ЧАСТЬ I: ПРОЛОГ – ЭХО СВЯЩЕННЫХ РОЩ
(Галлия, владения арвернов, осень, 52 год до н.э.)
Глава 1: Шепот Древних Камней
Сырой ветер, пропахший дымом очагов и прелой листвой, гнал низкие, рваные облака над верхушками могучих дубов, что стеной обступали поселение арвернов. Осень уже вступила в свои права, окрасив леса центральной Галлии в багрянец и золото, и с каждым днем все ощутимее становилось дыхание Самайна, праздника, когда истончается грань между мирами. В деревне, приютившейся на небольшой поляне, жизнь текла своим чередом, но в воздухе висело напряжение, незримое, но давящее, словно тяжелый камень на груди. Круглые хижины с коническими крышами из соломы и дерна теснились вокруг общего кострища, где сейчас весело потрескивал огонь, отгоняя вечернюю прохладу. Невдалеке мычал скот, загоняемый в укрытия на ночь, да слышались приглушенные голоса женщин, готовивших нехитрый ужин.
Для Верции, однако, этот вечер не был похож на другие. Семнадцатилетняя, гибкая, как молодая ива, и быстрая, словно лесная косуля, она стояла поодаль от обжитого круга, у самой кромки леса, где начиналась тропа, ведущая к священной роще. Ее темные, как лесные озера, глаза были устремлены на запад, туда, где за частоколом деревьев небо все еще хранило слабые отсветы угасшего заката. Ветер трепал ее длинные, цвета воронова крыла волосы, заплетенные в тугую косу, и холодил щеки. В руке она сжимала легкое метательное копье, недавно оструганное и идеально сбалансированное.
Сегодняшняя тренировка с Лугерном, друидом их племени и ее наставником, была тяжелее обычного. Старик не щадил ее, заставляя повторять выпады и броски снова и снова, пока мышцы не начинали гореть, а дыхание не сбивалось. «Времена меняются, Верция, – говорил он своим тихим, но проникающим в самое сердце голосом. – Игры закончились. Скоро каждый мужчина и каждая женщина нашего племени должны будут стать воинами».
Слова Лугерна отдавались тревожным эхом в ее душе. Слухи… они ползли по Галлии, как змеи в высокой траве, один страшнее другого. Слухи о римских легионах, железной саранчой пожирающих свободные земли. О сожженных деревнях, угнанных в рабство соплеменниках и о некоем новом полководце Орла, который не просто покоряет, но ищет что-то, оскверняя древние святилища.
Верция перевела взгляд на тропу, ведущую в сердце леса – к священной роще. Это было место силы, место древних богов и духов ее предков. Огромные, поросшие мхом мегалиты стояли там кругом, словно застывшие великаны, а в самом центре возвышался вековой дуб, чьи корни, по преданиям, уходили в иной мир, а ветви касались небес. Лишь друиды и немногие посвященные, как она, ученица Лугерна, имели право входить под его сень. Она знала каждый изгиб его морщинистой коры, каждый камень в круге, чувствовала исходящую от них первобытную мощь. Иногда, в тишине рощи, ей казалось, что она слышит шепот самих камней, видит отголоски давно минувших эпох – странные, светящиеся узоры, вспыхивающие на мгновение на поверхности валунов, или мимолетное ощущение чужого, нечеловеческого присутствия. Лугерн называл это «Даром Видящей», говорил, что ее душа особенно чувствительна к дыханию древних.
Сам Лугерн был для нее больше, чем просто наставник. Седовласый, с лицом, изрезанным морщинами, словно кора старого дерева, он хранил мудрость веков. Его глаза, выцветшие от времени, казалось, видели насквозь не только людей, но и саму суть вещей. Он учил ее не только обращаться с оружием и понимать язык трав и зверей, но и читать знаки, чтить древних богов и, самое главное, ценить свободу – свободу своего племени, своей земли. Лугерн знал, что священная роща – это нечто большее, чем просто капище. Он никогда не говорил об этом прямо, но Верция чувствовала: старый друид оберегал тайну, сокрытую в глубине рощи, тайну, к которой римляне, если верить слухам, могли проявить особый, губительный интерес.
Внезапно тишину леса нарушил тревожный крик сойки. Верция вздрогнула, ее рука крепче сжала копье. Это мог быть просто зверь, но в последнее время каждое ночное шорох, каждый непонятный звук заставлял сердце сжиматься от дурного предчувствия.
На следующий день в деревню пришел изможденный торговец из соседнего племени битуригов. Его лицо было серым от усталости и пережитого ужаса. Он рассказал, что их земли разорены римлянами. Говорил о железной дисциплине легионеров, об их осадных машинах, сметающих любые укрепления, и о центурионе по имени Гай Фульвий Цинна, который вел себя не как обычный завоеватель. «Он искал… – торговец понизил голос, оглядываясь по сторонам, – он расспрашивал о старых капищах, о местах, где земля дышит силой. Его люди врывались в священные рощи, не боясь гнева богов, копали землю, ломали камни…»
Страх ледяной рукой коснулся сердец арвернов. Лугерн слушал торговца, и лицо его становилось все мрачнее. Вечером он повел Верцию в священную рощу. Воздух там был густым и неподвижным. Старый друид зажег небольшой костер у подножия центрального дуба и начал свой долгий, монотонный напев, обращаясь к духам предков, к силам земли и неба. Верция сидела рядом, вслушиваясь в слова древнего языка, пытаясь отрешиться от тревожных мыслей.
И тогда это случилось. Пламя костра на мгновение взметнулось неестественно высоко, и в его пляшущих отсветах ей привиделось: огромный орел, символ Рима, но его когти и клюв были обагрены свежей кровью, а глаза горели холодным, безжалостным огнем. Орел парил над разоренной, дымящейся землей, где вместо деревьев стояли обугленные стволы, а вместо мегалитов – груды расколотых камней. Видение было коротким, как удар молнии, но оно обожгло ее душу.
Она вскрикнула и открыла глаза. Лугерн смотрел на нее с глубокой печалью.
«Ты видела, дитя?» – тихо спросил он.
Верция лишь кивнула, не в силах говорить.
«Значит, время пришло, – вздохнул друид. – Они уже близко».
Словно в подтверждение его слов, с западной стороны, откуда дул ветер, донесся едва уловимый запах гари, чужой и тревожный. А когда последние лучи солнца скрылись за верхушками деревьев, окрасив небо в кровавые тона, на самом краю леса, там, где начинались холмы, вспыхнул один, потом другой, третий… далекие огоньки. Римские костры.
Лугерн положил свою сухую, морщинистую руку на плечо Верции.
«Время твоего ученичества закончилось слишком быстро, дочь моя, – его голос был спокоен, но в нем слышались стальные нотки. – Теперь ты должна стать не просто ученицей, а защитницей нашего наследия. Защитницей тени древних камней».
Верция смотрела на разгорающиеся во тьме вражеские огни, и ее юное сердце наполнялось не только страхом, но и холодной, незнакомой доселе решимостью. Она еще не знала, что ждет ее и ее народ, но одно она понимала точно: игры действительно закончились. И шепот древних камней в священной роще теперь звучал для нее не как сказка, а как призыв к битве.