Крематорий №4

Утро началось не с кофе.

Вечно немолодой, вечно пьяный Михалыч, оператор печи в крематории №4, по ошибке сжёг не того. Вместо пенсионерки Петровой — депутата Сомова. У депутата были связи, деньги и аллергия на огонь. Да и в целом он не был мёртв, если только внутри (но и это не точно).

— Мы что, поджарили живого человека? — уточнил стажёр Игорёк.

— Мы — государственное учреждение, — важно сказал Михалыч, разминая в руках окурок. — Мы делаем то, что написано в бумагах.

В бумагах стояло чёрным по белому: «Сжечь». Подпись — Сомова. Самого. Почерк дрожащий, как с похмелья, но вполне узнаваемый. Значит, ошибки быть не может. Так что это? Политическое самоубийство? Бюрократическое? Михалыч и слов-то таких не знал.

На всякий случай они решили промолчать о случившемся. Проблема сгорела — проблемы нет.

Через день в крематорий №4 прислали телеграмму:

«МОЛОДЦЫ. ВЫПИСАТЬ ПРЕМИЮ. СОМОВ».

— Он воскрес? — спросил Игорёк. Стажёр слыл весьма набожным, потому что в детстве его выгнали из воскресной школы.

— Он депутат. Они не воскресают. Они возвращаются, — задумчиво ответил поживший Михалыч. Премию они пропили за один час сорок минут, но пара тостов всё же была поднята за депутата Сомова.

На третий день в Крематорий прилетела телеграмма: «ХОЧУ ОБРАТНО. СОМОВ».

- Вот итиж его налево, не сидится ему в аду, - пробормотал Михалыч. - Или и там всех достал со своими инициативами и отчётами. Даже черти выгоняют, мать его налево.

Михалыч поскрёб грязным ногтем в затылке и вдарил по печи кулаком:

- А ну возвращай депутата, б..еать!

Печь немного покряхтела, постонала и выплюнула живого и невредимого Сомова. Тот, пригладив "озеро в лесу" потной маленькой ладошкой, довольно крякнул, кивнул в никуда и уверенным шагом вышел из крематория №4.

- Даже спасибо не сказал, ссскотина! - пробурчал Михалыч.

На четвёртый день у крематория №4 собралась шумная очередь из бизнесменов, чиновников и одного известного певца (говоря по правде, все думали, что он уже давно на том свете, но он упорно продолжал возвращаться в "Голубые огоньки").

— Мы что, стали люкс-крематорием? — спросил Игорёк, судорожно прикрывая рукой дырку на рабочей робе.

— Нет. Мы стали бизнес-открытием года, — сказал опытный Михалыч. — Богатые люди хотят исчезнуть, обнулиться. Сгореть на работе, но с гарантией, что смогут передумать и восстать из пепла.

Так в крематории №4 появился новый прайс:

СГОРЕТЬ БЕЗ ВОЗВРАТА — 10 000.

СГОРЕТЬ С ВОЗМОЖНОСТЬЮ ПЕРЕДУМАТЬ — 50 000.

ПЕЧЬ-ОТПУСК НА ТРИ ДНЯ — 100 000.

Бизнес набирал обороты, Михалыч с Игорьком работали с огоньком и даже подумывали о том, чтобы нанять секретаршу в чулочках. От желающих сгореть хотя бы на время отбоя не было, очередь стояла дальше кладбища.

На седьмой день в крематорий пришёл налоговый инспектор.

— Кто оформляет возвраты? — спросил он.

Его сожгли без очереди. Бесплатно. Без возврата. В налоговой всё равно не проверяют, если ты - пепел.

На восьмой день печь внезапно заговорила.

— Я устала, — сказала она. — Я - заслуженный работник ритуальных услуг, а вы делаете из меня завод для нерешительных самоубийц.

Михалыч предложил премию. И один выходной в месяц. И Печь согласилась.

На девятый день Михалыч, перебравший давеча вискаря, проснулся внутри печи.

— Это ошибка? — спросил он.

— Нет, — ответил стажёр Игорёк снаружи. — Пошёл ты на повышение, Михалыч!

Михалыч крикнул что-то про профсоюз и мать его налево, но было поздно. Температура поднялась. Печь довольно вздохнула.

Игорь Андреевич, новый сотрудник крематория №4, успешно закончивший профессиональную стажировку, вышел в приёмную. Смазливая секретарша в чулочках, стрельнув в него глазами, гаркнула:

— Следующий!

Очередь зааплодировала.