ворвалась не московская осень, а ледяная, соленая бездна. Тьма накрыла Алексея, плотная и вязкая, как нефть. Он попытался вдохнуть, но легкие наполнились водой.
«Я умер», — подумал он отстраненно. — «Вот так выглядит обнуление депозита».
Но тьма не была концом. Она была шлюзом.
Его протащило сквозь холод, сквозь боль, сквозь само время. Его расщепило на атомы и собрало заново, но собрало неправильно. Чужое. Все было чужим.
Сначала пришел запах.
Не запах дорогой кожи салона и озона после дождя.
Пахло гнилью. Кислым вином. Нечистотами. Старым, прогорклым жиром. И пряностями — острый, дерущий горло запах гвоздики, смешанный с запахом крови.
Потом пришла боль.
Она взорвалась в левой ноге — тянущая, ноющая, застарелая боль в колене, от которой хотелось выть. Казалось, кто-то вкручивает в сустав ржавый шуруп.
Алексей попытался открыть глаза. Веки были тяжелыми, словно свинцовыми, слипшимися от гноя или сна.
Он сделал вдох. Воздух был горячим, душным, неподвижным.
— ...сеньор капитан-генерал?
Голос прозвучал откуда-то сбоку. Тихий, подобострастный, но с ноткой скрытой неприязни. Язык был странным — гортанным, шипящим. Алексей не должен был его понимать. Это был не английский, не русский и даже не китайский.
Но он понял. Староиспанский. Кастильский диалект с сильной примесью португальского акцента.
Алексей с трудом разлепил глаза.
Мир качнулся.
Над ним был не потолок его пентхауса и не искореженная крыша автомобиля. Над ним нависали грубые дубовые балки, потемневшие от копоти. Сквозь щели в ставнях пробивались лучи безжалостного, раскаленного солнца, в которых танцевала пыль.
Он лежал на узкой, жесткой кровати, застеленной грубым полотном. На низком столике рядом стоял оловянный кубок и лежал свиток пергамента, придавленный тяжелым навигационным циркулем. Острие циркуля вонзилось в дерево столешницы, словно кинжал.
Алексей попытался пошевелиться и застонал. Его рука...
Он поднес руку к лицу.
Это была не его рука.
Не рука пианиста и программиста с длинными, ухоженными пальцами, не знавшими тяжелее смартфона.
Это была лапа. Широкая, жилистая, покрытая шрамами и пигментными пятнами, обветренная до дубовой корки. На безымянном пальце врезался в плоть тяжелый золотой перстень с гербом, которого Алексей никогда не видел.
— Сеньор Магеллан? — снова позвал голос.
Алексей резко повернул голову. Шею прострелило болью.
В дверях стоял человек. Невысокий, в странном бархатном камзоле, который явно видал лучшие времена, и в смешных, раздутых штанах. У него было лицо хорька — острое, внимательное, с бегающими глазками. В руках он держал стопку бумаг и гусиное перо.
— Пигафетта? — имя вырвалось из горла само, опережая мысль. Голос был чужим — хриплым, властным, привыкшим перекрикивать шторм.
Человек-хорек поклонился, но в поклоне не было уважения, только протокол.
— Да, мой капитан. Король Карл ожидает вас завтра на рассвете. Интенданты снова задерживают поставки сухарей, а сеньор де Картахена... — он замялся, смакуя плохую новость, — сеньор де Картахена публично назвал вас португальским шпионом в таверне «Золотая башня».
Алексей закрыл глаза. В темноте перед внутренним взором вспыхнул и погас привычный интерфейс торгового терминала. Но вместо котировок там горели другие строки, написанные светящимся готическим шрифтом прямо поверх сетчатки:
<СИСТЕМА «ТОРГОВЕЦ МИРОВ» АКТИВИРОВАНА>
[Пользователь]: Фернан де Магальяйнш (Фернан Магеллан).
[Статус]: Критический.
[Лояльность команды]: 15% (Мятеж неизбежен).
[Здоровье]: 40% (Хроническая травма колена, истощение).
[Текущий актив]: 5 гнилых кораблей.
[Цель]: Выжить. Доказать, что Земля круглая. Избежать смерти на Мактане.
[Дополнительное условие]: Маржин-колл невозможен. В случае провала — стирание личности.
— Алексей Дмитриевич? — прозвучал в голове голос Алисы, но теперь он был слабым, далеким, как эхо в колодце. — Связь с сервером потеряна. Включен режим автономной навигации. Добро пожаловать в Севилью, 1519 год. Удачи.
Алексей открыл глаза. Страх исчез. Осталась только холодная, злая ярость человека, которого кинули на самую крупную сумму в истории, но который собирается отыграться любой ценой.
Он медленно, сжав зубы от боли в колене, сел на кровати. Посмотрел на Пигафетту тяжелым, немигающим взглядом. В этом взгляде больше не было растерянности человека из будущего. В нем был расчет хищника.
— Плевать на Картахену, — прохрипел он, хватая со стола кубок с разбавленным вином и жадно, до дна, осушая его. Вино было кислым, но оно было настоящим. — Дай мне реестры, Антонио. И позови цирюльника. Завтра мы продадим этому мальчишке-королю не просто пряности. Мы продадим ему весь мир.
Он сжал кулак. Золотой перстень тускло блеснул в луче солнца.
Игра началась.