Кристалл ксенолога

Кадет Сергей Фельдман пристегнулся в кресле похожего на дождевую капельку шаттла и включил интерфейс связи. За куполом прозрачной кабины мерцала атмосфера планеты Хиор-Три: лазурный, почти флуоресцентный туман стелился над горами, похожими на застывшие волны. Сергей знал, что воздух здесь насыщен спорами и минералами, и что он опасен для человека, но по-своему красив. Планета пережила страшное — и всё же осталась прекрасной. Горы как застывшие лиловые волны, еще бы.

— Запись дневника, — сказал он вслух. Кристалл в ухе активировался щелчком.
— Запись включена.

— Кадет Сергей Фельдман. Первая миссия. Объект — планета Хиор-Три. Когда-то здесь произошёл ксеноцид гуманоидной расы Нийан, устроенный доминирующим видом вампироидов — хиорцев. В наши дни хиорцы раскаялись. Раскаяние институционализировано. Культура выстроена на памяти о преступлении.

Город хиорцев оказался не мрачным, как ожидал Сергей, а скорее величественно-сдержанным: архитектура вытянута вверх, линии башен и дворцов текут, как капли чернил в воде. В цвете фасадов преобладали оттенки охры, пепла и, неожиданно, розового кварца. Сотни лет назад эти улицы видели кровь, теперь — шелест одежд, ритуалы тишины, мраморные плиты с именами исчезнувших.

Кадет шёл по главному проспекту и чувствовал, как кристалл в ухе улавливает мириады оттенков эмоционального поля: волнение, сдержанность, эхо боли. Но над всем — раскаяние, как терпкий аромат ладана, проникающий под кожу. Он вспомнил строки из бортового файла: «Здесь не забывают. Здесь строят храмы из памяти».

На площади перед Дворцом Исповеди его ожидал хиорец. Он был высоким, узколицым, почти прозрачным, как статуя из матового стекла. Его глаза — чёрные, как антрацит, — остановились на Сергее с вежливым вниманием.

— Добро пожаловать, сын далёкой звезды, — произнёс хиорец, и голос его был, как мелодия, сыгранная на древнем струнном инструменте. — Здесь, где стоит раскаявшийся...

Сергей почувствовал, как кристалл в ухе дрогнул, будто дуновение ветра коснулось его кожи. Это было испытание. Он знал ответ — из тех бесчисленных часов, что провёл, изучая архивы и хроники Хиор-Три.

И он произнёс:

— …Там праведник стоять не может.

Вампир поклонился.

— Вы поняли нас, кадет. Вы увидите всё.

Позже, в тени древнего амфитеатра, где хиорцы устраивают свои ритуалы памяти, Сергей сидел один, записывая дневник. Кристалл тихо вспыхивал в его ухе.

— Я прилетел на мир, где ксеноцид стал краеугольным камнем культуры. Где вместо героев чтят палачей, осознавших, кем они были. Где память — не о славе, а о стыде. Это странно… и, быть может, правильно.

Он посмотрел на вырезанную в бледно-розовом камне фразу, повторяющую ту, что он слышал в космопорту. Здесь она была полная:

Там, где стоит раскаявшийся, праведник стоять не может. Но он может смотреть. И помнить.

Сергей очень гордился, что смог правильно закончить церемониальное приветствие.